Никита шел, держа в руках шлем, а увидев меня, подошел и взял за руку.
— Не волнуйся, цветочек, — он улыбнулся, — заезды до двух побед. Если что, порвем его в третьем.
— Не придется, — голос дяди Паши раздался рядом с нами, — ты победил. Тринадцать и двадцать шесть, против тринадцати тридцати.
Данилов пожал руку все еще непонимающему Никите.
— Мои — тринадцать и двадцать шесть? — переспросил он, хмурясь.
Я взвизгнула и обняла своего парня:
— Ты сделал это! Ты выиграл!
У меня чуть лицо не треснуло от широкой улыбки, с которой я смотрела на Никиту. Народ тоже двинулся к нему с поздравлениями под крики ведущего в микрофон. Трибуны ликовали. Не помню, чтобы я когда-либо испытывала подобные эмоции. А нет, испытывала: закончив картину. Катарсис в чистом виде.
— Чего скалишься, сопляк? — Цыпкин решил стать ложкой дегтя. И почему я не удивлена. — Я-то домой на красавице М5 поеду, а у тебя под капотом что? Не тачка, а долбаный Франкенштейн.
Никита только сдержанно улыбнулся и ничего не ответил.
За него заговорил кто-то из парней, который был тогда на парковке участников и видел реакцию Ника на надпись на БМВ:
— Ты, главное, как домой поедешь «на своей красавице», в некоторых районах города с такой наклейкой лучше не останавливайся.
— Для того, чтобы собрать такого «Франкенштейна», — дядя Паша повернулся лицом к лицу к своему (скорей всего, уже бывшему) клиенту, — нужны мозги…
Данилов остановился, не проговаривая вслух то, о чем, уверена, подумали многие.
— Да ладно, забейте, взрослый мужик не умеет ни проигрывать, ни выигрывать, — я отвела за руку Никиту и дядю Пашу.
— Ой, ты смотри-ка, розовая сиротка встала на защиту, — оскалился Цыпкин. — У-у, какая грозная! Хочешь доказать, что чего-то стоишь, рядом со своим знаменитым Фибом?
Его явно понесло, человек требовал скандала, выводя из себя Данилова и Иванова. Оба напряглись, еще чуть-чуть и рычать начнут. Только если Никита даст волю эмоциям, или не дай Бог, ударит, его дисквалифицируют. А дяде Паше это вообще не нужно, с его безупречной репутацией. Из-за меня они совершенно точно не пострадают!
Я выхватила из руки Никиты его шлем и, если честно, моей первой реакцией было подойти и хорошенько вмазать этим самым шлемом по хамской физиономии Цыпкина.
Но потом я передумала и обратилась к одному из организаторов, которые наблюдали за нами:
— Мы можем устроить свободный заезд? — у меня руки затряслись, я сама не понимала, что делала, но идея появилась и с каждой секундой приобретала четкие очертания.
— Марьян, что ты задумала? — Никита попытался сдержать мой порыв, но я уже четко знала, что поступаю правильно.
— Один заезд, — объяснила я своему офонаревшему парню, дяде, организаторам и, самое главное, Цыпкину. — Выясним, раз и навсегда, кто и чего стоит.
— Я что, конченый, гоняться с соплячкой?
— Ну, задирать тебе ее ничего не мешало, — строго отчеканил Данилов. — Пусть она постоит за себя достойным способом, если уж на него осмелилась…
Мужчины обменялись искрящимися злобой взглядами и меньше, чем через минуту вся наша толпа шла к машинам, оставленным на предстартовой зоне.
Ух, меня штормило! Хотя, наверное, все, кто был рядом, видели. Зуб на зуб не попадал от волнения. Я уже не понимала, зачем вообще на это подписалась. Данилов и Иванов всю дорогу инструктировали меня по технике безопасности, не отходя ни на шаг. Никита помог мне надеть шлем, пристегнул специальными спортивными ремнями и не отходил ни на секунду, рассказывая, что делать, чтобы прогреть колеса. Хотя мы уже делали это пару раз, когда приезжали сюда просто покататься. Но, думаю, он говорил это вслух, чтобы упорядочить мои действия и хоть немного вселить уверенность.
— Я не в восторге от твоего поступка и дома мы еще поговорим об этом, цветочек. Но сейчас надо работать с тем, что имеем… Знаю, у тебя все получится. Ты уже сто раз так делала, — с теплой улыбкой сказал Ник и отошел от GTI, когда орущий в микрофон ведущий объявил наш свободный заезд.
Нас с БМВ выставили на линии старта. Я закрыла все окна, отсекая шум с улицы и сделала несколько глубоких вдохов. Потом погладила руль, прошептав дрожащим голосом:
— Все будет отлично, дружок, мы его снова порвем!
Внимание на светофор. Я начала отсчет: четыре, три, два, один… газ!
Несколько секунд моей жизни вместились бы в три кадра. Мои руки на руле, мелькающий фон по бокам, приближающаяся линия финиша с камерами на треногах по обе стороны. И все это под нескончаемый пульс моего сердца, которое потребляло, как горючее, неиссякаемый адреналин.
Я проехала финиш и не сразу сбавила скорость, протянув далеко за трибуны и парковки. Оставляя черный след на раскаленном асфальте и визжа колесами, я дала по тормозам. Полностью остановившись, я заглушила мотор.
Сняв шлем с головы, я откинула его в сторону, а сама уткнулась лбом в руль.
— Дышим, Марьяна, дышим, — повторяла я себе, понимая, что вместе с зашкаливающим беспредельным адреналином из меня как будто просились выйти все негативные эмоции. — Все хорошо, все просто отлично…
Но организму, словившему передоз по эмоциям, было все равно. Перед глазами замелькали воспоминания с трагического дня, когда погибли родители: взрывы, дрожащая земля под ногами. Когда я выскочила из машины за котом, какой-то огненный шар, пронесся мимо, и мощная взрывная волна откинула меня куда-то далеко за пределы трассы.
Я закрыла глаза и позволила воспоминаниям вернуться, пропустила их через себя. Я больше не чувствовала той сокрушающей боли, которую всегда чувствовала. Теперь, она была скорее ноющей, свербящей, той, которую я могла подавить, не позволяя ей накрыть меня с головой. Теперь это ощущалось как тоска и безумное желание снова увидеть маму и папу, рассказать им, что у меня все хорошо, что я теперь знаю, куда иду по жизни. Я бы хотела показать им танцевальный зал, в котором хочу тренировать малышей, выставочный зал Романовой, в котором висят пока только два нарисованных мною портрета.
Но, прежде всего, я бы познакомила маму и папу со своим Никитой, чтобы они тоже увидели, какой он замечательный, как я люблю его и кем он стал для меня. Всем.
Подъехала машина, шумом колес выдергивая меня из мыслей. Иванов, обменявшись парой слов с водителем, пожал ему руку и тот уехал обратно в эпицентр гоночных событий. Никита открыл дверь GTI и сел на пассажирское сидение.
Я смахнула слезы с лица, чтобы не пугать его своей гиперчувствительностью. Я и сама толком не поняла, что конкретно со мной сейчас произошло, но я почувствовала такое облегчение, словно сама стала перышком.
— Ты выиграла, цветочек, — мягко сказал Ник, оглядывая меня с осторожностью. Уголки его губ слегка дрогнули.
— Я знаю, — ответила я, встретив его взгляд, переполненный гордостью, восторгом и нежностью. — И не только в заезде.
Никита пристегнулся.
— Поехали отсюда.
— А ты, разве не хочешь остаться на награждение или на вечеринку после?
— Э-м-м-м… с меня пока достаточно настоящего имени на табло с участниками.
— Куда едем? — я оживилась, предвкушая. Все, что связано с Никитой это всегда десять из десяти.
— Домой, цветочек.
Он поймал мою руку и переплел наши пальцы.
— Хм, у тебя на уме что-то интересненькое? — я бросила на него лукавый взгляд. — Типа, время для факультатива?
— Мы сделаем все что угодно из «интересненького», цветочек. Только, умоляю, забудь уже, на хрен, это слово…
Конец
