— Как раз мое последнее дежурство!.. — пожаловался Джек. — В отдел кадров — это для увольнения, конечно. А за что?!
В туалете перестали петь и зашуршали бумагой.
— Сейчас дежурит Густав, а там, — Монро кивнул на дверь, — новый сотрудник. Все верно, Густава я видел. Бред же?
— Бред, — согласился Павел и погладил его по плечу. — Пошли отсюда.
Понурив голову, Джек вышел к мосту, где их ожидали Гриша и Ийермуск. Проход позади них закрылся в тот самый миг, когда из туалета осторожно выглянул изумленный мужчина.
— Я думал: подойду к саркофагу, и сам себя отключу… — пожаловался Джек. — И как же теперь? Куда же я делся?
— Не дури, это просто еще одна виртуальность.
Гриша, придерживавший бывшего хозяина за пояс, легонько пнул его коленом.
— Ийермуск, ты же сверхсущество?
— Допустим… — задумчиво склонил голову сириусянин.
— Объясни нам, где мы и кто мы.
— Гриша, ты же тупой позвоночный живородящий?
— Допустим, — криво улыбнулся землянин.
— Ну так ты же все равно ничего не поймешь! — Ийермуск расхохотался, несмотря на еще один пинок. — Я тебе говорил, что мы влетаем в расширяющуюся виртуальность? Говорил. Но ты почему-то не понял. А ведь видел копию Реальности. Я думаю, вы все трое слишком ничтожны, чтобы разобраться в Великом. Или хотя бы поверить Императору, как я.
Павел стоял перед опорой и все не мог решиться. Хотелось проверить и свой саркофаг, но как отличить реальность от виртуальности?
— Как отличить реальность от виртуальности, сириусянин?
— Это дано только Императору, — отрезал Ийермуск. Но, подумав немного, смягчился: — Один раз говорю, слушайте! Реальность — глупа.
Земляне продолжали смотреть на семипалечника, ожидая продолжения или пояснений.
— Не поняли… — пробормотал Ийермуск. — Хорошо, попробуем по-вашему: Реальность умна. Нет? Опять не поняли? И не поймете, червяки. Сириус навсегда! А вы все… — Он расстроенно махнул рукой и в задумчивости пошел к тарелке.
— Стоять! — тут же погрозил ему кортиком Гриша. — Ты же знаешь, что не сбежишь!
— Да, с Истинной Руной вам просто повезло, — согласился сириусянин. — Микроскоп в лапах мартышек. Кстати, откуда она у тебя?
Теперь все уставились на Пашу.
Москва-0
3 октября, ночь
Квартира, в которой прежде располагался «Гадальный салон госпожи Мананы», оказалась совершенно пуста. Исцарапанный паркет, старые обои, покрытые выцветшими силуэтами, оставшимися от громоздкой мебели, — вот и все. Ни пылинки. Это было жутко.
— А с кем я буду говорить? — Галя старалась, чтобы ее голос не дрожал. — С вами?
— Можешь быть со мной на ты.
Улыбка Аллы не предвещала ничего хорошего.
— Жди.
На первом плане они бежали через лес. Впереди тяжело пыхтел, переваливаясь, Максимович, спотыкался о поваленные стволы. За ним, уворачиваясь от веток, спешила Галя, на ходу еще успевая плакать. Белка был сразу везде — метался вокруг спутников, то подбадривая, то издеваясь над тихоходами.
— Войцеховский спрашивает: что тебе известно о броднике по имени Белка Чуй.
Алла была на полголовы ниже Гали, лицо простецкое, да и голос как у сердитой старшеклассницы. Чего такой бояться? Галя постаралась расслабиться, сложила руки на груди.
— Где же он сам?
— Отвечай, сука. Быстро!
Под Галей вдруг вспыхнул огонь. Девушка взвизгнула, отскочила, уставилась на обугленный паркет.
— Не умеешь так? Тогда не выпендривайся. Что знаешь о Белке, быстро!
Галя на первом плане совершила несколько пассов, получила на нулевом в руки кастрюльку с водой… Зачем? Поздно или рано, и почему кастрюльку…
— Максимович! Я не справлюсь с ней!
— И не пытайся! — на бегу пропыхтел Максимович, он даже не оглянулся. — Ты слишком не опытная, а перед тобой обученная хоза.
— Она спрашивает про Белку!
— Расскажи…
Из воздуха возникли сразу три шпильки, они вонзились Гале в живот и грудь. Алла застыла с вытянутыми вперед руками.
— А так умеешь, сучка?
— Руки не обязательно на этом плане… Руками не надо… — пробормотала Галя, вырывая из себя шпильки.
— Поучи меня, ага!
Теперь веревка. Она сама скрутила Галю, дернула вверх, подвесила под потолком. Девушка создала нож, принялась пилить, но веревка не поддавалась.
— Белка Чуй! — повторила Алла.
Галя почувствовала огонь. Припекало все сильнее.
— Я расскажу, расскажу, пусти!
Костер потух, не оставив после себя даже дыма. На бедре тлела юбка, а Галя не могла даже дотянуться, лишь беспомощно раскачивалась.
— Я с ним случайно познакомилась, в Москве, на Ленинградском вокзале! А потом… Потом в поезде, он про хозов нам с Пашей рассказывал!
— О Паше в свое время. У Белки Чуя был перстень. Ты видела его?
— Истинная Руна…
На первом плане Галя рванулась в сторону, поймала за рукав веселого бродника.
— Белочка, она про перстень спрашивает!
— Нету у меня перстня! — захохотал Белка Чуй, растопырив пальцы. — Не найдут теперь!
— Но что мне делать-то? Ведь больно, они все что хочешь могут со мной сделать!
— Вот за это я и не люблю хозов, — посерьезнел бродник. — Убивать их всех надо. Ты беги, еще километра два, и будем далеко от их Границ Власти.
Алла слушала, не перебивая, вот только когда Галя делала паузы, под пленницей снова вспыхивало пламя.
— Я отразилась, и они с Максимовичем меня забрали к себе в домик на первом плане.
— Точнее! Говори о доме!
Галя не отпускала бродника в темном лесу мира, где запретили электричество.
— Белочка, они из меня вытянут все! Они узнают, где мы жили!
— Ври, тяни время! Еще немного, через часок будем слишком далеко. За городом хозы — ничто.
Максимович совершенно выдохся. Грузный, коротконогий, он едва двигался, но продолжал толкать себя вперед, хватаясь за стволы. Его упорство гнало и Галю: значит, дело совсем плохо. Очень плохо. Хуже, чем могло быть, когда она еще оставалась просто человеком.
— Домик… Ну обычный деревенский домик, у нас там куры были… Белка приносил вообще-то еду, он куда-то ходил, я не знаю…
— Представь!
— Такой… — Галя выронила бесполезный нож. — Обычный. Две комнаты вокруг печки, и веранда.
— Застекленная? — Снизу полыхнуло огнем. — В деревне дом? Большая деревня?
— Нет, просто в лесу! Даже страшно, одинокий дом, но Максимович говорил, что нечисть эти места обходит.
Белка Чуй убежал вперед, чтобы почти сразу вернуться.
— Ручей впереди! За ручьем привал, давай, Максимович!
Он схватил товарища за руку и потянул за собой. Тоже вымотавшаяся Галя стала отставать, ей вдруг стало страшно, что они оглянутся — а ее уже нет. Галя хотела крикнуть, что ей страшно здесь, что ей больно на нулевом плане, но вместо крика из горла вырвался хрип: по велению Аллы две петли затянулись на Галиных щиколотках и рванули ноги в стороны. До сих пор Галя не умела садиться на шпагат.
— Нюни не разводи, сука! — Алла ударила пленницу появившимся в руках бичом. — Представляй, представляй лучше! Войцеховский придет — хуже будет!
До ручья Галя доползла на четвереньках, тут ее подхватил мокрый Белка, успевший перетащить на ту сторону Максимовича.
— Белочка, мне больно, она мучает меня, Белочка!
— Да не ори! — Он ухмылялся, когда тащил хозу через ручей. — Это тебе там больно, а тут нет. Так что охолонись, все пока в порядке.
— В порядке?!!
Она представила дом так четко, как только возможно было это сделать в таком состоянии. Прошла по комнатам, выглянула во двор, обошла курятник. Вот колодец, вниз, с холма, тропинка ведет к березовой рощице. Там грибы.
— Плевала я на твои грибы!
Последний удар Аллы пришелся по лицу. Один глаз не пострадал, а вот веко другого оказалось разорванным. Галя боялась дотронуться до раны, и только ревела кровавыми слезами.
— Белка, что делать?!
Он опустил ее рядом с задыхающимся Максимовичем, присел на корточки рядом.
