Вив поднялась, отряхнувшись. Она собралась уходить, а я все еще сидела, не в силах поверить в услышанное.

— Зачем в пекарню? — глупо спросила я.

— Там живет моя хорошая знакомая. Она не против, если мы потревожим ее, чтобы помочь тебе приготовиться к балу.

— Приготовиться?

— Странно, думала в Университетах людей делают умнее. А ты так поглупела, что только и можешь, что за мной повторять! Впрочем, это не моя забота — идти или нет — решай сама.

Вив забрала вино. И напевая наш деревенский мотивчик ушла. Я обняла себя за колени, и положила на них голову. Та кружилась, и вовсе не от вина. Все смешалось: мое желание учиться, ужасный Университет, а теперь еще и этот бал. Ну как я туда пойду? Смех да и только. Вернувшись на кухню, я принялась за работу. Мирель, за прогулянный обед, нагрузила меня таскать воду и дрова, да отмывать за студентами бесконечные плошки да миски. Я молча работала, пытаясь привести мысли в порядок, но те разбегались, никак не давая сосредоточиться на чем-то одном. Закончила я, когда солнце уже село. Ужинать не хотелось.

— Могу я пойти в библиотеку?

Мирель посмотрела на мою нетронутую миску еды, покачала головой, да отпустила.

Я бродила сквозь полок с недоступными мне историями. Перебирала переплет за переплетом, доставала те, что выглядели занимательно. Наткнулась на справочник растений с искусно сделанными иллюстрациями, и принялась листать его, сев на пол тут же у полок. Мелкие буквы было совсем не видно — но и не беда. Я бы не смогла понять текст, сколько бы не пыталась. А идти к окнам, где занимались другие студенты, было страшно. Вот дуб, и зачем-то его лист прорисован в мельчайших деталях. Вереск и лаванда — отдельно показаны и стебли, и цветы. Деревья перемежались с травой, цветами и кореньями, а знакомые мне растения с неизвестными. Я пыталась вспомнить, что могу приготовить из тех, что узнавала. Бузина, чтоб с потом болезнь вывести, мордовник, чтоб стариков расшевелить, ольха, которая, если перемешать с другими, хороша для сбора при болезнях живота.

Но вот знакомые растения совсем закончились, и я продолжила листать книгу, от которой не просмотрела и пятую часть.

— Тут же совсем ничего не видно.

— Значит, тут мне самое место.

Ректор стоял у края книжного шкафа. Лицо его было скрыто тенями, да мне и не хотелось его рассматривать. Из-за слов магистра Гийома и Вив, я теперь злилась на человека, который предложил мне кров, еду и занятия. Вот же я глупая, опять переживая из-за чужих слов.

— Гийом мне рассказал о тебе. Ты прости, я не подумавши тебя пригласил.

И сейчас хотите забрать свои слова обратно?

— Почему вы преподаете на языке, на котором уже никто не говорит?

— Все древние тексты написаны на нем. Все науки берут в нем свое начало. Переводы могут исказить смысл.

— Повитуха в нашей деревне и читать-то не умела. А сколько детей приняла! Удивительно, чтоб знать, как вылечить жар, нужен текст на древнем языке. Но чтоб помочь родиться ребенку, достаточно трав и наговоров.

Ректор промолчал, и моя злость улеглась. Он не был виноват в том, что все книги, которые я так хотела прочесть мне недоступны. Не был виноват в том, что я бедная, и крестьянка, и девушка.

— Скажите, оставшись здесь, я смогу выучиться и уйти помогать людям?

— Я не смог.

Он выглядел очень уставшим. Интересно, была ли у него мечта? Пришлось ли ее забыть, чтобы жить так, как он жил сейчас? Ректор величайшего Университета — никто не посмеет сказать, что это дурная жизнь. А он сам?

— Вы сожалеете?

— Нет, — ответил ректор без раздумий. — Это был долгий путь. Когда я пришел сюда — у нас не хватало средств. Почти не было книг. Один преподаватель мог читать несколько курсов лекций, не будучи в них знатоком. И все равно у нас были студенты, потому что люди всегда будут тянуться к знаниям. Работать приходилось упорно, результат появлялся через года, но теперь слава нашего Университета оправдана. Я горжусь им и не жалею о прожитых годах. Но иногда, смотря на таких детей, как ты, я думаю, что мог бы сделать большее. Ты могла бы стать прекрасной студенткой.

Если бы была мужчиной и богатой. Обида на господина ректора ушла. Он сделал свой выбор, и гордился им, не забывая о сожалениях, но и не поддаваясь им. Смогу ли я сказать такое же в преклонных годах? Хотелось бы. Пока оставалось лишь завидовать уверенности в его голосе.

— Вы когда-нибудь ошибались?

— Множество раз, — улыбнулся ректор, — только небожители могут похвастаться всезнанием. Нам, смертным, приходится мириться с собственными ошибками.

— Что же мне делать?

Я произнесла вслух мысль, что терзала меня, не ожидая ответа. Теперь слова Вив стали яснее. Жить проще, когда дитем слушаешь мать, а выросши — мужа. Те всегда знают ответы, пусть временами они тебя и не устраивают. Не хочешь страдать под семейным гнетом, добро пожаловать в мир без ответов и поддержки. Каждое действие может стать ошибкой, и никто не поддержит тебя.

— Прошлая королева была с островов, — к моему удивлению, заговорил ректор. — Она привезла с собой шаманку. Странная была женщина — никогда меня не слушала. Но про травы столько знала, сколько я за все года в книгах не выучил. Они друг у друга обучаются — от наставнице к ученице. Не все знания мира хранятся в книгах, девочка.

— Как же мне до королевской шаманки добраться? И как убедить взять себя в ученицы?

— Ох, милая. Я не книга, и ответов всех не знаю. Выбор всегда за тобой.

Ректор ушел, а я все смотрела в книгу с непонятными мне словами. Сбегать и сдаваться не хотелось, но оставаться тут и страдать не хотелось еще больше. Легко было говорить о выборе, когда самому делать его не надо. Впрочем, что я знала о ректоре и его жизни? Да и шаманка из дворца — если подумать, у меня был шанс встретиться с ней.

Ведь у Джон пригласил меня на королевский бал.

Я не могла поверить своим глазами. Ткань подготовленного Вив для меня платья была ярко-зеленой, точно молодая листва. Никогда прежде не видела ткань такого цвета. Одна только окраска наверняка стоила безумных денег! А ведь были еще и искусная вышивка по краям, где первоцветы искусными стежками чередовались с чудными заморскими птицами. Туфли были того же цвета! И тоже с вышивкой! Да разве ж можно в такой красоте ходить, это же преступление. А вдруг запачкаю где?!

— Да, я бы тоже только любовалась, за такие-то деньги, — Вив зашла, неся в руках тонкую, будто из утреннего тумана сделанную вуаль, и какую-то непонятную конструкцию с ободком и сеткой.

Сразу мне мое одеяние показалось убогим, хотя оно было удобным, и даже штопать его пока нигде не пришлось.

— Мне нечем за такое платить.

Вив аккуратно сложила все на сундук.

— Со мной уже расплатились. Не стой столбом, надо еще успеть принять ванну — от тебя несет чесноком.

Но у Джона не было денег. Неужто заплатил Этьен? Опять украл? Не вызовет ли это проблем? Что вообще делают на балах? Будет ли там шаманка? Тысячи вопросов крутились в моей голове, и ни на один не было ответа.

Вода в бочке была горячей, и ароматные травы, что плавали в ней, источали нежный аромат, и, теперь вся я пахла полевыми цветами.

Кроме нижней рубахи и верхнего платья, тут к одеянию прилагался еще и корсет.

— Выдохни, — приказала Вив. Я послушалась, и она принялась шнуровать его. Ощущения были странные.

— Я точно смогу есть? А дышать?

Вив вздохнула.

— Я была против этой идеи, но моим мнением господа не поинтересовались. Поэтому терпи. Никто еще не умер от тугой шнуровки корсета. Теперь самое сложное.

Принесенная Вив непонятная конструкция оказалось сеткой, наполненной волосами. Я отступила на шаг.

— Это для колдовства?

Вив мученически закрыла глаза, будто просила у богов терпения.

— Это вместо отрезанных тобой волос. Чтоб не подумали, что скандально известный фаворит турнира привел на бал ряженного под женщину мужика.