Я купил себе соленую карамель.

Курьер взял коробочку, меня (мастерица Центра осталась на стойке в гордом одиночестве, поскольку собиралась вернуться к Кейрре) и понес на встречу с Дейраном и Эйдераанн.

Завтрак нам назначили на девять тридцать, и в девять двадцать пять я уже вовсю сокрушался над внешним видом Дейрана. Механик, как оказалось, вообще не имел нарядной одежды и явился в спецовке, разве что повязал на шею какое-то подобие платка. Эта манипуляция мистическим образом сделала его еще неряшливей. Эйдераанн сияла в новом черно-белом клетчатом пальто поверх платья с изящным подолом и в крохотной замысловатой шляпке, идеально сидящей на витиеватой, полной фигурных заколок прическе, чем-то напомнившей изящное убранство моей собственной шкуры.

Когда открыли дверь, Дейрану попытались заплатить за доставку, а на аудиенцию пропустить моего курьера, и я никого не мог в этом винить.

Как только мы вошли, коробочку с конфетами мастерица дома тут же забрала, обворожительно улыбнувшись Эйдераанн и пообещав подать ее подарок к чаю. Детям дали вытереть руки влажными полотенцами, точнее… Эйдераанн дали вытереть руки, а Дейрану – возможность стать первым в истории посетителем дома, умудрившимся в этом провалиться. Затем мы проследовали в гостиную за честно заработанными пятью минутами своего позора.

Мастер Райхар, высокий сухопарый мужчина с темными, зачесанными назад волосами и окладистой, коротко стриженой бородкой, сидел за столом и, собственно, завтракал, читая газету. Выглядел он при этом вполне мирно и про нас как будто бы и не помнил, что наполнило меня сдержанным оптимизмом.

У него на столе стояла бульотка с отличным утренним сортом «Замковый камень»; судя по линиям на стекле, заварка перед сушкой насыщалась от шести до девяти лет. Никаких добавок напиток не содержал.

По утренней традиции, горелку под дном бульотки не запалили, и о чае заботился мой коллега, отлично собранный и отлаженный, что чувствовалось в мельчайшем движении его насытительных чешуек. Характерный, выраженный его профиль не оставлял сомнений в том, что дракончика собрали в Храме: там не делали ни воротниковых гребней, ни гребней по хребту, ни усов, рожки всегда ваяли толстыми, морду – широкой, а шкуру покрывали тончайшей и сложнейшей филигранью, что вдвое увеличивало стоимость содержания, но благотворно влияло на качество чая.

Посмотрев ему в глаза, я подтвердил свою догадку о том, что мастер Райхар – чайный эстет: любой другой мастер, переехав на новое назначение в Золотые Кроны, нанял бы себе дракончика сборки нашего знаменитого завода Род, чтобы понравиться новому окружению. Но тот, кто истинно любит чай, остался бы верен себе, поставив лучшее насыщение напитка выше мимолетного впечатления. А еще подтвердилось мое опасение, что к мастеру Райхару я в чайные дракончики не попаду.

При виде нас мастер поднялся, отдал необходимые знаки приветствия и вернулся на место, никого не пригласив к столу. Механический чайный сервиз на четыре персоны, выполненный в стиле миниатюры дома, держал все свои чашки, блюдца и чайные ложечки внутри себя. Его выставили на стол согласно протоколу, но для нас ни одного из приборов он не выпустил, очевидно, ожидая следующих, более угодных посетителей.

Я крепко-крепко сжал челюсти. И отметил, что сам мастер механическим сервизом не пользовался, предпочтя личную чайную пару из костяного фарфора.

Зная, что беседа закончится скоро, мастер Райхар начал ее в соответствующем ключе:

– Я рад был увидеть своими глазами спортсменку, представлявшую наше Сердце четыре последних сезона!

В принципе, на этом встречу следовало считать законченной, но Эйдераанн улыбнулась, прошла вперед, сама себе отодвинула стул и плюхнулась на него. То же самое сделал и Дейран, с той лишь разницей, что он, скорее всего из чистого профессионального рефлекса, щелкнул пальцами в характерной для одних лишь механиков тональности, и сервиз, не в силах его ослушаться, отпустил две засеменившие на множестве тоненьких ножек чайные пары. Дейрану и Эйдераанн из приличия, символически, на самое донышко плеснули чай.

Теперь все зависело от меня.

Вдохнув аромат разлитого в чашки напитка, я понял, что в корне неверно оценил ситуацию вокруг мастера Райхара, что неправильно представлял его положение в организации этого конкретного чаепития и его положение в собственном доме, если не во всем городе вообще. Все это я понял, когда осознал, что ошибся с сортом чая.

Я полагал мастера молодым, только что приехавшим, но волевым механоидом, умеющим отстаивать свои взгляды и свои бытовые привычки, но нам только что налили прямо в чашки этот трагический «Бархатный завтрак» двенадцати лет насыщения! Этот стандартный, «так принято», сорт для завтраков страстный любитель чая никогда по собственной воле не выберет.

О нет, в этом доме безраздельно правила экономка. И именно она, эта, казалось бы, безликая женщина, встретившая нас на входе, чьей комплекции и цвета волос или механики в теле я сейчас уже не мог даже припомнить, именно она незримо руководила текущей встречей, и, скорее всего, хотя Эйдераанн было обещано пять минут на попытку спасти свою судьбу, в графике мастера Райхара на это действо отводилась всего одна.

Как правило, такое случалось, если мастер действительно полностью погружался в работу и забывал распорядиться о бытовых мелочах. Чувствовавшая себя повелительницей своего очерченного стенами дома мирка экономка в таких ситуациях смело устанавливала довольно суровые порядки: мастера сердца-то менялись, а дом оставался прежним и, по ее мнению, принадлежащим ей и ей лишь одной. Мои подозрения полностью подтвердились, когда нам в течение положенных пятнадцати секунд не подали конфет.

По спине у меня пробежал холодок отчаянья, отчего я даже поднял гребень. Эйдераанн же, не понимая всего этого, начала говорить:

– Я знаю, зачем мы здесь, мастер, но все же я хотела бы объяснить свое поведение.

Согласно собственному плану, мне следовало в этот момент гордо сойти с ее руки и неспешно занять место в чашке, но сейчас все пошло прахом: чая внутри оказалось слишком мало, руки у Эйдераанн дрожали, как и колени, дрожал и голос, она постоянно теребила цепочку у шеи. Так что мой выход выглядел бы смешным.

– Молодая госпожа, – учтиво заговорил мастер Райхар, и я заметил, что он приподнял чашку, нехарактерно отведя ее в сторону, словно хотел что-то увидеть на идеально белом блюдце, но, не завершив движения, поставил ее назад. Меня буквально молнией пронзила догадка. – Я думаю, – продолжал тем временем мастер Сердца, – каждый в этом городе уже знает, что я не интересуюсь спортом. И поэтому лично не смогу принять правильного для легкоатлетической команды Сердца решения. Вы должны понимать, что прежде, чем отозвать ваше финансирование, – он сделал паузу, и я позорно, минуя скатерть, сполз на колени к Эйдераанн и оттуда перебрался к Дейрану, – я проконсультировался со спортивными экспертами, и их оценки оказались единогласны и однозначны: я не получил ни одного особого мнения, ни одного уникального экспертного заключения. За вас никто не заступился. А… будучи недавно назначенным главой Сердца, я не могу позволить себе расстроить болельщиков Золотых Крон.

Я добрался до Дейрана, залез ему в карман и, к своему небывалому облегчению, обнаружил внутри завернувшуюся в подкладку и потому не сожранную бедным механиком плоскую шоколадку к чаю из тех, что вчера подавали в столовой. Схватив ее и наскоро освободив от обертки, я уделил время (когда нет ни секунды, нужнее всего не жалеть времени на проверку) тому, чтобы осмотреть, нет ли на ней какой-нибудь лишней нитки или карманного мусора, нашел их, убрал и бросился вверх по скатерти.

– Я понимаю, что вы уже все решили, – сдержанно возразила Эйдераанн, планируя спорить, но мастер Райхар, отдав ей знак молчания, продолжил:

– Я спрашивал, почему вы могли так поступить. И мне сказали, что, скорее всего, дело в глубоком личном конфликте с тренером: возможно, он на постоянной основе унижал вас. Не буду исключать, что он совершил нечто более ужасное и постыдное, и в таком случае я никогда его не оправдаю, но речь идет не о вашей личной жизни, молодая госпожа. Речь о спорте. Вы отказались от отличного тренера на влете в сезон, в то время как, моя дорогая госпожа, – (я, сгорая от стыда и низко стелясь к скользкой шелковой скатерти, домчался до чашки мастера и положил шоколадку на блюдце. Она не звякнула), – в то время как ваш тренер от вас никогда не отказывался.