— Дай команду особым отделам фронтов, — говорю Богданову, который у меня роль начальника штаба исполняет. — Пусть уничтожают обнаруженную агентуру абвера. Они нам больше не нужны.

17 января, суббота, время 13:50.

Небо над Выборгским заливом.

Василий Сталин.

— Володь, поучаствуем в веселье?

Внизу, по льду Выборгского залива бегут на лыжах финские солдаты. В обход гигантской полыньи, заполненной ледяным крошевом, перерезавшей самый короткий путь до финского берега. За ними гоняются чайки, расстреливая их на бреющем полёте.

— У нас другая задача, Вась, — старший отказывает сходу. — И как-то душа не лежит… они ж ничего нам сделать не могут.

Прав он, конечно. Но с другой-то стороны, они вооружены и не сдаются. Говорю об этом Володе.

— А кому они сдадутся? Нам что ли?

Ладно. Не очень-то и хотелось. А там что?

— Володя, смотри на косе. Это не зенитки? Точно, они!

Тут он не возражает. Заходим на цель. Зенитки палят в юго-западном направлении, в сторону чаек. Мы заходим с востока. Распределяем сектора. Открываю огонь метров с четырёхсот. Есть! Железные пулемётно-пушечные струи хлещут по зенитке, сметая расчёт. Вижу что попал в пушку по искрам и вздрагиванию. Вывод орудия из строя — самый лучший результат. Для уверенности делаем ещё заход.

Анохин делает запрос на смену. Нам надо перезарядиться, половина боезапаса для наших пушек израсходована. Продолжаем кружить над подконтрольной территорией. Осуществляем объявленную маршалом тактику тотального воздушного террора. Наша главная задача, охота за мессерами, давно не возникает. Третий день они даже на горизонте не показываются. Кончились, что ли? Прибывшему от Рычагова авиаполку совсем делать нечего стало. Кому повезло, ещё по одному-два самолёта сбили. Кому не повезло, остались несолоно хлебавши. Мне жаловаться не на что, четыре самолёта на свой счёт записал. Из них, правда, только один мессер, ещё одному удалось уйти.

18 января, воскресенье, время 18:35

Хельсинки, генштаб финской армии.

Маршал Маннергейм.

Только что закончилось совещание. Не то страшно, что положение тяжёлое, — о, господи, накажи этого большевисткого дьявола Павлова! — а то, что в результате многочасового совещания никакого удовлетворительного выхода найдено не было. В шахматах, древней и мудрой игре, такое положение называется цугцвангом.

Маннергейм трёт переносицу, начинает болеть голова. Это не мигрень, это безысходность.

Сбить в целом небольшой заслон у Выборга не получилось. На попытку атаковать русские отвечали танковой контратакой при мощной поддержке артиллерией. Снарядов явно не экономили. Результатом нескольких попыток стало то, что русские немного продвинулись вперёд и выстроили дополнительные заслоны. С каким-то хитрым минированием. Раньше он думал, что такое невозможно при мощном снежном покрове. Одно дело наступить ногой на пехотную мину в грунте, совсем другое — пробежать над ней на лыжах. А если по насту, то совсем никакой опасности.

Решение отвести Олонецкую группировку правильное, вот только русским удалось обнулить эту правильность. Оторваться войскам от них не удалось и теперь объединённая Олонецко-Масельская группа противостоит объединенным же русским армиям, которые с юга и востока взяли войска в клещи. Очень невыгодная конфигурация получилась.

Чем больше думает маршал о судьбе Карельской группы, тем больше головная боль. Вырваться ей никак не удастся. Маршал окончательно приходит к выводу, что она обречена. Есть только одна возможность!

Маннергейм быстро накидывает на лист бумаги приказ и отдаёт дежурному офицеру с пометкой «срочно». Но это не всё. Маршал снимает трубку телефона и просит президентский дворец. Поздно уже, но в такое время правительство работает круглые сутки. И даже ночью есть дежурные чиновники.

19 января, понедельник, время 10:10.

Москва, Кремль, кабинет Сталина.

— Сообщение из МИДа, товарищ Сталин, — в дверь заглядывает Поскрёбышев и после кивка вождя входит.

— Вот, товарищ Сталин, — секретарь кладёт полоску бумаги с текстом.

Сталин с лёгким интересом читает и хмыкает.

— Пригласить товарища Молотова?

— Я сам ему позвоню, — Сталин отодвигает бумажку и принимается набивать трубку. А то позавтракал, а курить не курил ещё. Медики жёстко запретили курить до завтрака, приходится подчиняться.

— Товарищ Молотов? Здравствуй, дорогой. Говоришь, финны запросили переговоры через шведское посольство? Это хорошо.

Некоторое время Сталин слушает своего наркома.

— Товарищ Павлов меня очень просил, чтобы мы не торопились идти на переговоры с Финляндией. Но и отказывать не красиво. Сделаем так, товарищ Молотов. Выразите интерес к мероприятию, но сильно не торопитесь. Пожелание нашего товарища, маршала Павлова, для нас всё-таки важнее желания финского правительства. Думаю, что если переговоры начнутся через два, нет, через три дня, будет в самый раз.

— Товарищ Поскрёбышев, немедленно сообщите маршалу Павлову: финскую делегацию мы примем через три дня, — говорит Сталин по внутренней связи.

19 января, понедельник, время 11:40.

Штаб маршала Павлова под Волховым.

— Этот приказ даже шифровкой передавать не хочу, — с порога обращаюсь к Новикову, который только что прилетел на своём Яке. Хвалит, кстати, машину.

Генерал-лейтенант садится, адъютант подсовывает ему кружку горячего чая. Традиция у нас такая сложилась, на севере, тем более зимой, тепло ценится в любом виде.

— Задача такая: использовать все запасы бомб за трое суток, считая сегодняшние. Конечно, это не значит разбрасывать их без всякой пользы. Бомбите дороги, известные военные объекты, оборонительные укрепления, подозрительные места.

— А что случилось? — Новиков прихлёбывает чай.

— Финны запросили у нашего правительства переговоров, — говорю честно и прямо, — но это пока секрет. Пока суть да дело, у нас есть немного времени, чтобы нанести им максимальный урон.

— Зачем вам это, Дмитрий Григорич? — нейтрально интересуется главлётчик. — Нам ведь важно быстрее с ними закончить, чтобы на немцах сосредоточиться. А уж какой там урон случится, не так уж важно.

— Есть такая жестокая необходимость. Чем дороже Финляндия заплатит за войну с нами, тем дольше не будет помышлять о новой.

Немного подумав, вздыхаю.

— Жалко зажигательных бомб мне Жданов не успеет отправить…

Новиков глядит на меня слегка очумело. Помалкивающий рядышком Богданов сдерживает смех.

Шефу Карельских ВВС приходится всё-таки слать шифрограмму. Уж больно далеко ему лететь.

А лес всё-таки пожгу. Южнее 30-го корпуса. Наверняка они там скопились. Нет зажигательных бомб, зато есть кислородные…

Примечания.

1) 94 км от Кареджской косы до острова Коневец. По прямой.

2) Честно говоря, не знаю на самом деле, утянут ли три Яка двадцатитонную цистерну. Но не вижу ничего невозможного, если дорога — ровный чистый лёд.

3) Удар со стороны о. Коневец поручено осуществить 28-ой армии, конкретно 30-ому СК и 69 мотодивизии, плюс отдельный артполк и зенитный дивизион.

4) Новиков Александр Александрович, генерал-лейтенант авиации, командующий ВВС Ленинградского фронта. Реальная личность.

Окончание главы 18.

25 января, воскресенье, время 19:40.

Подмосковье, «Ближняя» дача Сталина (Кунцево).

— Вы — молодец, товарищ Павлов, — Сталин мерно шагает по дорожке между деревьев и кустов, я рядом. — Обещали за месяц разобраться с Финляндией и виполнили своё обещание.