— Я не знаю. Я никогда не был влюблен.

Но я переспал с женщиной, которая была предана другому мужчине. В этой ситуации у меня больше общего с любовником Сиенны, чем с Гарреттом, и это горькое осознание.

— Ты всегда был умнее меня, Оливер. — Гарретт допивает остатки своего напитка. — Давай поднимемся на сцену.

Я смотрю на часы.

— Ты бы возненавидел меня, если бы я сбежал?

Гарретт смеется. Искренне. Неудержимо.

— Ты издеваешься надо мной, Кенсингтон? Этот вид… — Он машет рукой в сторону сцены. — И ты готов уйти?

Я смотрю на женщин. Объективно, они все великолепны. Но я оцениваю их красоту, как будто смотрю сцену на экране телевизора. Приятно смотреть, но не вызывает никаких глубоких эмоций.

Я должен рассказать ему о Ханне, тогда мой отъезд обретет больше смысла. Но я хочу оставить ее при себе, чтобы избежать необходимости отвечать на какие-либо вопросы завтра. И, честно говоря, я не уверен, будет ли она ждать снаружи. Я никогда раньше не приглашал женщину встретиться со мной в стрип-клубе.

— Это был долгий день. Из-за всего этого дерьма с моим отцом…

Мой голос замолкает, зная, что Гарретт восполнит пробелы. Его отношения с отцом скорее отстраненные, чем конфликтные, но он улавливает динамику. Помимо Крю, у него самое близкое представление о том, на что на самом деле похожи мои взаимоотношения с отцом.

— Увидимся утром, хорошо?

Я киваю.

— Да.

Гарретт хлопает меня по плечу, а затем встает и направляется прямо к сцене. Брюнетка, на которую он ранее пялился, отрывается; ее шаги такие плавные, что кажется, будто она скользит. Она наклоняется и что-то шепчет Гаррету, на что он нетерпеливо кивает, ее грудь прямо у него перед лицом. Он помогает ей уйти со сцены, а затем следует за ней в темный угол, где она забирается к нему на колени. Я понятия не имею, собираются ли они заняться здесь сексом, и я не задерживаюсь, чтобы это выяснить. Я прохожу мимо Эдмунда, который подходит к сцене теперь, когда Гарретт продемонстрировал, что они могут смотреть и трогать, выхожу из нашей приватной зоны, а затем направляюсь к красному знаку выхода.

Вокруг меня клубится прохладный дым, когда я прохожу мимо других групп, похожих на нашу. Здесь всего в избытке: алкоголя, похоти и соблазна, наполняющих воздух ароматом греха.

Оказавшись за пределами клуба, я глубоко вдыхаю прохладный воздух пустыни, очищая легкие от всего, что было внутри. Очередь на вход в кабаре «Шампань» увеличилась, извиваясь вдоль тротуара и сворачивая за угол в переулок.

Город настолько ярок, что здесь светло как днём, сеть огней ослепительным множеством вьется вверх и вниз по кварталу. Какофония цветов контрастирует с монохромным горизонтом Нью-Йорка. Такое ощущение, что солнце встает наоборот. Как будто город медленно оживает, в то время как остальная часть страны погружается в сон. Каждая вспышка синего, красного или розового — это соблазн, зов с темного неба, который наводит на мысль о сне.

Я засовываю руки в карманы, когда начинаю идти по улице, чуть не порезав палец об игральную карту, которая все еще у меня в кармане. Я оглядываюсь по сторонам, выискивая блондинку среди людей, проходящих мимо меня по тротуару.

Мимо проходит большая группа смеющихся женщин, и тут я вижу ее.

Ханна прислонилась к одной из пальм, посаженных вдоль тротуара, изучая мигающую вывеску перед свадебной часовней. Красные и синие вспышки на ее лице напоминают сирены полицейской машины.

Почему-то я забыл, насколько она красива, за те несколько часов, что прошли с тех пор, как я видел ее в последний раз. Платье, которое на ней надето, облегает каждый изгиб, скромный покрой почему-то сексуален. Ветер играет с распущенными прядями ее светлых волос, пока она смотрит на вывеску.

Приближаясь, я замедляю шаг, поскольку она меня еще не заметила. Странное ощущение нервозности поселяется у меня в животе.

Я нервничал, что она не придет, и облегчение, которое она принесла с собой, — пьянящее, сбивающее с толку чувство.

Но я также нервничаю, что она все-таки пришла. Прошло много времени с тех пор, как я интересовался женщиной, которая понятия не имела, кто я такой. Она более чем заинтересована, я заинтригован ею. Вот почему я рискнул попросить ее встретиться со мной здесь, вместо того чтобы сообщить ей в каком номере я остановился.

Я хочу говорить с ней, а не просто трахнуть ее.

Хотя влечение определенно борется с очарованием, когда мой взгляд скользит по ее телу во второй раз.

Электрический разряд пробегает по моему телу, когда ее голова внезапно поворачивается, голубые глаза встречаются с моими. Температура моего тела повышается, когда ее взгляд опускается ниже, оценивая меня так же, как я только что смотрел на нее.

Я больше почти не чувствую холода в ночном воздухе. Когда мы снова встречаемся взглядами, я вижу, что все, что я испытываю, отражается в ее глазах.

— Ты опоздал. Немного отвлекся? — говорит она, как только я оказываюсь всего в паре футов от нее. Ханна не выпрямляется, позволяя пальме продолжать удерживать ее в вертикальном положении.

— Да, но не так, как ты думаешь. — Я выдыхаю, пиная край одной из бетонных плит, из которых состоит тротуар. Признание Гарретта засело у меня в голове, прямо вместе с образом стриптизерши у него на коленях. Мне казалось неправильным наблюдать, как он принимает это решение. Но это именно то, чем было — его решением. Не мое дело. И я не совсем в том положении, чтобы смотреть свысока с моральных высот. — Жених сказал мне, что застал свою невесту с другим парнем.

Брови Ханны поднимаются.

— И он все еще женится на ней?

— Он любит ее. Он думает, что она все еще любит его, несмотря на совершенную ошибку.

— Большую ошибку.

— Да.

Что бы она подумала обо мне, если бы знала, какие ошибки я совершил?

Я никогда ни одному человеку не рассказывал о том, что произошло между мной и Кэндис. Она рассказала моему отцу. Крю догадалась; я, по сути, подтвердил. Я предполагаю, что Крю рассказал Скарлетт, поскольку у них, похоже, нет никаких секретов друг от друга. Но я никогда раньше добровольно никому не раскрывала эту информацию.

— Ты в порядке?

Я моргаю, переключаясь на Ханну вместо прошлого и избавляясь от странного беспокойства, что я бы ей так сильно не понравился, если бы она действительно знала меня. Отталкивая осознание того, что я хочу, чтобы я ей нравился, а не просто ее тянуло ко мне.

— Я не был уверен, что ты придёшь.

Маленькое признание для меня значит многое. Сомнение — это слабость, и все предпочитают сильного лидера. Уверенность вбита в меня с того возраста, когда я научился ходить. Ты облажаешься, только когда признаешь это, — любимая фраза моего отца. Возможно, это то, что я должен был сказать о Кэндис, вместо того, чтобы извиняться. Он все еще ненавидел бы меня, но, вероятно, уважал бы больше.

— У меня есть пара предложений получше, но ты предложил первый, — говорит она.

Я не уверен, шутит она или нет. Ханна потрясающая. Красотка, которую невозможно не заметить или проигнорировать.

Я делаю шаг вперёд, кладу руку на кору дерева над ее головой. Она достаточно близко, чтобы дотронуться. Достаточно близко, чтобы поцеловать. Я слышу крошечную заминку в ее дыхании, когда замечаю нашу близость.

Она прикусывает нижнюю губу, и мы стоим достаточно близко, чтобы я мог видеть крошечные вмятины, оставшиеся на пухлой губе. Кровь приливает к жилам, когда она успокаивает это место движением языка, и это зрелище трогает меня больше, чем все, что я видел внутри.

— Можно мне поцеловать тебя? — Я не осознал, что произнес эти слова вслух, пока они не вылетели наружу, зависая между нами.

— Я думала, ты сегодня вечером доберешься того, чего хотел? — спрашивает она.

— Я убеждаюсь, что ты тоже этого хочешь.

— Меня бы здесь не было, если бы я не хотела.

Прежде чем я успеваю ответить, прежде чем я успеваю поцеловать ее, она целует меня.