Мы свой ТБ-7 герметизируем, как можем, но всё равно, где-то уходит. Потому постоянно работает нагнетатель воздуха. И для двигателей и в салон.

Так что не верю я, что мессеры могут работать на такой высоте. Выпрыгнуть ненадолго, туда-сюда, реальное боевое маневрирование? Хм-м…

Не верю и до сих пор немчура меня в обратном не убедила. Так что я даже без охранения летаю.

Причина моего недовольства в том, что фон Бок, — зараза такая! — вырвался таки из Вильнюсского котла. Умом понимаю, что удержать мы его не могли, пусть даже и сил у нас было чуть больше. В сильно уменьшенном масштабе мы оказались в положении вермахта, который пытался окружить мой фронт. Как в анекдоте про пойманного медведя, который не отпускает поймавшего его мужика.

Хвосты и второстепенные трофеи он нам оставил, поспешное отступление это всё-таки не паническое бегство. Так что танки Никитина уже на окраинах литовской столицы.

Между Вильнюсским и Каунасским лесом прогальчик небольшой, так что проскочили они почти без потерь. Ещё и там перекрыть наши не успели. Собственно, я их придержал. Пусть под бомбёжками и артобстрелом побегают.

А вот в Каунас я уже их не пустил. Аж на душе теплеет при мысли о взятом Каунасе, — хоть и потеряли там убитыми и ранеными пару тысяч и пару десятков танков, — и жирнючих взятых там трофеях. Вермахтовские пайки, как и прежде, укомплектованные апельсинами и мандаринами, личный состав радуют безмерно. Меня же безмерно радуют эшелоны с горючим. Раскидали их махом. И поставки из центра идут, так что я Рокки подбросил составчик. Сверх лимита. Радуйся, мужичина, и ни в чём себе не отказывай.

Так что фон Бок, или кто там командирствует, прочно застрял в Каунасском лесу. Вот освоимся на новых территориях, возьмёмся за него всерьёз.

Потрясающе легко всё получилось у Голубева. Недаром я целенаправленно выдёргивал его дивизии и после жарких боёв возвращал обратно. Почти вся его армия состоит из обстрелянных, опытных бойцов. А перед ним, с немецкой стороны — никого! В практическом смысле никого. Пограничные части, охранные дивизии, лёгкие дивизии… 10-ая армия растоптала их, не особо заметив сопротивления. Больше возни было с устройством десяти тысяч пленных. Хм-м… может приказать им Варшаву взять? Всё время удерживаю себя от этих дурных идей. Пусть фон Бок почти разгромлен, остаются фон Лееб и фон Рунштедт. И остаются за спиной. Кузнецов и Жуков их добьют? Ой, сомневаюсь!

Стучит пулемётная очередь. Стрелки хлебосольно встречают гостей.

— О, щени дэда! — возмущённый вопль Якова доносится из гондолы под крылом. — Куда ты стреляешь, олух⁈ Дай сюда! Нахрен отсюда!

Невозможно сдержать смешок. Наш пострел и здесь успел. Пока связисты передают сообщение «вниз» о замеченных вражеских самолётах, Яшка уже нырнул в гондолу. Ему-то сейчас делать нечего, пушки фрицев взяли паузу. А ещё он развлекается тем, что коллекционирует крепкие выражения на многочисленных языках нашей обширной многонациональной родины. Это грузинское, тюркские ещё могу распознать, но иногда выдаёт что-то совсем невообразимое. При этом не всегда помнит, из какого языка позаимствовал.

Из гондолы вылезает недовольный стрелок.

Приникаю к иллюминатору — не видать.

— Сюда, товарищ генерал, — приглашает адъютант Саша. Одобрительно ему угукаю и приникаю.

Зрительское место не очень удобное, но главное, что подлетающие мессеры в поле зрения. Так-так-так, — раздумчиво говорит им крупнокалиберный пулемёт. Каждая пятая пуля трассирующая, поэтому хорошо вижу, как огненная метёлка в конце непредсказуемо изогнутой траектории проходит впритирку к лидирующему мессеру. Тот резко дёргается в сторону и вниз, ведомый за ним. Возможно, Яков задел его, некритично, но задел. Поэтому мессер так нервно и отказался от более близкого знакомства.

Вторую пару Яков радушно приветствует не строчкой, как в первый раз, а расходящимся конусом пулевых траекторий. И опять попадает именно туда, где самолёты пытаются набрать высоту. Попал бы, если бы «худые» не вильнули вовремя в сторону.

После такого горячего приёма, благоразумные орлы Геринга решают, что такой хоккей им не нужен и сваливают в сторону и вниз. При наборе высоты маневрировать очень не с руки. А не маневрировать означает подставляться под дьявольски ловкого стрелка. Как говорится, вердамт и ну его нахер.

Отсмеявшись, отворачиваюсь от окна. Слышал как-то, как эта жидовская морда пытался растолковать стрелку политику партии в вопросе воздушной стрельбы. Вектор скорости пули складывается с вектором скорости самолёта, — вещал Яшка прямо в тоскливо расширенные глаза стрелка. Скорость пули — 850 м/с, скорость самолёта — 120 м/с, то есть, не учитывать движение самого пулемёта вместе с самолётом нельзя. Пуля летит порядка секунды-двух, — на более дальних расстояниях стрельба вообще не имеет смысла, — уклонение на сотню метров от цели это даже не в молоко. Это заплесневелая простокваша какая-то.

Да там ещё и угол полёта цели надо учитывать! По отношению к нам. А ещё траектория пули совсем другая, нежели на устойчивой земле. Опять же ветер, который есть всегда, потому что мы летим со скоростью бешеного урагана.

Компьютер из времени Кирилла Арсеньевича, наверное, мог бы справиться. Если толковый программист пропишет грамотный алгоритм. А как это делает Яшка? Составил какую-то таблицу упреждений и поправок, снабдил кучей примечаний, и по итогу разобраться может только сам. Хотя самому ему оно нафиг не упало, у него в голове и так всё есть. Наши стрелки, по-моему, воспринимают это, как некий вид шаманизма, а методичку Яшки держат за колдовские заклинания. Ничего не понятно, но почему-то работает. И это они ещё после десятилетки, других в авиацию не берём.

Я сразу от него отмахнулся, как только увидел, что он использует сферические координаты. Умник нашёлся! Дело не в том, что не справлюсь интеллектуально, а в том, что практического значения его метода не имеет. Стрелков надо учить сразу на уровне практических навыков.

— А вы там чего долбите? — приятственно вопрошаю связистов, усиленно над чем-то работающих. Хм-м, разве я что-то приказывал?

Оказывается, да.

— А как же, товарищ генерал? — недоумевает старший сержант, сверкая на меня ярко-голубыми глазами и задорными веснушками. — Есть такой приказ. Как только пост ВНОС замечает в небе вражескую авиацию, он тут же сообщает об этом в эфир…

Слушаю с нарастающим недоумением, которое скрываю. Мы, в том числе, выполняем и функцию поста ВНОС. В эфир сейчас ушло сообщение, что на такой-то высоте, по такому-то курсу следуют четыре вражеских истребителя. Сообщение в коротком и понятном формате. Состоит из привлекающего внимание сигнала, означающего угрозу с неба, и ряда чисел. Координаты — расстояние обзора (зависит от высоты) — курс — количество — индекс по типу самолёта, 0 — транспортник, 1 — истребитель, 2 — бомбардировщик, 3 — разведчик-наблюдатель.

Все заинтересованные принимают меры. Активируют маскировку или прячутся, прекращают движение, авиация по возможности идёт на перехват, зенитчики разворачивают пушки в нужную сторону.

— Мой приказ это понятно, — делаю вид, что прекрасно помню, хотя смутно, — а кто конкретно всё это придумал?

Младший радист пожимает плечами.

— Начальник связи, наверное…

— Майор Крайков! — весело поправляет веснушчатый старший сержант.

— Майор? — значица, капитан всё-таки стал майором. А почему только майором? Хотя майор НКВД это полковник в армейской иерархии.

Смотрю на Сашу, тот реагирует моментально. Достаёт блокнот.

— Представление дать не можем, парень не из нашей песочницы, но ходатайствовать право имеем. Пиши, Саша: майора Крайкова счесть достойным к получению следующего звания и звезды Героя. За создание эффективной системы оповещения о воздушной угрозе в масштабах фронта.

— Облачный фронт с севера, — докладывает наблюдатель. — Беспросветный. Наверняка дождевой.

— Летим домой.

Лето давно кончилось, и дожди уже идут. Мы в паузу попали и вряд ли такие будут в ближайшее время. Есть в нелётной погоде огромная выгода, которой железнодорожники чрезвычайно рады. Не надо прятаться, можно гонять составы на полном ходу и без опаски.