Птичка тоже увлекалась пожиранием тварей и даже чуточку прибавила в размере. Однако самоуверенность всегда была главным врагом для любого обитателя или гостя варпа. Я же совсем увлёкся процессом и не заметил, как один из низших демонов уже давно замер и внимательно следил за мной. Он отличался от других.

Мелкий ужас представляющий из себя мерзкого сгорбленного человека, из спины которого росли дополнительные руки. Он был ростом едва ли полтора метра, но его острые когти были крайне опасны и могли рвать даже души. Кроме того пасть демона была способна открываться на сто восемьдесят градусов и с каждым мгновением она вытягивалась, начиная напоминать пасть крокодила. Кожа его вбирала в себя энергию варпа и он становился с каждым мгновением чуточку сильнее.

Но затем демон слился с толпой. Одним за другим он пропускал вперёд других тупых демонов и выжидал момент, изучая мои атаки и движения. И как только я нанёс удар по демону слева от себя, он рывком нырнул в одну из нор и появился справа от меня, тут же хватая меня за руку, в которой был меч. Никак иначе эта тварь родилась из самого хитрого отголоска магии.

За одно мгновение демон разорвал оторвал мою руку по локоть. В тот же миг в ужасе я воссоздал хрустальный кинжал в левую ладонь и вонзил кинжал прямо в его глаз, провернул лезвие, но сдержался и не позволил себе отпрыгнуть, оставшись стоять на месте. От такой раны сущность демона быстро рассеялась и хоть она была прочнее других, но с клёкотом Птичка уже накинулась на останки и быстро добила его, после чего начала гнаться за остаточным вихрем, чтобы поглотить даже его.

Я же почувствовал страх, но на удивление боль была… крайне слабой. Более того, моя рана стремительно исцелялась и за считанные мгновение моя рука отросла вновь. Сначала ветер принёс хрустальный песок, затем тот образовался в каркас и медленно кристаллизировалась рука. А уже через считанные секунды она затрещала и разлетелась на осколки. Оболочка исчезла, но под ней уже появилась новая рука, такая же какая была у меня мгновения назад.

Что же, этого следовало ожидать. Всё же физическая оболочка играла в этом мире крайне второстепенную роль. Её можно было уничтожать раз за разом, но особого толку не будет. Определяющую роль играло то, что у смертных принято называть душой. И лишь ранив душу, можно было нанести достаточный вред врагу. Это конечно же радовало, как и моя собственная сила, превышающая только что родившихся демонов. Вероятно даже после полного уничтожения оболочки здесь, мне не составит труда собрать себя заново. Если конечно кто-то как Птичка не сожрёт вырвавшийся вихрь или же меня не вымотают, лишив силы на подобное.

Так или иначе уняв свой боевой азарт, я стал осторожно отступать от вихря. Попутно мой взор помимо нитей стал замечать и собственную тень, в которой я распознал свою душу. Она была слегка потрёпана и одного взгляда хватало, чтобы понять масштаб повреждений. Это понимание было всегда со мной, надо было только осознанно обратиться к нему, что тоже не так уж просто сделать, как кажется. Для того, чтобы делать подобное на автомате, придётся ещё попрактиковаться.

— Бесценный опыт, — прошептал я, учась уже скрываться от взора низших тварей.

Сколько времени я провёл в блужданиях? Трудно было сказать, ведь понятие времени в варпе очень разнилось. Однако несмотря на все риски и опасности, а также отсутствие понимание собственного местонахождения… это был действительно бесценный опыт, благодаря которому я куда лучше стал понимать, что из себя представляет Имматериум. А затем уже моё внимание привлёк чудовищной силы всплеск энергии.

Осторожно двигаясь вдоль громогласного эха магической битвы, я старался найти место, с которого смогу разглядеть битву лучше. И через сто одиннадцать шагов мне удалось это сделать. В очередной раз пространство вокруг изменилось и вот уже слева от меня оказался глубокий кратер, на краю которого я резко оказался, он возник столь же неожиданно и причиной тому была всё та же многомерность пространства.

Внизу кратера уже во всю сражалась Лазурь, орудуя двумя кривыми мечами и тесня вихрем ударов какого-то птицеподобного демона с посохом. Лазурь была довольно сильна, она двигалась куда быстрее и удары её заставляли пространство дрожать. В моменты вспышек от взмахов её клинков завеса варпа уплотнялась и на мгновение физические законы усиливались. Это чем-то напоминало создание разломов в физическом мире, только наоборот. Это очень не нравилось птицеподобному демону, как и навязанный ближний бой.

Он хотел разорвать дистанцию и превратить схватку в магическую дуэль, но Лазурь просто не давала этого сделать. Она прекрасно знала свои слабые стороны и слабые стороны местных обитателей. И пусть она не могла сравниться с демонами других богов в ближнем бою, но зато среди этих хилых и трусливых магов её яростный напор раскрывался на все сто, объединяясь с точным знанием тактик и стратегий, к которым любили прибегать эти самые маги.

Таким образом Лазурь стала весьма грозным охотником на демонов из собственного племени. Разумеется получилось так не случайно, ведь она хотела отомстить Тзинчу и искала возможность свершить месть очень долго, сражаясь при этом преимущественно с соплеменниками.

И вот её последняя связка ударов закончилась тем, что один клинок пронзил бедро демона, а второй вонзился в его грудь. Высший демон не растворился, как убитый мной низшие демоны, он продолжал сохранять целостность и даже поднимал волей вихри, которые отрывали от души Лазури не очень крупные куски. Однако клинки уже разрушали его изнутри, а сама Лазурь сняла иллюзии и человеческое лицо превратилось в морду жуткого монстра, пасть которого уже раскрылась и тот час сомкнулась на голове добычи.

Разрывая душу врага, Лазурь точечно рассеивала его и одним за другим части тела демона превращались в радужные вихри, которые всасывались самой Лазурью с каждым её вдохом. Сила демоница начала расти прямо на глазах, но сколько бы врагов она не побеждала, догнать тех, кто был выше неё, она всё равно не могла. Ведь пока ты делал один шаг к силе и знаниям, то тот же Тзинч делал сотни тысяч шагов, увеличивая и без того огромных разрыв. Также поступали и его ближайшие слуги, с которыми Тзинч делился своими возможностями.

Тем же кто пал в немилость бога, оставалось лишь смиренно смотреть за тем, как их оставляют на обочине истории. Кто-то прятался, кто-то продолжал бороться, но конечным итогом станет поглощение более сильным демоном. Иначе быть не могло и Лазурь тщетно пыталась стать исключением.

— А, вот ты где, — не поворачивая ко мне, произнесла Лазурь, а голос её звучал будто в упор ко мне. — Писцы вон там.

И её воля указала направление, проследив нить которого я увидел то, что изначально было скрыто от моего взора. Два голубых ужаса, они напоминали тех демонов, которых убивал я, однако жили в этом мире они невероятно долго. Они следили за боем демонов Тзинча и демонов Слаанеш на границей владений и активно записывали увиденное ими заклинание, что родилось не по чьей-то воле, а по случайности в момент схватке двух высших демонов. Сам же бой Писцов не интересовал, как и помогать своим они не собирались.

Хотя и сильными эти демоны не были. Да, за свою жизнь они записали заклинаний больше, чем знало большинство демонов, даже наверное больше, чем знал кто угодно, за исключением самого Тзинча. Однако Тзинч уже тогда понимал, что они могут стать слишком сильными и заранее решил эту проблему. Создать какую-то подлянку было логично, особенно для того мнительного и параноидального бога как Тзинч.

В результате, по воле своего создателя, П'Тарикс мог переносить колдовские символы любого заклятья на пергамент, но при этом не умел читать. Скират'п же был способен прочитать записи своего брата, но не мог понять их и связать в нечто единое, зато мог исправлять ошибки. В результате они записывали и копили знания, применить которые не могли как поодиночке, так и вместе.

Хотя порой, Архитектор Судеб использовал Голубых Писцов и в качестве оружия, позволяя судьбе привести двух слуг в гущу самой жестокой битвы, где требовалось изменить исход. Окружённые и почти загнанные в угол братья не могли ничего сделать и единственным их шансом становилось упование на воле случая. И Скират'п начинал водить пальцем по записям брата, произнося непонятные ему слова и пытаясь воспроизвести то, чего не понимал.