Как же мне хотелось бросить в эту женщину чем-то увесистым! Она будто бы не была настоящим человеком! Ни чувств, ни эмоций — одни только слова про послушание да это каменное лицо!
Раздевшись и бросив одежду на пол, я залезла в бочку и не смогла сдержать восторженного вздоха. Горячая вода после дней в холодной комнате приятно обжигала, пробираясь под кожу и согревая. В воде плавало множество цветочных лепестков, отчего она одуряюще пахла весной. Абелия подошла сзади и расплела мою косу.
— Я помогу тебе с волосами, — тихо сказала она и зачерпнув воды ковшиком, осторожно полила мне на голову. Абелия полностью отличалась от Руть. Постоянно смотрела в пол, боясь поднять глаза. Говорила тихо, и двигалась осторожно. Ее тонкие руки были все в синяках.
— Давно ты тут работаешь, Абелия? Ты ведь не из нашей деревни.
Абелия посмотрела на Руть. Та продолжала вышивать, не обращая на нас внимание, но я поняла, что разговора не выйдет.
— Да. Я не из ваших мест, — тихо ответила девушка и вновь замолчала. Она намыливала мне волосы ароматным мылом с запахом роз. Такой роскоши я отродясь не видела, но насладиться ею мешало поселившееся в животе тяжелое чувство. Страх ли, или жалость к себе смешанная с гневом, или что-то иное — они давили, напоминая о неотвратимо приближающимся моменте моей встречи с бароном. Где-то тревожно зазвенел колокольчик, и Руть поднялась со своего место.
— Я скоро вернусь. Заканчивайте.
Едва дождавшись, как за ней захлопнулась дверь, я повернулась в Абелии. Девушка держала в руках чистый отрез ткани.
— Помоги мне выбраться, молю! Я вовсе не хочу встречаться с бароном!
Абелия побледнела и отступила на шаг назад.
— Не говори такого. Если госпожа Руть услышит, тебе не поздоровиться.
Я вылезла из бочки и наскоро обтерлась тканью. И почему вдруг Руть госпожа, разве она не простая служанка?
— Есть ли тут другой выход? Ты могла бы пойти со мной. Вряд ли тебе тут нравится, — я осторожно прикоснулась к ее рукам, и Абелия вздрогнула. На них не было живого места: новые синяки выскакивали на едва заживавших старых, на запястьях кожа была стерта веревками. — Я могу вылечить тебя.
Абелия посмотрела мне в глаза и в них было столько боли, что я невольно отшатнулась.
— Ты и себя спасти не сможешь, меня не впутывай.
Абелия отвернулась и прежде, чем я успела сказать еще хоть что-то, вернулась Руть.
— Еще не одета? — она недовольно поджала губы. — Поторапливайтесь.
Абелия молча протянула мне новую одежду, старое платье так и осталось на полу. Ткань нового была мягкая и совсем не кололась, да еще и нежно-голубого цвета. Оно приятно прилегало к телу и было расшито яркими красными цветам. Мне нужно было продавать травяные сборы ни один год, чтобы позволить себе отрез. Матушка иногда мечтала о том, чтобы увидеть меня в такой ткани на свадьбе и молилась, чтобы мне в жизни повезло ее носить.
Вряд ли ситуацию, в которой я оказалась, можно было назвать везением.
Абелия аккуратно заплела мои еще мокрые волосы в простую косу. Обувь мне не дали, и когда я подошла к своей паре, Руть покачала головой.
— В ближайшие дни она тебе не понравится. Вот, выпей, — Руть протянула мне вино. — Поможет расслабиться.
Я взяла чашу и жадно выпила все до дна. Вино было сладким. То ли от вина, то ли от ее слов начало мутить. Дни?! Это же невозможно! Такого повитухи и мужние жены мне не рассказывали.
Руть вновь повела меня запутанными коридорами, но эти были шире, на стенах чадили факелы. Мы остановились у двери из массивного дуба. Руть вновь пристально меня осмотрела — кроме верхнего яркого платья мне не позволили ничего надеть, и я невольно прикрылась под ее пристальным взглядом. Руть легко ударила меня по рукам:
— Нет. Ты кажешься мне понятливой девушкой, Мария. Будь послушной и ласковой — и твои усилия окупятся. Мать тебе рассказывала о том, что происходит между мужчиной и женщиной?
— Я травница, да на родах помогала иногда. Представление имею.
— Тогда притворись, что не знаешь. Барон любит совсем неопытных. Нас обеих наградят, если все пройдет хорошо. И меня лично накажут, если нет. Если это произойдет, я больше не буду к тебе так добра. А теперь иди.
Руть открыла дверь и я зашла в комнаты барона. Они совершенно не напоминали ту, где меня держали. В камине ярко горел огонь, на полу лежала медвежья шкура. Было тепло. На столе стояло вино и две чаши. Лежал сыр и мясо — богатства, которые я видела только на общедеревенских праздниках. На стене висела голова медведя, щит и перекрещенные под ним мечи. Комната была соединена со второй — там тоже было тепло от потрескивающего поленьями камина, и почти все место занимала огромная кровать с тяжелым балдахином. Она не была застелена. На ум пришли Ивет с постоянными просьбами трав, чтоб от ребеночка избавиться, и забитая Абелия. Я поняла, что не смогу.
Я попятилась к двери и осторожно приоткрыла ее — в коридоре никого не было. Я вышла и рванула в противоположную сторону от той, откуда привела меня Руть. Попадавшиеся на пути мне окна были слишком узкими. Неужели же в таком огромном замке негде спрятаться одной девушке? Я нашла лестницу и сбежала по ней — голые ноги оцарапались о грубые камни, но я не обращала внимание на боль. Внизу раздались голоса, и я остановилась. Кто-то поднимался. Нужно было спрятаться, и я, стараясь идти тише, быстро пошла вглубь коридора. Но идущие так же свернули на этот этаж — мне не оставалось ничего другого, как юркнуть в ближайшую комнату.
Я оказалась среди книг — такого количества не было даже у отца Госса. Огромные, до потолка, массивные шкафы били полностью забиты фолиантами. Перед камином с открытой книгой на руках, сидела красивая женщина. Ее тяжелые косы были уложены кругами и украшены серебряными заколками в форме первоцветов. Зеленое платье из бархатной ткани ниспадало до пола, подчеркивая точечную фигуру. На вид ей было лет тридцать, но эта женщина выглядела лучше двадцатилетних крестьянок. Она внимательно посмотрела на меня и печально вздохнула.
— Тебе нельзя здесь находится. Мой муж будет недоволен.
Баронесса де Плюсси! От стыда у меня заалели щеки: наверняка она знала, зачем ее муж притащил в замок крестьянку.
— Прощу, помогите мне выбраться! Клянусь, вы меня больше никогда не увидите. Я вовсе не хотела вставать между вами и господином бароном.
— Между нами? — баронесса захлопнула книгу и аккуратно положила ее на стоящий рядом столик. — За кого ты себя принимаешь, девка?
Голос ее был холоднее лютых морозов.
— Прибежала сюда умолять о жалости и защите? Кто-то должен сегодня оказаться в кровати этого чудовища, и думаешь я заменю тебя? Променяю тишину и мудрость древних авторов на насилие и побои? К чему мне страдать, когда есть ты?
— Но он же ваш муж! — ужаснулась я. Что творилось с обитателями этого замка, почему все они будто бы были лишены человеческих эмоций?!
— И я буду нести этот крест до конца моей долгой и спокойной жизни.
— Как вы можете, зная, что он творит? — я вытерла злые слезы. Слабой перед этой ледяной статуей я не буду.
— Ты прибежала сюда в надеже спастись от ужасов, что ждут тебя этой и следующими ночами. Я делаю тоже самое — спасаюсь.
— Вы-чудовище! — я отступила назад, к двери. Может быть, в коридоре вновь пусто?
Баронесса отвернулась и посмотрела на огонь в камине. Из-за отблесков ее лицо будто бы преломилось.
— Да. Пожалуй. — она посмотрела на меня, и в ее зрачках мелькали отблески пламени. — Но я останусь живым чудовищем.
Дверь позади меня открылась, и на пороге появилась Руть. Лицо ее так же ничего не выражало, и лишь глаза довольно блестели.
— Руть, дорогая, ты вновь занимаешься работой служанок. К чему это, не лучше ли расслабиться?
— Я хочу сама убедиться, чтоб господин мой брат был доволен. Никто не знает его лучше, чем я, — она улыбнулась и, шагнув ко мне, больно схватила за волос и наотмашь ударила по лицу.
— Стража, — позвала Руть, и в библиотеку вошли двое вооруженным мужчин. — Притащите ее в комнаты отдыха барона. А после, как он с ней закончит — несите на псарню. Я лично проучу ее за непослушание.