Она откинула одеяло и встала с дивана. Она была обнажена. Они были женаты не так уж долго, чтобы не обращать на это внимания.

— Куда ты идешь?

— Ты знаешь, куда я иду.

Он принял сидячее положение на диване. В его голосе не было легкости:

— Конни!

Она остановилась и уставилась на него.

Он тихо проговорил:

— Не надо. Мне страшно. Пожалуйста, не надо.

Она ничего не сказала. Некоторое время она смотрела на него. Затем, обнаженная, села, скрестив ноги, на пол недалеко от дивана. Она оглядела то немногое, что у них было, и мягко ответила ему:

— Я должна, Дэнни. Я просто должна… … если есть шанс, я должна.

Так они и сидели, молча устремив взгляды в первозданный хаос, пока, наконец, Дэнни не кивнул, тяжело выдохнул и встал с кушетки. Он подошел к одной из картонных коробок, вытащил тряпку для пыли, встряхнул и протянул ей. Конни подошла к подоконнику, где стояла потускневшая и заржавевшая масляная лампа. Взяла в одну руку лампу, в другую — тряпку:

— Сквайрс. Кто знает, может быть, мы действительно заполучили джинна в 24 карата. — Несколько минут ничего не происходило. — Мне тоже страшно, — пояснила она, и, задержав дыхание, быстро потерла лампу. — Сияй, о хозяйка особняка в Месопотамии.

Под ее быстрыми пальцами патина начала отходить пятнами.

— Нам понадобится полироль для латуни, чтобы сделать все как надо, — сказала Конни; но внезапно остатки, покрывавшие лампу, исчезли, и она принялась тереть блестящую поверхность самой лампы.

— О, Дэнни, посмотри, как она красива, несмотря на всю эту грязь!

И в этот самый момент лампа выпрыгнула у нее из рук, испустив резкий клуб серого дыма, и чудовищный голос разнесся по квартире:

— АГА! — Грохотало громче, чем от поезда в метро. ХА-ХА! НАКОНЕЦ-ТО Я СВОБОДЕН! СПУСТЯ ДЕСЯТЬ ТЫСЯЧ ЛЕТ! СВОБОДЕН ГОВОРИТЬ И ДЕЙСТВОВАТЬ! И ОБО МНЕ СКОРО МНОГИЕ УЗНАЮТ!

Дэнни упал навзничь. Звук был такой силы, что вылетело оконное стекло и все лампочки в квартире разлетелись вдребезги. Из коробки с их скудной фарфоровой посудой доносились звуки свидетельствующие, что ни одной целой тарелки, ни одной целой чашки там не осталось. Завыли собаки в округе. Конни закричала — хотя ее голоса было не расслышать — и упала на пол в угол у окна, все еще сжимая в руках тряпку. С потолка посыпалась штукатурка. Шторы окна развивались как флаги на ветру.

Дэнни пришел в себя первым. Ему удалось усесться на стул и он с ужасом уставился на лампу. Глянул на Конни — она сидит в углу, лицо белое, глаза огромные, зажимает уши руками. Дэнни поднялся на ноги и строго обратился к этой, казалось бы, безобидной лампе:

— Прекрати шуметь! Ты что, хочешь чтобы нас лишили права аренды?

— КОНЕЧНО, ОТРОДЬЕ ЧЕРВЯ!

— Я требую: прекрати это чертово рычание!

— ЭТОТ ШЕПОТ? ЭТО НИЧТО ПО СРАВНЕНИЮ С УРАГАНОМ, КОТОРЫЙ Я МОГУ УСТРОИТЬ, ПОРОЖДЕНИЕ ОБЕЗЬЯНЫ!

— Кошмар! — завопил Дэнни. — Меня выгонят из единственной квартиры в Нью-Йорке, которую я могу себе позволить, из-за какого-то крикливого джинна в кувшине…

Дэнни и Конни опустились на колени и поползли к ламп лежащей на боку на полу возле дивана. «Боже мой» вздыхала Конни. «Не ужели все это действительно происходит?» недоумевал Дэнни.

— Ты правда там? — Поинтересовалась Конни.

— ГДЕ ЖЕ МНЕ ЕЩЕ БЫТЬ, ШЛЮХА!

— Эй, ты не можешь так разговаривать с моей женой…

Конни шикнула на него:

— Если он джинн, то может говорить все, что ему заблагорассудится, лишь бы выполнял наши желания.

— Да? Ну, я не могу позволить так называть мо…

— Заткнитесь, Сквайрс. Я могу сама о себе позаботиться. Если то, что в этой лампе, даже хотя бы вполовину меньше джинна из того фильма, на который ты водил меня…

— «Багдадский вор»… версия 1939 года… но Рекс Ингрэм был обычным актером, лишь при помощи технических приемов кино он казался большим.

— Даже если так. Даже если этот джинн только наполовину больше тебя, изображающего из себя мачо, чрезмерно заботливого муженька-шовиниста…

— НАДО ЖЕ, ЛЮДИ ПРОДОЛЖАЮТ ТАРАТОРИТЬ, КАК ОБЕЗЬЯНЫ, ДАЖЕ СПУСТЯ ДЕСЯТЬ ТЫСЯЧ ЛЕТ! НЕУЖЕЛИ НИЧТО НЕ ИЗБАВИТ ЗЕМЛЮ ОТ ЭТОГО НАШЕСТВИЯ НАСЕКОМЫХ?

— Нас просто вышвырнут отсюда  жильцы. — Лицо Дэнни исказилось в ужасе от такой перспективы. — Если копы их не опередят. Пожалуйста, джинн, — Дэнни наклонился вплотную к лампе. — Только немного потише, ладно?

— ПОТОМОК МИЛЛИОНА ВОНЮЧИХ СУЩЕСТВ! СТРАДАЙ!

— Ты не джинн, — самодовольно заявила Конни. Дэнни посмотрел на нее с недоверием:

— Он не джинн? Тогда кем, черт возьми, ты его считаешь?

Она шлепнула его. Затем приложила палец к губам.

— Я ДЖИНН, РАЗВРАТНАЯ ШЛЮХА!

— Нет, это не так.

— Я ДЖИНН.

— Нет.

— НЕТ. ДЖИНН

— Конечно, нет.

— Я ДЖИНН, БЛУДНИЦА ИЗ СКЛЕПА! ПОЧЕМУ ТЫ ГОВОРИШЬ «НЕТ»?

— Джинн обладает огромной силой, джинну не нужно так кричать, чтобы его услышали. Ты не джинн, иначе говорил бы тише. Ты не можешь говорить на приличном уровне, значит ты мошенник.

— ОСТОРОЖНО, ШЛЮХА!

— Фу, ты меня не пугаешь. Если бы ты был таким могущественным, каким хочешь казаться, ты бы говорил потише.

— Так лучше? Ты довольна?

— Да, — сказала Конни, — так лучше. Но ты сможешь продолжать в том же духе дальше? Вот в чем вопрос.

— Смогу. Постоянно. Если понадобится.

— И ты можешь исполнять желания? — Дэнни вернулся к интересующей его теме.

— Естественно, но не для тебя, отвратительное отродье человечества.

— Эй, послушай, — возмутился Дэнни, — мне наплевать, кто ты такой! Ты не можешь так со мной разговаривать. В конце концов, я твой хозяин!

— Ха! Вношу поправку, грязь первобытных морей. Есть некоторые джинны, которыми управляют их хозяева, но, к сожалению для вас, я не один из них. А дело вот в чем.  Много веков назад я был заключен в этот проклятый сосуд одурманенным колдуном, который ничего не знал о молекулярном сжатии и еще меньше о связующих силах Вселенной. Он поместил меня в эту трижды проклятую лампу, слишком маленькую для меня, и с тех пор я был зажат внутри, и не могу покидать эту металлическую тюрьму. С годами мое добродушие испарилось. Я могущественен, но я в ловушке, и те, кто владеет мной, не могут надеяться на осуществление своих желаний. Я несчастлив, а несчастливый джинн — это злой джинн. Будь у меня возможность свободно перемещаться в пространстве, я мог бы стать твоим рабом, но сейчас, я лишь с удовольствием навлеку на тебя миллион бед в тысячах форм!

Дэнни усмехнулся:

— Черта с два ты это сделаешь. Я брошу тебя в печь для сжигания мусора.

— Ха! Ты, купив лампу, не можешь ее потерять, уничтожить или отдать. Ее можно только продать. Таковы правила магии. Поэтому я с тобой навсегда, ибо кто станет покупать такую жалкую лампу? — Ведь я постараюсь, чтобы она опять приобрела отвратительный вид. — После этих слов, в небе прогремел гром.

— Как ты собираешься нас мучить? И когда? — Поинтересовалась Конни.

— Для этого по правилам меня должны о чем-нибудь попросить. Вот сделайте это, и вы увидите, на что я способен.

— Просить, — засомневался Дэнни, — ну не знаю, ты такой обидчивый.

— Неужели тебе не нужен бумажник, набитый деньгами? — В голосе, доносившемся из лампы, звучала искренность.

— Ладно, давай доллары, зеленые будут не лишними, хотя…

Смех джинна был оглушительным и внезапно оборвался дождем лягушек, которые посыпались с потолка. Зеленые маленькие, извивающиеся вонючие, они падали и падали на Дэнни и Конни. Конни вскрикнула и бросилась к шкафу с одеждой. Секунду спустя она вышла, и в волосах у нее было полно лягушек — они, каким-то образом, пролетали и сквозь крышку шкафа. Дождь из лягушек продолжался и на лестничной площадке, когда Дэнни выскочил туда, чтобы спастись от них. Он захлопнул дверь — до него дошло, что он все еще голый, — и закрыл голову руками. Лягушки падали, корчась, издавая зловоние, и вскоре они оказались по колено в них, а маленькие грязные, покрытые бородавками тельца прыгали и прыгали, стараясь угодить им прямо в лицо.