Хоть они с Гийомом и были наедине, Тибо перешел на шепот:

– В глубине пещеры есть стена. В стене дырка, маленькая, в самом верху. Если сунуть в нее руку и надавить посильнее, стена осыплется. Возникнет проход, скажем, с человека среднего роста. А по ту сторону будет – только не падай… изнанка Заячьего водопада.

– Заячьего водопада? Что, правда?

– Правда, Гийом. Скрытая комната, стена воды: тайник на крайний случай.

– Значит, ты спрячешься там.

– Ну, нет.

– Почему нет?

Тибо уязвленно выпрямился.

– Я не стану там прятаться, Гийом, потому что прятаться не собираюсь. Зато я спрячу там Эму. Лисандра. Тебя, если потребуется, или любое другое сокровище. Стеклянные часы – кстати! Но сам не буду. Это было бы недостойно короля.

– Недостойно, недостойно… Если твоя жизнь будет в опасности, то всему королевству придется спасать шкуру. Так что, по-моему, оно того стоит.

– Если я в опасности, все королевство в опасности, а если королевство в опасности, король не может исчезнуть.

– Пустослов.

– Правитель.

Гийом снова скрестил руки. Слышать эту смесь бесстрашия и бахвальства из уст импульсивного по натуре Тибо было тревожно.

– Единственная трудность, – продолжал король, – это отыскать пещеру. На склоне полно расщелин, пастушьи тропы только путают. И вход завешен плющом, так что легко пройти мимо. Но я сложил из камней столбик.

– Кучка камней среди камней…

– Его легко узнать, столбик вот такой высоты и такой ширины.

– И все же это камни, и вокруг такие же камни.

– Погоди.

Тибо схватил со стола лист бумаги, макнул перо в чернильницу и набросал несколькими штрихами свой ориентир: снизу пошире, сверху плоский камень, а на нем другой, совсем круглый, – человечек, расставивший руки.

– Держи.

– Какой чудесный рисунок, – присвистнул Гийом, крутя его и так, и эдак. – Да в тебе, король, талант пропадает.

– Хватит издеваться. По крайней мере, общее представление ты теперь имеешь.

– Еще бы! Очень выразительный штрих, – не унимался Гийом, пряча каракули в карман.

– Ну все, перестань. Лучше послушай: у нас перед Жакаром огромное преимущество. Он должен действовать тайно, пространства для маневров у него мало. А я уже оповестил советниц письмами под двумя печатями, что он на острове. Им придется удвоить бдительность и ни в коем случае не допустить, чтобы новость распространилась, он не должен знать, что его ищут. А вот Жильберте Буржуа и Бернарде Задир я писем не послал. Им я пошлю мирового судью, и он их задержит.

Тибо говорил, прохаживался и махал руками с тревожным оживлением. Вдруг он замер на месте и замолчал. Его поразила одна мысль.

– Если Жакар не покидал острова, чего же он ждет, Гийом? Почему не нападает?

Капитан устало пригладил седые волосы и ответил потухшим голосом:

– Он ждет, когда ты дашь слабину.

Все воодушевление Тибо разом рассеялось. Он рухнул на стул черного дерева и обреченно прошептал:

– Ночь равноденствия изрядно ему помогла…

Он закрыл лицо ладонями. Голова у него вдруг стала совершенно пустой – или слишком полной, что одно и то же. Он чувствовал, что миг, когда он дрогнет, неумолимо подступает. Он шел по острому гребню, куда уже Френельского: оступись он хоть на чуть-чуть – и соскользнет в безумие. Гийом нагнулся над ним, не решаясь тронуть.

– На людях, Тибо, ты должен выглядеть сильным. Раскисать можешь только за закрытыми дверьми.

Тибо все молчал, и Гийом решился пообещать невозможное:

– Завтра у тебя будет по бригаде на каждый туннель.

Тибо поднял голову и слабо улыбнулся.

– Спасибо. И раз уж зашла речь…что ты думаешь о Северном крыле? Карты у нас нет, но все равно нужно найти ходы и заделать их тоже. Чтобы Жакар никак не прошел во дворец. И не натравил на нас свою псину среди ночи.

– Мы уже заложили кирпичом туннель из его комнаты, который нам показал Брюно Морван.

– Знаю. Но это не единственный ход, я уверен. Жакар бродил под землей перед нападением на Блеза. Может, даже жил там. Нигде его не видели, и вдруг он возник во дворце, неизвестно откуда. Он не сидел целыми днями на своей тайной лестнице или на скале, открытой всем ветрам и просматриваемой из порта. Он прятался где-то еще.

– Не уверен, Тибо. Северное крыло полностью вскрыто, снесено до основания. Завалы тщательнейшим образом разобрали, облазили каждый метр пола и ничего не нашли…

– Другой ход есть, Гийом, руку даю на отсечение.

На миг в просторном пурпурном кабинете воцарилась тишина. Гийом, хоть и сомневался в существовании второго туннеля, в очередной раз заставлял свой ум послужить королю.

– Ты помнишь Вестос? – спросил он наконец.

– Это где Феликс крокодила задушил? Остров, изрытый дырами, как сыр? Да, помню, а что?

– Местные верили, что в каждой пещере живет божество. И постоянно отыскивали новые…

– Ну и что? Не вижу связи.

– Я внимательно следил за ними, Тибо. И видел, как они это делают. Как собаки, уткнувшись носом в землю. Они искали пещеры по запаху.

– По запаху?

– По запаху.

– Хм-м.

– Да.

– И ты предлагаешь использовать тот же метод в Северном крыле?

– Именно.

– Ну, Гийом… И кто же послужит нам ищейкой? Нужен кто-то с просто невероятным нюхом, чтобы учуять что-то во всей этой пыли.

– Король, ты недооцениваешь своих умельцев. Вспомни-ка мэтра Мерлина.

Тибо поднял брови.

– Парфюмера?

– Его, его. Он, говорят, боготворит королеву.

– Не уверен, что это хорошая новость…

– Это прекрасная новость, Тибо. К тому же его легко найти: у него лавка на самой богатой улице в Ис, между мастерскими ювелира и шляпника.

Подумав о сверхтонком обонянии парфюмера, Тибо почувствовал себя лучше. Он выпрямился на стуле, внезапно приободрившись.

– Гийом, твой ум меня поражает! Этой ночью парфюмер должен спать во дворце. Как известно, запахи сильнее всего перед рассветом. Завтра утром он возьмется за работу.

Тибо вскочил и снова лихорадочно зашагал по комнате, продолжая размышлять вслух:

– Ему нужно комнату. Красивую комнату с прекрасной обстановкой, самую роскошную, и с видом на сад. Где Манфред?

Воодушевление, отчаяние, воодушевление – капитан смотрел с беспокойством, как его друг топчет карты подземных ходов. Хоть он и был моряком, такая качка эмоций его не радовала.

Мэтр Мерлин, парфюмер, никогда не покидал свою знаменитую лавку по доброй воле – исключением было лишь приглашение во дворец. Получив таковое от Тибо, он, довольный, поздравил себя и поспешил наполнить дорожный сундук образцами, пересыпав их лепестками роз.

Внешность у него была самая обыкновенная: роста ни высокого, ни низкого, зубы как у всех, подбородок невыраженный, губы тонкие, глаза заурядные. Однако впечатление он всегда оставлял незабываемое, вероятно оттого, что был отмечен печатью призвания. Природа одарила его редкостным обонянием, и он поставил его на службу увлекательнейшему искусству. Он любил жизнь в целом и свою в частности. И не знал ни сомнений, ни колебаний, ни душевных метаний. Его пребывание на земле целиком оправдывалось его миссией: развивать обоняние себе подобных. В конце концов, для ушей есть музыка, для глаз – живопись, для языка – кулинарное искусство. Посвятив себя носу, Мерлин выражал волю самой природы. Единственное обстоятельство омрачало жизнь: талант его сопровождался излишней чувствительностью. К примеру, зловонное дыхание могло на несколько дней приковать его к постели.

Не успел Мерлин выйти из кареты, как новость о его прибытии уже облетела весь двор. Он осыпал всех образцами духов и лепестками роз и направился в Тронную залу, где король, известный своими опозданиями, уже час как поджидал его. Тибо всегда старался заранее разузнать побольше о посетителях, а благодаря бесконечному красному ковру изучал их походку. Парфюмер ему сразу понравился: уверенный, но без высокомерия, утонченный, но без жеманства. После обычного вступления («Как идут дела в лавке, как семья, как вы сами, какое выдалось лето» и тому подобное) Тибо пообещал ему личную аудиенцию с королевой. Затем, решив, что парфюмер готов, он открыл ему причину приглашения.