- Что бы я ему сейчас ни сказала, это будет выглядеть оправданием, а мне есть за что оправдываться?
- Не-ут? - кот решил поддержать разговор, хотя вопрос был стопудово риторическим.
- Не за что мне оправдываться! И не собираюсь... - Марья нахмурилась. - Это что, он решил, что прямо из его объятий я пошла к Робину и устроила с ним успокоительные... хм... как бы это поприличней...
- Потрахушки? - подсказал Невс даже без акцента.
- ...шикарный термин... - Марья прищурилась, ее начало колотить от злости. - И за кого он меня держит, интересно?! Опять напридумывал, решил, постановил и вынес приговор?! - женщина вскочила, вылетела из фургона, и даже прошла пару шагов. - Да я ему сейчас... - и снова замерла. Тяжело дыша, постояла, мотнула головой и, сжав зубы, пошла назад. Снова села на кровать, потом улеглась, пояснив возникшей в дверях кошачьей голове:
- Нужно успокоиться!
Решить было легче, чем сделать: хотя дыхательные упражнения помогли выровнять дыхание, но расслабиться не получалось напрочь. Тогда Марья вспомнила, как заговаривала девчонок в заречной пробежке: «У меня расслабляются мышцы ступней...» Когда расслабились зажимы лицевых мышц, Марья почувствовала себя большим куском холодца. Пришло время очищения сознания. Годы тренировок и вбитые в подкорку техники сделали свое дело. Голова стала легкой, а мысли позванивали подтаявшими кубиками льда.
- Итак, что мы имеем? Кианг Шуй одна штука. Воспитывался практически в средневековом обществе, более того, в монастыре, посвященный хрен знает какой ступени. Потому как правды не говорит змеище. Здесь тоже жил практически в изолированной общине. И тут на него сваливается такое сокровище как я, со всеми восмьюдесятью килограммами. И что он, за несколько несчастных месяцев должен был забыть опыт всей предыдущей жизни? Вместе с привычками, укладом и устоявшимися стереотипами межличностных отношений? Ага, счаз, разбежался+. Но тогда как жить дальше вместе? Хотя-я-я… В адаптабельности ему не откажешь! Так что разруливать непонятки - это вполне нормально, только как их разрулишь, если вот взял и убежал. Надумал себе что-то, ровно в соответствии с тем самым опытом, решил и постановил. Причем уже не первый раз. Я-то думала, что хождение по одним и тем же граблям - это чисто славянская забава. Ан нет! Китайцы тоже не прочь пройтись туда-сюда по шанцевому инструменту. Флора таки мудрая женщина! Мужикам, и правда, нужно давать свободу выбора. Вот пусть посидит, подумает за жизнь, мешать не будем. Но если утром встанет в позу обманутого мужа или еще хуже, скажет, что он меня прощает... М-да, придется идти к доку и решать вопрос медикаментозно. Как мне ни жаль. Но глушить всех вокруг своими - весьма отрицательными - эмоциями не комильфо, однако. Дома страдай сколько угодно, но здесь - нетушки. А Ник, гадюка, кое в чем таки прав...
На этой мысли Марья уснула, плотней, укутавшись в халат и скрутившись калачиком.
Кианг вернулся в фургон, посмотрел на спящую чуть ли не в колени носом Марью и тихо вздохнул. На лице спящей женщины не было расслабленного покоя, оно было напряженным и растерянным одновременно. Марье снился Кианг. Он стоял посредине двора ее любимой таежной заимки, а вокруг него вращался хоровод девиц. Девицы были белые и черные, азиатки и мулатки, все как одна одетые в сарафаны. Они очень плотоядно пялились на Кианга и почему-то жужжали, как стая навозных мух. Марья же стояла на крыльце и не могла решить, чем девиц разогнать: пальнуть в них из двустволки, заряженной солью или воспользоваться здоровенной мухобойкой.
Кианг осторожно накрыл женщину покрывалом и так же осторожно прилег рядом. Но Марья тут же резво придвинулась вплотную, обхватила его за талию и, вздохнув, улыбнулась. Там, во сне, Кианг вдруг тоже оказался на крыльце, ничуть не сомневаясь, схватил мухобойку и с криком «Кыш, пернатые!» разогнал девиц. Марья еще успела удивиться чистейшему русскому произношению, как сон закончился.
Утро началось с одуряющего запаха кофе, выпечки и корицы. Марья потянулась от души, и тут же из-за шторы, отделяющей гостиную, вынырнул Кианг с подносом в руках. Ставить поднос на комод он не стал, и женщина быстро села по-турецки, задрапировав колени халатом. Покрывало отправилось к стенке, освобождая посадочную площадку, и перед ней поставили деревянный поднос. Марья восхищенно потянула носом. Две чашки тонкого фарфора, над которыми с парком поднимался вкуснейший аромат. Два маленьких стеклянных стаканчика с водой и вазочка с печеньем, пахнущим ничуть не хуже кофе. И как последний штрих в натюрморте, ярким фиолетовым мазком плотно заполненная коротенькими полевыми цветами плошка. Кианг сел напротив, ему было проще, он был одет в широкие черные штаны и такую же черную, с белыми манжетами и воротником-стойкой, рубаху. Они молча пили кофе и хрустели печеньем. Говорить, по крайней мере, Марье, ни о чем не хотелось, и даже выяснять, по какому поводу был вчерашний забег в ширину. Первым нарушил молчание Кианг, да так, что Марья чуть не уронила чашку с остатками кофе.
- Ты станешь моей женой? - мужчина смотрел серьезно.
- Эм... А сейчас еще нет? - прикинулась непонимающей Марья, но видя, что ее вопроса не поняли, пояснила: - Ну, живем же мы как муж и жена...
- Я хочу жениться по-настоящему, - так же серьезно сообщил Кианг.
- И как? Я православная, можно сказать, - хотя и с очень большой натяжкой, но это Марья уже вслух не произнесла. - Ты ... Буддист? Даосист?
- Дао, - кивнул головой китаец.
- И кто нас поженит? И по каким обычаям?
- Мэр любого городка, - не задумываясь ни на секунду и показывая этим, что вопрос обдумывался еще до этого разговора, выдал Кианг.
- А то, что это будет простой бумажкой, это ничего? Я же даже не из вашего мира! И еще... - Марья вспомнила жужжащих невест из своего сна. - Кианг, - она вздохнула, - когда ты попадешь к нам, то вокруг тебя появится очень много женщин. Они будут из шкуры лезть, чтобы привлечь твое внимание. Они будут красивей, моложе, и за их спинами не будут маячить взрослые дети, не менее взрослые внуки и уже, наверное, правнук... Ник таки прав, и тебе стоит подождать с решением.
- Я уже решил... - Кианг упрямо мотнул головой и протянул вперед раскрытую ладонь, на которой лежали два кольца. Тонкие серебряные ободки с двумя иероглифами на каждом. Фу - счастье и Шоу - долголетие.
- Хоть трехлапую жабу рисовать не стал... - пробурчала Марья, взяла кольцо побольше и надела его на безымянный палец жениха.
- Ты уверена? - Кианг, хитро усмехаясь, повернул кольцо так, чтобы видна была внутренняя сторона. Там находился крохотный рисунок, но нужна была лупа, чтобы рассмотреть жабу, приносящую счастье.
- Хотела бы я посмотреть, какие были глаза у ювелира, когда ты попросил его нарисовать эту милую зверушку, - мечтательно улыбнулась невеста.
- Можешь посмотреть на мои, - пожал плечами Кианг. - Ювелир тоже китаец.
- Ну-у-у! Так неинтересно!
***
Когда Марья и Кианг вышли к завтраку, все уже сидели за столом и смотрели на них как-то слишком заинтересованно. Потом сестренка Ю радостно заулыбалась, вскочила со своего места и, сложив ладони перед грудью, поклонилась. Пара уселась под дружные аплодисменты, и только Ник прищурился и пробухтел себе под нос:
- Один поторопился, а вторая не упустила случая...
- Ха! – Изя насмешливо усмехнулся, он-то сидела рядом и прекрасно все слышал. - А чего ей упускать такой гешефт? Когда такой мужчина, как Кианг, предлагает руку и сердце, таки нужно брать!
- И я о том. Только вот у нас дома и поинтересней барышни имеются, - Ник многозначительно посмотрел на Марью, а та вдруг расхохоталась.
- А я этих барышень, ой не могу, буду гонять, чтобы не жужжали! Ляпалкой... - отдышалась и пояснила недоумевающим друзьям: - Да сон мне приснился! - и пересказала сюрреалистическую картинку про дам в сарафанах и жужжание. - Правда, там их Киа разогнал и кричал при этом на чистом русском! Кыш, пернатые!
