Генашио решал, как быть ему дальше. В его доме сейчас целая толпа, понятно, что завтра хозяин начнет разборки, и тогда первому попадет Генашио. И как получилось так, что все они собрались тут. И вывезти их уже не получится. Наверняка стражники могут не выпустить.

Ладно, утром будет Генашио думать и решать, время есть пока. Спать он положит Толика в сенках, принесет ему соломы, профессора на широкую лавку, даст ему предварительно сонной травы, чтобы ночью не мотался, а сам ляжет с Верой на топчан. При последней мысли в животе приятно потеплело.

Никто такому раскладу не сопротивлялся. Толику тихонько тоже подлили сонной травы, и он согласился спать в сенках, а профессора никто и не спрашивал. Его главное лечение должно было начаться завтра. И оно было довольно серьезное.

Когда легли спать, Вера начала задавать вопросы про хозяина, и Генашио пришлось все рассказать. Вера посмеялась над тем, что хозяин потребовал от Генашио сделать из речной гальки жемчужины и сделать бусы. Но Генашио было не до смеха, подходил срок и не сегодня, завтра, нужно будет нести бусы хозяину.

Вера задумалась, а потом тихо засмеялась, - а давай, Генашио, вот это предложим твоему хозяину, и показала ему несколько вещей. Генашио посмотрел сначала на них, затем на Веру и печально кивнул. Ничего из этого не подойдет. За эту ерунду хозяин прикажет выпороть Генашио.

Утром Генашио проснулся первым и сразу принялся за дела. Сначала он разбудил Толика, и, не дав умыться и позавтракать, повел из дома. Между домов сновали женщины, старые и молодые. Одни шли на конюшню, другие в поле, третьи в прачечную. Молодые поглядывали на Толика и откровенно и призывно улыбались. В эти времена все было гораздо проще. И хотя измены карались более чем жестоко, все равно некоторые успевали скрасить свою тяжелую и безрадостную жизнь. Толик немного смущался, такого внимания он не ожидал, хотя, честно говоря, оно ему нравилось, и он несмело улыбался в ответ.

Генашио торопился, он даже не здоровался с попавшимися навстречу мужичками, махал рукой, - потом, потом!

Они шли в противоположный угол феодального поместья. Толик еле успевал за Генашио. Они уже подходили, когда Толик обратил внимание на странный запах, идущий от широкой избы с большим навесом, да непонятными постройками рядом.

Из избы уже с самого утра слышались удары, одни мощные, тяжелые, другие легонькие, аккуратные. Когда подошли ближе, Толик понял - это кузница. Так и оказалось. Они вошли в открытую дверь и увидели, как на наковальне отковывалась длинная красная полоса.

Молодой парень по пояс раздетый, блестел красным телом, покрытым каплями пота. Он поднимал и опускал тяжелый молот. От его ударов, казалось, что по земле пробегала дрожь. Рядом с ним стоял кузнец, он был в кожаном фартуке, в левой руке держал длинные щипцы, в них была эта красная полоса. Другой рукой он постукивал длинным молоточком по этой полосе. Подмастерье бил в то место, которое указывал ему кузнец.

И получалось это так красиво и слаженно, что Толик и Генашио замерли, не решаясь прервать волшебное действо.

Кузнец сам заметил гостей. Он остановил подмастерье, и отложил свой молоточек. Потом пошел навстречу. - Здорово, Генашио. Ты что-то прямо с утра… не случилось ли чего?

После того, как поздоровался Генашио, Толик тоже протянул руку и сразу присел, кисть кузнеца на вид вроде бы и не широкая, оказалась просто стальной.

- Мариша, я понимаю, что ты очень занят, но выручи… Вот парня надо на время спрятать. Он ничего по-нашему не понимает. Из другой страны он.

Мариша осмотрел Толика сверху вниз и кивнул, - спрячем, коли надо. Надолго?

- Да нет. С делами разберусь, потом заберу его, - сказал Генашио.

Кузнец вышел из дома и повел гостей за угол. По пути Генашио говорил Толику, что тому придется пожить несколько дней у кузнеца. И если Толик начнет ходить по поместью, то его никто не сможет защитить. Посчитают за шпиона и отправят в город, а там допытаются, кто он и откуда. Или здесь начнут пытать, здесь быстрее замучают. Не любят шпионов.

Толик, разумеется, согласился. Кузнец Мариша привел гостей в свой домишко, который притулился сразу за кузницей. В нем кузнец ночевал, когда была срочная работа. Здесь и поселили Толика. Почти сразу к нему прилетел ворон. О чем они там беседовали, это уже никого не интересовало, у всех были свои заботы.

Генашио заторопился домой, нужно было начинать лечение профессора. Задерживаться в этом времени совсем не хотелось.

Вера кормила профессора, он держал ложку всей кистью и пытался намазать кашу на кусок хлеба. Не получалось, и он беспомощно смотрел на всех, словно просил помощи в этом непростом деле. Потом положили профессора спать, как маленького ребенка. Генашио говорил, что когда профессор спит, то понемногу выздоравливает.

Через час Генашио поднял профессора и повел его ко второму своему другу, старосте Луке. Заодно посмотрел на обожженный зад старосты, заново помазал его, напоследок сказал, что еще два дня, и он будет, как новый. Видно было, что Лука не хочет брать к себе профессора. Жена его, высокая худая женщина со злыми глазами, кусала губы, но сказать ничего не могла. Все их семейство, в количестве их двоих и четверых детей, да еще скотину, Генашио лечил в первую очередь.

Профессора посадили в загон для овец. Чтобы никуда не сбежал, и чтобы не привлекал внимания. Вот там он и сидел со своими кубиками. Он их перекладывал с места на место, что-то пытался нарисовать на гранях, строил какие-то фигуры, в общем, был сильно занят.

Генашио вернулся к себе и занялся приготовлением лекарства для профессора. Он залез в деревянный старинный ящик, который стоял в углу, он был приспособлен под разного рода, ценные вещи. Достал оттуда бронзовую чашку и черную толстую свечу, из угла ящика вытянул кожаный мешочек и вынул оттуда несколько камешков. Потом снова все закрыл и начал толочь ступой в чашке порошек из этих камешков.

Он трудился уже с полчаса, когда прибежал посыльный слуга, и передал приказание хозяина явиться немедленно.

Вера спокойно подала кожаную сумку Генашио, и даже перекрестила его на прощание. Генашио механически взял ее, надел на плечо, тяжело вздохнул, поцеловал Веру, и весь в своих мыслях вышел из дома.

Все! Возмездие наступило! Настроение резко упало, и даже Вера ничего не может сделать. Но, обернувшись напоследок на свою женщину, и увидев ее ободряющую улыбку, Генашио разозлился на себя. Зачем он так трусит? Ну, и пусть накажет его хозяин, неужели он не сможет вытерпеть ради такой женщины какие-то плети… Конечно, он вытерпит, а потом покинет этот дрянной мир навсегда!

Генашио шел к хозяину и накачивал себя энергией злости, возмущения, и даже обиды на такую несправедливую жизнь. Ругал и себя. Не надо раскисать, словно трусливый мальчишка, а надо взять себя в руки, и достойно принять наказание!

По пути он думал о том, что же сказать такого, чтобы хозяин отложил проверку бус. Да и на самом деле еще рано было, по его подсчетам оставалось еще три дня, и Генашио надеялся успеть вылечить профессора и переместиться обратно в будущее, время Веры и профессора. Ему нужно три ночи, всего три ночи пробыть здесь, чтобы закончить лечение профессора.

Генашио с каменным лицом стучался к комнату к хозяину. Из-за двери послышалось, - входи! Хозяин завтракал, перед ним крутился слуга, он смахивал крошки с груди хозяина, наливал вино, подавал блюда и открывал и закрывал окно, потому что хозяину было то жарко, то холодно.

Нервничал хозяин, прямо заметно было, а что будет, когда жена приедет? Генашио давно уже рассказали, что жена хозяина из знатного рода, приближенного к королю. Но отец жены в чем-то проштрафился перед королем, и папаша ее попал в немилость. И никто из придворных, да и других богатых фамилий не решились взять дочку в свой дом. И пришлось выдать ее за простого феодала с дальней провинции. Да к тому же, красавицей жена хозяина не была ни в молодости, ни тем более в таком возрасте. Но жить в роскоши она привыкла, и поэтому большую часть времени, она жила в городском доме, и в поместье появлялась редко. Муж, феодал, хозяин поместья опасался ее, все-таки связи жены при дворе оставались, и он никак не хотел рисковать ни землями, ни крестьянами, ни поместьем.