— Ч… — откуда все это взялось? — Наконец он выдавил из себя, когда они с Конни поднимались наверх по эскалатору.

— Да ладно тебе, Дэнни, ты же знаешь, откуда все это взялось.

— Лимузин, дом, территория, жакет с отделкой из норки, прислуга, бар из кобальтового стекла, развлекательный центр с телевизором, кинозал, боулинг, поле для поло, бассейн, эскалатор и ожерелье из шести нитей черного жемчуга, которое, как я теперь заметил, ты носишь на шее… и все это джинн?

— Просто дух захватывает, не так ли? — Простодушно сказала Конни.

— У меня с этим небольшие проблемы.

— Проблема у тебя одна — Масуд погрузил нас в трясину бед, ты не смог с этим справиться, а мне каким-то образом удалось вытащить нас из этого болота. И ты не можешь с этим смириться.

— Да, я снова подумываю о разводе.

Они шли по длинному коридору, увешанному произведениями современной японской живописи. Конни остановилась и положила обе руки на дрожащие плечи Дэнни.

— Сквайрс, у тебя тяжелый случай переоценки своей персоны. Никто не может постоянно побеждать. Мы женаты меньше двух недель, а знаем друг друга уже три года. Но ты не знаешь, сколько раз я проигрывала до этого, и я не знаю, сколько раз ты одерживал победы до этого. То, что я узнала о тебе за это время, позволило мне, выходя за тебя замуж, думать: «Этот парень сможет справиться с проблемой, когда я не смогу». По-моему, так и должно быть в настоящей семье. Я не могу каждый раз набирать очки, и ты тоже. Работает пара. На этот раз с проблемой справилась я. В следующий раз справишься ты. Может быть.

Дэнни слабо улыбнулся…

— Я больше не думаю о разводе.

Краем глаза он уловил какое-то движение, заставившее его оглянуться через плечо.

Чернокожий мужчина ростом явно больше трех метров стоял в открытых дверях комнаты — физически совершенный во всех отношениях, с точеными чертами лица, Адонис[15] да и только, одетый в безупречно сшитый костюм-тройку, с аккуратно завязанным шелковым галстуком.

— Э-э… — только и мог выдавить из себя Дэнни.

Конни оглянулась через плечо:

— Привет, Масуд. Сквайрс, я хотела бы познакомить тебя с Масудом Джаном бин Джаном, джинном-мазикином из племени ифритов, милостью Сулеймина, повелителя всех джиннов, да не оставит Аллах нас своей мудростью. Наш благодетель. Мой друг.

— Насколько хороший друг? — Прошептал Дэнни, глядя на это сексуальное совершенство, возвышающееся перед ним.

— Мы не знали друг друга с плотской точки зрения, если я правильно понимаю твое убогое замечание, — ответила она. И с легкой тоской добавила. — Я не в его вкусе. Думаю, он положил глаз на одну известную тебе певицу, Лену Хоум. — Видя все же недоверчивое выражение на лице Дэнни, она возмутилась. — Ради бога, перестань быть таким чертовски подозрительным!

Масуд шагнул вперед, сделав два шага, чтобы преодолеть расстояние в пять метров, и произнес приветствие с традиционным исламском жестом «голова-сердце», с улыбкой на лице:

— Добро пожаловать домой, господин. Я жду вашей малейшей просьбы.

Дэнни перевел взгляд с джинна на Конни, изумление лишили его способности связно изъясняться:

— но… ты застрял в лампе… вспыльчивый, о боже, каким же ты был вспыльчивым… как  ты… как же она…

Конни рассмеялась, и джинн с большим достоинством присоединился к ее смеху.

— …но ты сказал, что не дашь нам ничего, кроме несчастий! И ты дал нам все это… Почему?

Глубоким, сладкозвучным голосом, но которым (как казалось Дэнни) можно было сбить птицу, летящую высоко в небе, джинн тепло улыбнулся и ответил:

— Ваша добрая жена освободила меня. После десяти тысяч лет, проведенных в тесноте, с вечными болями в животе, в этой самой жалкой темнице, госпожа Конни выпустила меня на свободу. За эти десять тысяч лет я сменил более ста тысяч жестоких и продажных хозяев, и наконец попал в руки того, кто относится ко мне с уважением. Мы друзья. Я с нетерпением жду возможности распространить эту дружбу на вас, господин Сквайрс.

Воодушевившись этим объяснением, пространным и напыщенным, джинн продолжил:

— Теперь я свободен, мне позволено существовать среди людей во времена, когда мой вид считается легендой, и, таким образом, я могу жить интересной, новой жизнью, моя благодарность не знает границ, как не знали границ мои ненависть и гнев. Теперь мне больше не нужно выступать в роли демона, теперь я могу быть таким ифритом, о котором говорил учитель Иеремия бен Элиазар в псалме XLI. За последние три дня я многое увидел в этом мире. А как люди проводят время! Я нахожу это самым приятным, по мне так это просто прелесть. Скорость, блеск, освещение. Несравненный дом Лены! Вам нравится баскетбол?

— Но как? Как тебе это удалось, Конни? Как? Ведь никто не мог вытащить его оттуда…

Конни взяла Дэнни за руку и повела к пятиметровой высоты дверям:

— Можно нам войти в твою квартиру, Масуд?

Джинн сделал приглашающий жест и поклонился так низко, что его голова оказалась на уровне талии Дэнни, когда они с Конни проходили мимо.

Они вошли в покои джинна, и им показалось, что они перенеслись во времени в древнюю Басру, в «Тысячу и одну ночь».

Но среди всех этих шелков, драпировок, подушек, свечей, шкатулок и медной посуды, в центре зала, в люцитовой витрине на ониксовом пьедестале, освещенный единственным ярким пятном света из неизвестного источника, находился единственный объект поклонения.

— Иногда волшебству приходится уступать технологии, — сказала Конни. — А древнему гневу уступать здравому смыслу.

Дэнни шагнул вперед. Он никак не мог разобрать, что за предмет лежал на черной бархатной подушке. А подойдя ближе не мог поверить своим глазам. Не может быть. Это было так просто. Но почему никто не додумался до этого раньше. Вероятно потому, что, когда лампа находилась у предыдущего владельца, консервных ножей еще не существовало.

— Консервный нож. Консервный нож!?! Простой, глупый, повседневный консервный нож!?! И это все, что потребовалось? У меня был нервный срыв, а ты додумалась пустить в ход консервный нож?

— Можешь себе представить, — Конни подмигнула Масуду.

— Да, картинка так себе, — сказал Дэнни. Но перед глазами у него сверкал бриллиант размером с отель «Ритц».