Дверь, к которой я дошла «летящей походкой», была немного приоткрыта. Я обрадовалась, когда услышала плеск воды, а потом увидела, как кто-то умывался, стоя возле раковины. Это был высокий парень в кепке, который держал мокрое полотенце около рта. Он смачивал его в холодной воде и снова прикладывал, промакивая кровь на разбитой губе.

Я замерла.

И, кажется, слегка протрезвела.

Вот ты и попался!

Парень удостоверился, что из раны больше не шла кровь, и убрал полотенце в сторону. Потом приблизился к зеркалу и, прищурившись, критически оглядел свое отражение в зеркале. Он снял кепку, зачесал назад густую темно-каштановую шевелюру, потом надел кепку обратно козырьком назад. Присмотрелся снова и передумал. Повернул козырек вперед. В конце концов чертыхнулся и, сняв ее, откинул в сторону.

Я что-то засмотрелась и не успела убежать, когда парень неожиданно повернулся и резко распахнул дверь. Он вытаращился на меня и попятился назад. А я, вся такая пьяная и смелая, наоборот, поперла на него:

— Ты! Ты… ик… фэб-бээровец!

— Кто?!

Неделя прошла в суете, мы с тетей Таней занимались покупками по списку, который прислали из галереи Романовой. Я записалась на утренние занятия перед парами, но как-то не подумала, что теперь несколько раз в неделю придется вставать в пять утра.

Моя опекунша проявляла чудеса проницательности, видела, что со мной что-то происходит, но не допрашивала. Гнетущее чувство неполноценности и обиды на саму себя никак не получалось затолкать в глубины подсознания. Ну как можно было не понять, что Никита не тот человек, который устраивает оргии напротив моего окна? Он скромный и стеснительный и явно не умеет общаться с противоположным полом. Как с такими «навыками» подцепить девушку на одну ночь? Если, конечно, не страдать шизофренией или не быть живым воплощением чувака из фильма «Сплит».

Ладно, я дала маху: попросила незнакомого парня научить меня чему-нибудь в постели! Но, хорошенько подумав, я даже рада, что наткнулась именно на Никиту. А если бы я пришла с этим предложением к его брату? Я бы совершенно точно не выбралась из его комнаты живой и не оттраханной до потери… собственного достоинства.

«И самое интересное: почему Никита не признался, что это не его комната? Зачем ему это? Почему за целую неделю он не принял ни одной попытки поговорить со мной?» — вопросы без ответов. А мне очень хотелось их получить. Я неделю мучилась, больше не могу!

У меня никак не получалось сосредоточиться перед пустым мольбертом. Кисточка в моих руках чудесно пахла деревом, краски — маслом. Мольберт источал ароматом свежей нетронутой бумаги. Голова кругом, обожаю эти запахи! В новеньком зале меня окружали люди, такие же, как я: увлеченные искусством, жаждущие знаний, обожающие Романову особым, тонким чувством любви к совершенству.

Аглая Алексеевна рассказывала об умении фиксироваться на точке, в которой мы находим вдохновение. Все внимательно слушали, но только одна я никак не могла сосредоточиться.

Романова решила пройтись, посмотреть, как продвигается работа у каждого ученика. Я занервничала. У сидящих впереди уже вырисовывалось что-то наподобие яблока, которое лежало на треножнике в качестве экспозиции. Его мы должны были нарисовать, используя свой собственный стиль. Что-то вроде презентации себя и своего таланта в первый день знакомства. Многие уже далеко продвинулись, а я так и сидела с пустой головой и с точно таким же листом на мольберте.

— Найдите точку и сфокусируйтесь, — прозвучал голос преподавателя рядом со мной.

Я кивнула и опустила глаза, чувствуя жар по всему телу. Даже руки вспотели.

— В поиске вдохновения мы все индивидуальны. К кому-то оно приходит как по щелчку, а кто-то ждет толчка и не может сдвинуться с места неделями, месяцами…

— А что посоветуете? — отозвался кто-то с задних рядов. — Как ускорить этот процесс, чтобы вдохновение пришло побыстрее?

Романова продолжала стоять рядом со мной. От волнения я вцепилась в кисточку, поймав себя на мысли, что вот-вот ее разломаю напополам, но при этом не почувствую боли.

— К сожалению, нет какой-то авторской методики. Все банально: прогуляться на свежем воздухе, пообщаться с людьми, которые вас вдохновляют. Кто-то подпитывается от домашних животных, — Романова выдержала паузу как раз в тот момент, когда я подняла голову и посмотрела ей в глаза. Заметив ее блуждающую улыбку на строгом лице, я внутренне сжалась. А она добавила, глядя в упор на меня: — От котов, например…

Она меня узнала! Припомнила мой идиотский комментарий по поводу ее картины!

Я в панике опустила глаза. Схватила палитру и выдавила на нее несколько цветов, изображая бурную деятельность.

Контур яблока набросала за несколько минут и начала наносить штрихи. С одной стороны я сделала фрукт слегка подвядшим, прорисовала гнилое пятно и даже отверстие, проточенное червем, а с другой стороны — идеальное зеленое, сочное, сияющее, чертовски аппетитное. Я рисовала увлеченно, все время думала о Никите и о той ситуации, в которую с ним попала. Какая сторона яблока он для меня?

Я добавила несколько штрихов мелом и углем. Охваченная эмоциями вся перепачкалась в краске, прощай маникюр! В ушах играла музыка, я прокручивала несколько песен по кругу и не сразу заметила Романову, которая наблюдала за мной со стороны Бог знает сколько времени, сложив руки на груди.

Я остановилась и задержала взгляд на своей работе, обнаружив, что она уже давно готова. Я пыталась улучшить то, что уже не требовало изменений. Рисунок в точности отражал все, что я испытывала, все, о чем переживала за последнюю неделю.

Я моргнула и будто бы вышла из транса, волшебным образом снова оказавшись в учебном зале Романовой, а не в своих мыслях. На часах уже одиннадцать, я пропустила математику. Вот же ш гадство!

— Простите, — я вынула наушник из уха, — я слишком увлеклась.

Я начала собирать свои принадлежности и складывать в тумбочку. Хотела снять рисунок с мольберта и поставить в сушку, но Романова остановила меня, положив свою руку на мою, дрожащую от волнения.

— Я помогу, — взглядом она показала на мое барахло, но мне почему-то казалось, что она имела в виду что-то другое, — Извини, что не стала отвлекать тебя и напоминать о времени… — теперь она смотрела на мой рисунок, — понимала, что стоит подождать.

Рассыпаясь в благодарностях и извинениях за беспорядок, я быстро накинула куртку, схватила рюкзак и побежала в универ. Хорошо, что он был всего лишь через дорогу. Как я могла забыться и не уследить за временем? Пропустила пару по математике. Мегамозг не даст мне спуску!

***

Я прибежала только ко второй паре. Одногруппники почему-то косились на меня, как на звезду Тик-тока. Да, у меня все руки были перепачканы краской, и серо-голубая блузка вся в кляксах, но разве это повод так пялиться?

Я с трудом смогла сконцентрироваться на лекции и тайком от препода переписывалась со Светкой Муравьевой.

Светка: Где ты была?

Я: Застряла на курсах, я тебе о них рассказывала.

Светка: О, это в той художке напротив?

Я: Да, сначала записалась на занятия в 7 утра, а потом подумала…

Светка: Ты мазохистка! Я бы в жизни не встала в такую рань! Я к 9-то на пары не успеваю.

Я: Как выяснилось, я теперь тоже…

Светка: Кстати, ты сегодня ТАКОЕ пропустила!

Я ждала, когда, наконец, загрузится фотография, которую отправила Муравьева, пока препод по основам дизайна коршуном расхаживал около меня. Когда я все-таки смогла открыть фото, то не сразу поняла, что оно означает.

Светка: Это было на доске, когда мегамозг открыл ее…

На зеленой доске белым мелом было написано каллиграфическим почерком «Марьяна, поговори со мной, пожалуйста! Сегодня в 15:00 жду тебя здесь.»

Я рассматривала фотографию со смешанными чувствами. Сердце затарабанило от волнения. Не представляю, что было бы со мной, если бы я присутствовала на этой лекции. Фотография всколыхнула внутри меня что-то теплое. Я злилась на Никиту: за то, как он поступил со мной, и за то, что пропал на целую неделю. Но это его послание… оно милое. И смелое. Для Никиты.