— Я не знаю, я просто увидела его и… я не знаю. Захотела попрощаться.

— Это любовь, точно! Динка, это любовь, да?

Вот сучки. Паша молча слушает наш разговор, а потом резко ударяет по тормозам, уйдя в небольшой занос. Автомобиль выносит на обочину, Павел отстегивает ремень, и выскакивает в снежную ночь, тут же потерявшись за густой белой пеленой. Я сижу и тупо смотрю перед собой. Что за хуйня происходит? Что мне делать?!

Павел обходит машину, открывает дверь с моей стороны, вытаскивая меня с переднего сидения, и садится на мое место:

— Заебало все. Я устал. Раз ты такая вся из себя взрослая — едь сама, а я буду тут сидеть.

Оборачивается назад:

— У вас шампанское еще осталось?

Делает несколько глотков и передает бутылку обратно. Девчонки с изумлением наблюдают за этой сценой, но я, кажется, совсем не удивлена. Значит, мы друзья? Да какая, нахер, дружба, может быть между сорокапятилетним мужиком и двадцатилетней девчонкой? Он просто ревнует и берет меня на слабо. Окей. Я обхожу машину и сажусь на водительское — у меня нет прав, ну и похуй. Девчонки сзади, хихикая, подбадривают меня:

— Давай, братишка, поехали!

Сука, для них это просто развлечение. Интересное кино, за которое не нужно платить — это развлечение сегодня уже оплачено мной. Желая произвести на них впечатление, я тоже протягиваю руку за бутылкой и делаю большой колючий глоток ледяного шампанского — мне просто нужно войти в свою роль:

— Ну что, красавицы. Прокатимся, как в последний раз.

Волна пьяного смеха с задних сидений. Я завожу мотор. Пристегиваться совершенно необязательно — в двадцать лет мы все бессмертные. Я выезжаю на дорогу и вдавливаю педаль газа в пол. Уже совсем темно, за городом настоящая метель — снег горстями летит в лобовое, видимость нулевая, я разгоняю джип до ста, потом до ста двадцати, краем глаза наблюдая за Пашей — осадит меня или нет? Он сидит с закрытыми глазами, совершенно отключившись от происходящего, и в этот момент я понимаю, что больше нет никого и ничего кроме меня, этой ночи и трассы, летящей мне навстречу, и нет ничего, кроме этой секунды, когда я чувствую себя по-настоящему живой.

***

Я знаю, как я выгляжу со стороны — охуевшая девчонка, любящая привлекать к себе внимание. Не то, чтобы мне это действительно нравилось, просто для меня это — жизненная необходимость. Необходимость увидеть себя глазами кого-то другого. Кто я? Та, кого вы видите. Я чувствую себя привлекательной, только если я кому-то нравлюсь. Если вы смеетесь над моей шуткой — значит я веселая и остроумная. Если утром меня, пьяную, тащат домой после клуба — значит, я кому-то нужна, и мне неважно, зачем. И если по мне просто скользят взглядом, на самом деле не видя меня — это значит, что меня нет. А это невыносимо, потому что тогда они, голоса в моей голове — они говорят правду.

И поэтому я делаю все возможное, чтобы привлечь к себе внимание, даже сейчас — я пишу эти строчки. А что делать с этим дальше — хуй знает.

***

Поход в небольшой магазин самообслуживания — ежедневная традиция, завершающая мой день. Я, не торопясь, иду вдоль полок, отмечая места, где сейчас нет покупателей, а расположение камер я знаю и так — я здесь постоянный покупатель. В висящую на боку, и слегка приоткрывшую голодный рот, сумку, отправляются копченая колбаса, пакет орешков, упаковка сыра. Шоколадка — в рукав куртки, к уже ждущему ее там паштету в металлической тубе, приятно холодящему кожу. Я такое не ем, но девчонки точно оценят. Бутылку вермута и сигареты я оплачиваю на кассе — чтобы не вызывать лишних подозрений. Хотя, конечно, это просто вопрос времени, и, рано или поздно, меня обязательно раскроют. Возможно, даже сегодня. Кассирша выбивает чек, и я выхожу на улицу, стянув напоследок прямо с кассы коробочку мятных конфет. Не в этот раз, блять! Сегодня мой день.

Я ворую в магазине не потому, что у меня нет денег. Просто так интереснее, а работа у меня есть, и мне за нее неплохо платят. Сколько, как вы думаете, может заработать девушка за час фотосъемки? Ладно, за час фотосъемки в голом, пусть и раскрашенном виде. Я получаю четыре своих стипендии за час, и снимаюсь я три раза в неделю. Так что денег мне хватает и на бухло, и на сигареты, и на друзей, которые не могут купить себе ни первое, ни второе, но имеют стойкое, и такое естественное для молодых людей, желание бухать и тусоваться.

Мне нравится моя работа, хотя это не вебкам, и даже не стриптиз, но все равно — я чувствую себя так, как будто я делаю что-то, что выходит за пределы общепринятых моральных норм, и мне это очень нравится. Пиздец, да я — просто мамина бунтарка!

***

Обычно я начинаю пить прямо в процессе — Лана замешивает краски, а я стою на куске полиэтилена, расстеленном на полу фотостудии. В одной руке у меня банка джин-тоника, в другой — сигарета. Что сказать, я стараюсь получать удовольствие от каждой минуты своей работы. Лана наносит на мое тело первый слой краски — по рукам бегут мурашки, и меня даже слегка знобит, но, через пару минут, это проходит. Подсыхая, акрил стягивает кожу, и я ставлю банку на пол и тушу в нее сигарету — теперь мне стоит свести все мои движения к минимуму, по крайней мере, до начала фотосессии. Лана размазывает по мне краску руками, проводя ладонями по моей шее, спускаясь к груди, и ниже — к животу, который я тут же рефлекторно втягиваю. Внезапно, в студии гаснет свет, и я вздрагиваю от неожиданности.

— Не бойся, сегодня весь день так. Скоро включат обратно.

Я слышу ее дыхание, совсем близко, рядом с моим лицом, ее руки останавливаются на моей груди, поглаживая шероховатую от уже подсохшей краски, кожу. Сердце начинает биться быстрее, и я не могу понять, что происходит — я действительно испугалась, или во всем этом есть что-то возбуждающее? Длинные, в пол, шторы в студии плотно задернуты, мы стоим в полной темноте, у меня немного кружится голова, и я, закрыв глаза, кладу свои ладони поверх ее. Лана осторожно целует меня, и я отвечаю на ее поцелуй — почему нет? Я нравлюсь ей, а это нравится мне. Я пытаюсь представить, что она чувствует сейчас — горячая и немного шершавая от краски кожа под ладонями, сатиновая нежность губ, с такой готовностью возвращающая ей поцелуй, спрятанный от всех и даже от нас самих, в этой неожиданной темноте. Я чувствую себя слепой, и от этого мои ощущения выходят за границы моего тела, и я теряюсь в них, исчезая без следа.

Хлопает дверь, и меня ослепляют загоревшиеся под потолком студии лампы дневного света.

— Ах вы чертовки! На пять минут нельзя оставить одних!

Мы отскакиваем друг от друга и смеемся — Витя решил нас повоспитывать. Неблагодарное это дело. Лана — уже взрослая девушка, лет на десять старше меня, а я… У меня вообще нет моральных ориентиров, кроме моих желаний. Да и вообще, такое поведение в студии приветствуется — это расслабляет и настраивает на нужную волну перед съемкой. Все-таки, мы продаем секс, пусть и под видом искусства.

Лана заканчивает мой рисунок:

— Вчера видела Ромку на улице с его девушкой. Не помню, как ее зовут. Они были такие счастливые, пьяные, шли куда-то. Что у тебя с ним?

Ох уж эти общие знакомые. Все всегда в курсе, кто с кем спит, и всем хочется подробностей. Ей-то это зачем?

— Да ничего особенного. Ну, был секс пару раз. Ты же сама видела — у него девушка есть.

— А у тебя есть парень?

— Нет, у меня никого нет, Лана, что за хуйня?

— Да, все, забей, проехали. Просто мне казалось… Ну, у тебя с ним…

Я закатываю глаза. Ей, видите ли, показалось. Подходит вторая модель — Инна, и я выхожу покурить. Наша студия находится на втором этаже, балкон старого здания, на котором мы курим, выходит прямо на одну из центральных улиц, и я решаю немного похулиганить — настроение такое. Вспомнив булгаковскую Маргариту, я свешиваюсь с перил вниз, и кричу:

— Мужчина, как вам погода сегодня?

Случайный прохожий, к которому я обратилась, поднимает взгляд, и на его лице отражается ужас. Еще бы — разноцветное существо, которое не сразу можно идентифицировать, как молодую женщину, с ухмылкой затягивается сигаретой, и нависает всего в паре метров над ним. Осознав, что я еще и голая, он ускоряет шаг — подальше от греха. Я ору ему вдогонку: