— Ты меня немного пугаешь, — призналась Марьяна, часто моргая и осматривая мрачное заброшенное здание.

Поглядите-ка, я прирожденный романтик: то у оврага ее продержал, теперь на аварийное здание привез. Знаю, я «классный»!

— Пойдем, — я вышел из машины и вытащил из багажника короб, битком набитый дешевой посудой.

Когда я нес его из магазина, он не казался таким тяжелым как сейчас. Пришлось храбриться из последних сил сохранять непоколебимое выражение лица и ровную осанку. Дотащив ношу до второго этажа, я поставил ее и встряхнул уже подрагивающие руки. Егор бы мной гордился.

— Откуда ты знаешь это место? — Марьяна осторожно шла за мной, озираясь вокруг. Стены здесь были разукрашены граффити, крыши не было, вместо окон и дверей пустые проемы.

— Брат как-то приезжал, спускал пар.

Я достал из коробки фарфоровую чашку и, хорошенько размахнувшись, швырнул ее на нижний пролет. Марьяна восторженно взвизгнула и поспешила взять себе чашку. Она размахнулась и разбила посуду о стену напротив. Осколки рассыпались у наших ног.

— Лучше бей вниз, — предупредил я, — чтобы не пораниться.

Она кивнула и с энтузиазмом схватила плоскую тарелку, разбила ее и закричала, задрав руки вверх.

— Уи-и-и, как круто!

Я улыбнулся и кивнул на ящик, чтобы она взяла себе оттуда еще что-нибудь. Наблюдать за ней было отдельным кайфом. Я в очередной раз похвалил себя за инициативу. Сначала думал повести ее в тир, как логически вытекающее из слова «убивать», но не знал, как она относится к оружию, учитывая ее прошлое. А вот посуда и заброшка — то, что надо. Хотя и не совсем про убийство.

Марьяна быстро истратила все «снаряды», визжа и вскрикивая от восторга. Под конец она бросилась мне на шею и поцеловала в щеку, оставив мокрый след.

— Спасибо! Это было очень весело! Мы еще как-нибудь сюда приедем? С меня посуда, с тебя доставка!

— Идет, — я придерживал ее за руку, спускаясь вниз на первый этаж. На улице стремительно темнело, а я так не хотел, чтобы этот день заканчивался.

Марьяна шла со мной к машине, болтая без умолку. А в авто, как только мы тронулись, она неожиданно взяла и вырубилась. Она что, блин, котенок?

Мы уже почти добрались до нашего массива и проезжали мимо оврага, как вдруг мне пришла в голову безумная идея. Я съехал на обочину в том же самом месте, что семь месяцев назад, и заглушил мотор. Марьяна открыла глаза и потянулась.

— Мы приехали?

— Нет, но у меня… — я вышел из тачки и открыл ей дверь, протягивая руку, — хочу кое-что попробовать.

Ее губы дрогнули в улыбке.

— Обычно ты говоришь это за пару минут до моего оргазма.

— Правда?

Она кивнула и огляделась. Темный вечер и этот овраг явно вызывали у нее опасение, но она доверчиво вложила руку в мою и вышла из машины.

— Даже не знаю, хорошо ли это или плохо, что я стал таким предсказуемым, — я повел ее на то же самое место, на котором мы просидели около двух часов, болтая о всякой ерунде.

— Для меня хорошо, Никит, — ответила она, ныряя в мои объятия, когда я встал сзади. — Я скоро буду реагировать, как собака Павлова на слова «хочу кое-что попробовать».

— Надо будет закрепить этот рефлекс, — я поцеловал ее в макушку.

— И все же, что мы здесь делаем?

Она прижалась спиной к моей груди, уютно устроившись с первого раза, даже не ерзала. А потом повернула голову и чмокнула меня в шею.

У меня сердце понеслось, как товарняк, соскочивший с рельс.

— Здесь жутковато, — прошептала она.

— Романтики ноль, согласен.

— Мне не нужна романтика.

Вот оно!

Я стиснул ее в объятиях, радуясь этим словам, и покрывал короткими поцелуями ее шею, нежную кожу за ушком. Она податливо подставляла себя для поцелуев и тихо, прерывисто дышала.

Черт, я обречен!

— Я сейчас презираю свой дурацкий организм, — простонала она и повернулась ко мне лицом. — Мне нужно домой, чтобы… как бы так выразится на вашем, мужском языке… для техобслуживания.

Мне понадобилось время, чтобы понять, что она имела в виду, а когда до меня наконец дошло, прыснул от смеха:

— Отличное сравнение!

— Да, спасибо, — как же она мило смущается.

Я взял ее за руку и повел к машине, воодушевившись от того, что мой эксперимент сработал. Маленькими шажками я все-таки заставлю ее мозг снять завесу и выпустить на волю заключенные в нем воспоминания.

Мы ехали всю дорогу, держась за руки. Я заставлял себя не обольщаться и не думать о том, что это значит.

У самого порога ее дома, Марьяна повернулась ко мне со словами:

— Я сбегаю в дом, буквально на секундочку, на ТО, помнишь? Но потом хочу кое-что сказать, ты меня дождешься?

— Ну, бли-ин, мне еще обратно к себе домой полночи вдаль тащиться, — ворчливо пробубнил я, еле сдерживая ухмылку.

Она шлепнула меня ладошкой по груди и быстро убежала, перед тем как скрыться за дверью, и показала жестом, что следит за мной.

— Поторопись, цветочек.

Она вернулась даже быстрее, чем я думал, веселая, раскрасневшаяся от быстрого марш-броска. У меня зачесались руки обнять ее. Я потянул ее ближе к себе за край ее куртки, а она первая заключила мои плечи и шею в кольцо своих рук.

— Спасибо тебе за этот день! Вот, что я хотела тебе сказать. Ты заставил меня смеяться, хотя у меня было совершенно дурацкое настроение. Ты, блин, коробку посуды для меня купил! А еще ты не шарахнулся от меня как от прокаженной, узнав про месячные. Ты ведешь себя, как настоящий…

— Друг?

— Мужчина, Ник. Как настоящий мужчина.

Я опустил голову, думая о том, какой же смелостью она обладает, не боясь говорить то, что думает. В отличии от меня.

— Можно и я кое-что попробую? — тихо спросила она, придвинувшись вплотную.

— Конечно, — у меня перехватило дыхание от решимости в ее взгляде.

— Можешь считать, что это мой личный эксперимент, — она притянула мое лицо к своему за затылок и прошептала в губы, — в рамках факультатива, конечно же.

Я обнял ее и прижал к себе ее хрупкое, дрожащее тело, а она накрыла мои губы поцелуем. Сначала все было нежно, невинно, легкие касания, сладкие и медленные, а когда она открыла рот, показывая свое подчинение и желание большего, я застонал и углубил поцелуй во что-то совершенно иное, голодное и необходимое.

В том, как она впилась в мои губы в ответ ощущалось какое-то отчаянное желание показать мне что-то, чего я еще о ней не понимал. Я чувствовал будто падаю, попятился вместе с ней вперед, не отрываясь от ее губ, и припечатал ее спиной к стене. Она простонала, оторвавшись от моего рта и сделала глубокий вдох, а потом снова набросилась на меня с еще большим пылом.

В доме в прихожей кто-то зажег свет, Марьяна вздрогнула, но не разомкнула объятий, а я утащил ее в тень, спрятав от посторонних глаз. Поймав ее запястья, я поднял их над ее головой и прижал к стене. Сам всем телом вдавился в нее, так что у нее вырвался тихий всхлип:

— О, класс, давно мечтала, чтобы кто-нибудь так меня поцеловал! — от страсти у нее голос сел, а мне этот тембр окончательно снес башню.

Возбуждение прокатилось по всему телу, я не мог оторваться от ее сладких губ. Как бы я не менял темп с медленного и почти ленивого, на быстрый и жадный, она легко подстраивалась, иногда перехватывала инициативу и изучала мои губы, язык в почти грешном исступлении. Мне было слишком хорошо, я не хотел останавливаться. Уверен, Марьяна тоже.

— Черт! — ее грудь тяжело вздымалась и опускалась, а я дышал ее дыханием и нежно покусывал ее губы. — Вот же черт!

— Согласен, — прошептал я, — что бы это ни значило.

Она высвободила свои руки, обхватила мое лицо ладонями и поймала мой взгляд. В свете ночного фонаря я видел ее расширенные зрачки, раскрасневшиеся щеки, губы припухшие, взгляд остекленевший, она выглядела как пьяная, я даже немного испугался.

— Что случилось, цветочек? — я говорил, но не слышал собственного голоса, он тонул в оглушительном сердцебиении.

— Ничего, — с опьяненной улыбкой ответила она, — просто выяснила то, что хотела.