Мы пришли в лагерь, где стояло не так уж и много рыцарских шатров.

— Многие уехали сразу после поражения, — пояснил Джон на мой невысказанный вопрос. — Другие остались, ведь это настоящий фестиваль, а в последние годы было не много поводов для радости.

В шатре Джона было немного места. Центральное, напротив входа, занимали доспехи — черные, как и его одежда. Массивные, с длинным тяжелым мечом, и щитом, рисунок на котором я никогда прежде не видела. Все вместе казалось неподъемным. На полу лежали два тюфяка, набитых соломой. Пахло железом, кожей и соломой.

— А если Этьен вернется? — забеспокоилась я.

— Он каждую ночь пропадает не пойми где. Да и что такого, если он увидит тебя спящей, мы ведь путешествовали вместе.

Но с тех пор столько всего изменилось. Тогда это были незнакомые мне люди. И даже если мы прижимались друг к другу во время холодных ночей в поле или лесу, то только в поисках тепла, чтоб не замерзнуть. С тех пор прикосновение к Джону полностью изменило свое значение. Я не стеснялась сделанного, и своих чувств. Но это не значит, что я жаждала насмешек Этьена, а увидев нас вдвоем, сдержаться он вряд ли сможет.

— Не волнуйся о его словах. Я защищу тебя от всего, даже от его чувства юмора, — Джон улыбнулся, и поцеловал меня в нос.

Что-то мне не верилось, что кого-то в мире можно защитить от острого языка Этьена, но было уже за полночь, и меня клонило в сон, и я покорно легла рядом, засыпая в теплых объятиях Джона.

Утро наступило раньше, чем я успела отдохнуть. На тюфяке напротив сидел Этьен, и по его ухмылке я поняла, что до этого молчал он только благодаря огромной силе воли. Он уже раскрыл рот, но голос позади меня его прервал:

— Молчи. Не видишь, она едва проснулась.

Я поднялась. Джон занимался оружием. Он посмотрел на меня, и я отвернулась. Для раннего утра вытерпеть этот взгляд был выше моих сил. Утром стыд жег сильнее. Захотелось остаться одной, умыться, вдохнуть чистого воздуха, и подумать.

— Да я много чего вижу, ребята. Давно не виделись, Мария. Смотрю, твои дела идут не плохо? Не знаю, как с травничеством, но в другом ты явно преуспела.

Я нащупала что-то под рукой, и кинула в него. Оказалось, кожаный ремень. Этьен с легкостью его поймал, и рассмеялся. Какая жалось. Стремление остаться наедине с собой лишь усилилось.

— Мне нужно уйти. Умыться, и переодеться.

— Ты придешь к началу турнира? Я ждал тебя все эти дни.

И откуда эта новая, обескураживающая честность.

— Заставлял меня тебя высматривать в толпе зрителей. Мария, я и так тяжело работаю: снаряди коня, подай пику, подай щит — я не создан для такого тяжелого труда! Пожалей нас обоих, и приди на финал. Турнир начнется в полдень.

Я кивнула. В голове еще была каша. Зачем вообще Этьену работать на Джона? И откуда у них дорогие доспехи? Ох, как же мне хотелось умыться!

— Я обязательно вернусь, — ответила я. И посмотрев на Этьена, повернулась, наклонилась, и поцеловала Джона в губы.

— Эй! — возмущенно вскрикнул Этьен. — Когда ты успела стать такой смелой! Это нечестно! Это я должен смущать вас!

Довольная собой, я вышла из шатра. Солнце недавно взошло, трава еще была сырой от росы. Я улыбнулась, подставляя лицо первым солнечным лучам. День обещал быть прекрасным.

Так я думала до того момента, как на выходе из рыцарского лагеря незнакомые мне мужчины схватили меня, закинули а лошадь, и несмотря на мои крики и сопротивление, увезли в непонятном направлении, накинув мешок на голову.

Когда с моей головы сняли мешок, передо мной оказался знакомый мужчина.

— Барон де Плюсси, — выдохнула я. Я успела о нем забыть. Человек, которого я так боялась, со страхом перед которым так долго жила моя матушка теперь, совсем исчез из моих мыслей.

— Зачем я вам?

В ответ мне прилетела пощечина. Силы он совершенно не сдерживал. Но теперь мы были не в отдаленном замке, где о происходящем никто никогда не узнает, и помощи ждать не откуда. Мы находились в столице, а значит, мне достаточно выбраться из его лап.

И Джон. Он ведь услышал, как я кричала? Он обязательно меня спасет.

— Совсем дурная, — поразился барон.

Схватил за руку, и поднял, обнюхивая, как собака.

— Я так удивился вчера, увидев тебя рядом с рыцарем. Сначала не поверил, бог ведь не мог быть ко мне так благосклонен. Но ты не знала ничего — как танцевать, как говорить, как приветствовать знать. Не удивлен, что мальчишка, выращенный простолюдинами, опустился до того, чтоб тебя считать чем-то большим, чем скот. Но чтоб привести тебя на королевский бал — наверняка ты хорошо отработала эту возможность, так?

Я смотрела ему в глаза и молчала. Что бы я не сказала, он меня никогда не услышит, так к чему тратить силы? Нужно было придумать, как спастись.

— Какая жалось, я ведь так долго ждал, когда ты созреешь, а от тебя несет пороком!

Стало обидно. Не так уж от меня и несло. А если не нравится — дали бы умыться, прежде, чем похищать. От неуместности таких мыслей я не смогла сдержать смешок.

— Сумасшедшая дрянь! — барон отбросил меня к стене.

Я больно ударилась спиной и локтями о доски пола. Тело и так болело после прошедшей ночи…Нет, об этом лучше не думать. Надо понять, как я могу выбраться отсюда. В единственном окне, через которое падал яркий утренний свет, стояла железная решетка. У меня есть только одна возможность сбежать, я должна действовать наверняка. Барон не закрыл за собой дверь. Не планирует никого отсюда выпускать?

— Ты же моя. Как лошади, свиньи, рожь, мука и вся ваша грязная деревушка. Как ты посмела делать что-то против моей воли?

Кажется, он правда не понимал, как такое было возможно. Интересно, хоть кого-то в своей жизни, кроме себя, он видел, как человека? Свою жену, что смотрела, как он терзает девушку за девушкой, и спокойно читала в зале под их крики? Короля? Были ли все аристократы такими, или это в бароне было что-то безвозвратно сломано? Его глаза сузились, и были совсем нечеловеческими. Он называл меня скотом, но именно он был похож на животное. Можно ли такое вылечить? Или это наказанье божье?

Он достал нож, и все мысли вылетели у меня из головы. Поздно думать, надо спасать себя.

— Я был готов устроить твою жизнь, но ты так грубо отказала. Я расстроился. Ты будешь молить о спасении. И я тебе его не дам, — вдруг совершенно спокойно, будто передо мной был другой человек, сказал барон. — Ты умрешь тут Мария, отдав душу мне. Ведь я твой бог.

Читая книги отца Госса, и слушая рассказы матушки о приспешниках дьявола, я думала о безобразных чудовищах, оживших горгульях, устрашающе измененных животных. Но я ошибалась. Настоящее чудовище было передо мной сейчас, планировало забрать самое ценное, что у меня было — мое жизнь.

Молча умирать я не собиралась.

Он был зверем, не человеком. Мольбы, угрозы — все было ему чуждо. Животное можно лишь напугать хищником сильнее, или привести в ступор. И я рассмеялась.

— Я тебя не боюсь, — глаза барона расширились, будто он не мог поверить в то, что слышал. — Борешься со слабыми девушками, что отродясь в руках оружия не держали — ты же просто трус!

С яростным криком он ринулся на меня. Немыслимым усилием воли я заставила себя стоят, не двигаясь, пока он не оказался совсем близко, и, резко рванула вправо. Барон на мгновенье потерял равновесие, и я со всей силы ударила его между ног. Он завыл, но я бросилась к двери. И правду не заперта! За ней оказались небольшой коридор и еще несколько комнат. Куда ж? На раздумье время совсем нет, и я побежала в дальнюю по коридору комнату. Та оказалась сквозной, и уводила дальше, в слабо освященные помещения. По бокам стояли доспехи, а на стене висело различное оружие. Позади раздались шаги, и я, не думая, схватила один из мечей. Под его весом едва не упала. И Как рыцари с такими тяжелыми мечами сражаются?!

Барон догнал меня, и выглядел он совсем безумно.