— Ну, если правильно подать новость, то это несложная задача.

— Что ты забыла на архитектурном, Кэсс? — усмехнулась я, чувствуя, как спокойствие медленно растекалось по венам. Но вместе с ним маленькими искрами тлел еще больший страх от того, что теперь об этом знало столько людей. Пусть они и были близкими подругами, но теперь эта тайна касалась не только нас двоих.

Вечером я проводила подруг до такси. Удивительно, но мы оказались даже трезвыми для того, чтобы понять, что завтрашний день все-таки каждая будет проводить в домашней уютной обстановке, в семейном кругу, поэтому продолжать избавлять Изабеллу Ротчестер от горя неудавшихся отношений было слишком рискованным. В том числе и для меня.

И вот как здесь можно было запихнуть Кристиана в самые дальние углы памяти, когда моя собственная фамилия каждый раз о нем напоминала? Хороший вопрос, и посадив девочек в такси, я все еще думала об этом. Домой идти не хотелось, будто если бы я осталась наедине со своими мыслями, с воспоминаниями, которые становились лишь ярче, когда взгляд натыкался на некоторые места в квартире, то это задело бы что-то еще сильнее в груди.

Я неспешно двинулась через дворы, даже не зная, куда идти. Просто шла, перемалывая в голове одни и те же мысли. То печалясь, то ругая себя за такие глупости, то считая их совсем не глупостями, то ненавидя его, то, наоборот, прося вселенную об еще одном шансе. Кажется, впервые со времен подростковой жизни, я чувствовала себя настолько неопределенно.

Мыслей было так много, что я вынырнула из них только в момент, когда увидела знакомые заснеженные дорожки, освещенные тусклым желтым светом. Случайно забрела в парк, в который раньше часто приходила, чтобы проветрить голову, а теперь… теперь здесь тоже слишком много мест, навевающих воспоминания. Я точно стала нездорова. Так не должно быть. Я не должна была все это чувствовать, думать об этом. Это неправильно, это неверно, но почему-то все равно происходило. И мне до безумия хотелось уйти из места, которое стало казаться невыносимым. И надо бы запомнить на будущее, что приводить потенциальных парней в любимые места — отвратительная идея.

Я развернулась, собираясь вернуться домой. А потом резко замерла, взгляд случайно наткнулся на фигуру в конце дорожки. И это совершенно точно был он.

Кристиан остановился, смотря на меня в упор. И как бы мне хотелось сейчас подойти к нему и то ли ударить, то ли поцеловать, но вместо этого я отрицательно качнула головой, боясь, что если он подойдет, то я не сдержу свой порыв, поэтому я свернула на другую тропинку, оставляя его и свои мысли позади.

***

Не знаю, что потянуло меня в этот парк после работы. Я не хотел ни вспоминать, ни думать о ней, специально загрузил себя работой по уши, чтобы мысли не разбегались, словно тараканы при включенном внезапно свете. Но в этот раз что-то потянуло остановить машину, выйти из нее, торопливым шагом пройти сквозь темные дворы, в которых почти каждое окно перемигивалось гирляндами, создавая предпраздничное настроение. Или, наоборот, навевая чувство одиночества и тоски, стягивающих внутренности, даже если этого одиночества и не было. Завтра утром мама и отец ждали меня на праздничный ужин, вот только предвидя темы разговоров, желание ехать туда отпадало вовсе, а потому, каждый шаг, ведущий меня к знакомому пейзажу казался каким-то легким, будто мне нужно было там оказаться. Вот только в судьбу я не верил, в чудо тоже. Только в свои собственные силы, поступки и причинно-следственную связь.

Здесь ничего не изменилось: все те же желтые фонари, все те же тропинки, снег, изредка доносящаяся до слуха музыка из кафе. Я прошел дальше, оглядываясь по сторонам и почти видя картинки из памяти, словно воспроизводимую видеокассету. Удивительно, но на снегу даже остались два снежных ангела. Конечно, уже не таких ровных, но все-таки оставшихся. Это тоже смахивало на старую кинопленку.

А потом я просто повернул голову, заметив ее в конце дорожки. Изи стояла там, совершенно точно заметив меня. И первым порывом было подойти, заговорить, сделать хоть что-то, а не стоять здесь, как полнейший идиот, впервые увидевший девушку. Но я знал, что так нельзя. Нельзя просто взять и стереть все, что происходило. Нельзя просто взять и стереть все то, что могло случиться. Нельзя было взять и стереть правила, страх, панику, мысли о том, что из-за меня она могла лишиться образования, мечты и будущего, поэтому я не пошел следом, поэтому вернулся в машину и поехал не домой, а немного дальше. Там, где, по крайней мере, один человек был рад мне.

Дорога до родительского дома заняла больше времени, чем я ожидал. Видимо, многие выбирались за город на праздничные дни, планируя провести время с семьей. Стало даже смешно от того, что я стоял в той же пробке, что и счастливчики, для которых такие встречи и ужины были чем-то хорошим и веселым, запоминаясь, как счастливые мгновения, а не пытка. Хотя, кто я такой, чтобы об этом судить? Наверняка, большинство из тех, кто стоял в этой же пробке мыслили так же, как я. Пришлось прибавить радио, чтобы задорные, радостные мотивчики многочисленных песен заглушали все остальное.

Спустя час я стоял на крыльце родительского дома, думая о том, чтобы развернуться и уехать, по пути назад обругав себя с головы до ног за такие выкрутасы. Но целый час, который был уже потрачен на дорогу отрезвлял, поэтому я все же постучал.

Дверь открылась спустя всего несколько секунд, являя на пороге взволнованную и удивленную маму, лицо которой мгновенно просияло при виде сына. Она ловко притянула меня в объятия, даже несмотря на то, что уже давным-давно в длину я ее перерос.

— Неужели я перепутала дни и опоздала с ужином? — спросила женщина, лукаво улыбаясь и впуская меня внутрь.

— Из нас двоих только я способен перепутать расписание и дни недели, — усмехнулся я, снимая пальто и обувь в коридоре.

— Почему-то так и думала, что приедешь сегодня, приготовила рыбный пирог, как ты любишь, — она ласково улыбнулась, направившись на кухню. Я пошел следом, вспоминая, что сегодня успел только позавтракать.

— Отец дома?

— Нет, у них что-то вроде корпоратива с деканами других факультетов, — она махнула рукой, — он и меня звал, но я отказалась, будто как чувствовала, — мама включила чайник, поставила тарелки на стол, затем резко перевела на меня взгляд. — Что-то случилось?

— Нет, просто подумал, что утром могут быть пробки, но, кажется, все их собрал сейчас, — ответил я, отодвинув для нее стул и потом опускаясь на соседний.

— Да, неудачное для дороги время, — скривилась женщина, — но я рада, что ты приехал сегодня. Я очень скучаю, — тут же добавила она, а затем чайник засвистел, и мама поднялась, чтобы налить нам чай и поставить тарелку с пирогом на стол. Раньше она готовила рыбный пирог почти каждые выходные, так что это было почти возвращением в детство, что-то давно забытое, потерянное, но бесконечно теплое. Как и неспешный разговор ни о чем за ужином, наполненный воспоминаниями, обсуждением всего на свете и просто уютом, от которого наполнялось сердце и все проблемы забывались. Все, кроме одной, которую нельзя было назвать проблемой, и о которой я думал весь последующий вечер, развалившись на диване в гостиной, пока по телевизору шел какой-то непонятный фильм, а мама сопереживала каждому появляющемуся на экране герою. В какой-то момент я повернулся, заметив, что мама неотрывно смотрела на меня уже непонятно сколько времени, будто ожидая, что я что-то скажу, но я продолжал молчать.

— Кристиан, — о, я знал эту интонацию. С нее обычно начинался допрос с пристрастием.

— Да?

— Что-то ведь точно случилось, — она придвинулась ближе, поставив фильм на паузу. — Я же вижу, даже не вижу, а чувствую, что что-то не в порядке.

— Я не хочу об этом говорить, — легко пожал плечами я, зная, что обычно это срабатывало, но в этом раз мама оказалась очень настойчивой.

— То есть что-то происходит?

— Может быть.

— Это из-за девушки?