Хотя с этим, я, пожалуй, опоздала.

Стоило только тракту показаться впереди, как мы нерешительно замерли. Вот и все? Попрощаться и уйти сейчас, или дождаться, пока подъедем ближе? Как легко мы отправились в путь, и как неловко было расставаться! От мучительной тишины спас, как всегда, Этьен.

— Давайте поедим в трактире. Столько разного в дороге пережили, не расходиться же теперь молча в разные стороны.

Мужчины посмотрели на меня и я кивнула. Глупо от еды бесплатной отказываться, неизвестно когда я себе следующую смогу позволить.

В трактире было шумно даже днем. В деревне-то у нас больше после работы на поле там собирались, а днем только заядлые пьяницы, которых сам Тук частенько за неуплату поколачивал, ошивались. Тут же кто-то громко смеялся, дородная женщина с слишком уж глубоким вырезом на платье несла в руках столько бутылок вина, сколько я бы и за три раза не принесла. Сильно пахло немытыми людьми, лошадьми и жирным жаренным мясом.

— Проходите, чего в дверях встали! В ногах-то правды нет! — женщина подмигнула моим спутникам.

— Раз такая красавица сама приглашает, как можно помышлять об отказе. Веди же нас! — Этьен прошел вперед, чуть задев меня плечом. Я отмерла, и тоже двинулась следом. После дней тишины трактир оглушал.

— Ах ты какой языкастый! У нас для таких и вино, и пиво, и что покрепче тоже есть. Тебе ведь сразу выпить принести, правда?

Женщина указала нам на один из немногих свободных столов. Там еще стояли чьи-то грязные миски, и на лавку капало вино из опрокинутого кувшина. Собрав разом все миски одной рукой, она второй вытерла стол дурно пахнущей тряпкой, только размазав грязь. Этьен с Джоном уселись, не моргнув и глазом.

— Конечно, неси крепленого вина. И смотри, не разбавляй водой — я водянистое пойло за версту чую.

— На чем же я заработаю, если водой разбавлять не буду?! — искренне удивилась женщина. — Тогда сразу две бутылки бери, и еды к ним побольше.

Я от наглости женщины обомлела, но Этьен расхохотался.

— Тебя бы в Главные распорядители двора — сразу бы порядок и в казне, и при дворе навела.

— Если думаешь, что лестью лишнего вина себе выпросишь, то не на ту напал, — женщина тоже рассмеялась, и ее необъятная грудь затряслась в такт смеху. Я испугалась, что та выпадет из платья прямо нам на стол.

— А мне кажется, напал я на ту самую, — Этьен наклонился, едва не касаясь головой ее груди.

— Развратник, — с улыбкой женщина легонько стукнула его по руке.

— Анет, чего застряла?! Я вина так долго жду, что протрезветь успел! — пожаловался один из гостей.

— Ты мне за выпитое заплати, потом новое заказывай! — отозвалась та, и обратилась к нам:

— Сегодня порося на вертеле жарим, молодой, сочный, берите — не пожалеете. В столице таких вкусных не бывает, как у нас.

— Давай порося. И хлеб к нему, и похлебку — с дороги все съедим. Но вина сразу неси, и нам первым, — Этьен аккуратно положил несколько тяжелых монет в руку Анет. — Мы за пир и компанию заплатить можем.

Та крепко сжала кулак, улыбнулась, и двинулась к кухне.

— Не стыдно тебе? — простонал Джон. — Ведешь себя, как последний кобель.

Этьен от его слов отмахнулся. Анет принесла две бутыли ароматного вина, и свежего, еще горячего, хлеба. Этьен оторвал кусок от одного и притворно застонал от удовольствия. Джон закатил глаза, но тоже потянулся к хлебу. Увидев, с каким удовольствием мужчины уплетали еду, я поспешила, и тоже оторвала кусок. Хлеб и вправду был хорош: хрустящая корка, теплый мякиш, да еще и островат от добавленных приправ.

Когда Анет принесла похлебку — жирную, с ботвой, крупой и косточками, мы втроем набросились на нее, словно голодали неделями. Все же еда в пути с домашней не сравниться! Этьен заранее положил на край стола еще пару монет, и Анет нам принесла еще вина, хлеба и свиную ножку с поджаренной корочкой, жир с которой стекал на тарелку с луком, чесноком да капустой.

Мясо таяло на языке, а вино быстро пьянило. Какой чудесный это был пир, если бы хоть кто-то из нас говорил друг с другом. Но Этьен целенаправленно замечал лишь Анет, Джон кривился из-за особо неприличных намеков. На меня и друг друга они не смотрели. Как быстро нашей дружбе пришел конец. Да и была ли она?

Я отпила несколько глотков вина, ощущая блаженное тепло во всем теле. К чему эти вопросы? Следует быть благодарной прошедшему, а не страдать по утраченным дням и друзьям.

— Спасибо, — тихо произнесла я. Думала, в гаме трактира не услышать, но Этьен и Джон оба повернулись ко мне. — Я знаю, что вспылила в Криворечье. Знаю, что вы спасли меня и помогали им, хотя никто вас не обязывал.

Злой голос внутри меня нашептывал злые мысли, о неблагодарности и избранном безразличии Джона, о притворстве и жестоких словах Этьена, об их тайнах, в которые они меня не спешили посвящать, но я лишь отпила еще вина. Оно успешно заглушало эти неблагодарные мысли. К чему они, если все уже сделано и решено?

— Спасибо, что разделили со мной эту дорогу.

Джон замер, будто не ожидал, что я вообще заговорю. Этьен же обмакнул хлеб в стекший вниз тарелки жир, прожевал и запил вином.

— Значит, все же расстаемся? — Я кивнула. — Отчаянная ты, Мария. Спокойно бы до столицы добраться под защитой, но нет, хочешь одна отправиться. Судьбу любишь испытывать?

— Судьба ко мне добра, ведь послала вас в момент, когда я так нуждалась. Она была добра ко мне тогда, и я буду усиленно молиться, чтоб не потерять ее благосклонность.

— В Криворечье тоже наверняка молились, — слова Этьена были как пощечина. Но прежде, чем я успела ответить, он поднялся. — Пойду отолью.

Через несколько шагов он наткнулся на Анет, и повис на ней, что-то шепча в ухо. Та залилась румянцем, и рассмеялась. Этьен продолжал говорить, а Анет не спешила скидывать с себя его руку. Наконец, он вышел. Анет подхватила новую бутылку вина, и не особо скрываясь, вышла за ним. Я отвернулась, стараясь не смотреть в окна, хотя они были маленькими и такими грязными, что даже при желании рассмотреть происходящее на улице я бы не смогла.

Мы остались наедине с Джоном. В шуме трактира молчание между нами ощущалось особенно громко.

— Нам лучше будет отправиться вместе.

За дни на воздухе черты его лица заострились. Болезненная бледность ушла, сменившись легким загаром. Джон был красив. При одном взгляде на него мое сердце сбивалось с ритма, а тело сразу бросало в жар, точно при болезни. Чем дольше я на него смотрела, тем порочнее были мои мысли. Часто во сне я возвращалась в момент, когда вышла из озера. Только в моих фантазиях не было Этьена. Только я и Джон. Он приближался ко мне, глаза его горели желанием, и я — я делала шаг навстречу. Всегда. Сама обнимала его, сама ласкалась к его чуть грубоватым рукам и требовательным губам. Во сне пугало не его внимание, а мое собственное бесстыдство. Мои руки изучали его тело, губы пили его вздохи. Я словно инкуб не могла насытиться Джоном. Эти фантазии мучили меня даже последние дни, когда мы почти не говорили друг с другом. Я молилась, просыпаясь и засыпая. Но стоило только поймать на себе его взгляд, как реальность и сон смешивались, и я краснела, но не от стыда, а от жажды, что не знала прежде. Демоны нашли верный способ мучить меня, искушая тем, чем еще так недавно напугал барон де Плюсси. И сейчас, под пристальным взглядом Джона, я теряла себя.

— Нам лучше разойтись.

— Этьен прав, — Джон даже скривился, произнося это, и я невольно рассмеялась. — Дорога опасна. Кто знает, что может произойти.

Вот именно. Кто знает, что может произойти? Я выпила еще вина — оно придавало смелости, которой мне так не хватало.

— Куда ты идешь?

— В столицу, я же говорил об этом…

— Куда именно? — Джон замолчал. — Какова твоя цель? Я отправляюсь в Университет. Ты туда же?

— Нет. Я еду на рыцарский турнир. Но Университет ведь тоже в столице. Нам не обязательно расставаться.

— А если меня не примут, Джон? Будешь ходить со мной, пока я не найду толкового лекаря, что согласиться взять меня в подмастерье?