— Надоело, — неожиданно разозлилась Маняша, — переливаем из пустого в порожнее, сколько можно. Сплошная теория.

— Деточка, — Пашка ей кривенько улыбнулся (Леха тут же напрягся), — детектив и есть теория. В жизни такого не бывает. Это, как шахматы, — игра ума, понятно ли тебе?

— Мне понятно, что мы выглядим как скопище придурков.

— Неправда, — медленно помотал головой он, — мы выглядим как люди, собирающиеся создать теорию детектива. И для этого анализируем весь опыт, наработанный в этом жанре. По-моему, это очень нужно и важно.

— Да что тут разбирать? — хохотнул Абрамов. — Украл, выпил, сел — вот тебе и весь наработанный опыт в этом жанре.

— Какая чушь, — вздохнула Леночка.

— Надоело мне это! — Абрамов смерил ее долгим уничижающим взглядом.

Девушка даже бровью не повела.

— Теория без практических занятий скучна, — пожала плечами Маняша.

— А кто мешает нам попрактиковаться, — на этот раз Пашка улыбнулся ей очень ласково (Леха даже покраснел от досады. Особенно когда заметил, что Маняша ответила ему тем же). — Давайте выберем жертву, убьем и постараемся замести следы.

В классе повисла удивленная пауза.

— Как это? — за всех выдавил из себя Сема.

— Ну… не совсем на практике. Давайте эту жертву обозначим.

— И что дальше? — фыркнула Маняша.

— Самое нераскрытое убийство — это убийство без мотивов. А лучше всего — это случайная жертва.

— Ага, например, наш физик, — предложил Сема. — Раз заговор твой на него не подействовал, остается одно — уничтожить физически. Не учить же физику, в самом деле!

— Исключено. Все знают, что физик тебе выше тройки не ставит, а тебе как минимум четверка нужна. — Произнеся столь пламенную речь, Леночка впервые изменила своим принципам изрекать только «Какая чушь!». — И вообще… Во-первых, физика сегодня не было, так что 11-й «Б» теперь на Пашку молиться готов, а во-вторых, все вы — болтуны. Физическое уничтожение! — она скорчила презрительную гримасу.

— Ну, не знаю. — Сема не впечатлился ее речью. — Если говорить о «трояках», то физик не только мне аттестат портит. Он половине лицея прошлой весной годовые результаты испоганил. И в этом году намеревается сделать то же самое. Так что в случае его убийства как раз и будет соблюдено основное правило — подозреваются все.

— По-моему, мы сегодня слишком далеко зашли, — Маняша поднялась с недовольным видом.

Леха тут же подскочил со стула.

— Вчера порчу на человека нагоняли, сегодня с серьезным видом о его убийстве рассуждаете. По мне, так уж действительно лучше вызубрить три чертовых параграфа и сдать зачет!

— Ты куда? Все только начинается, — Пашка тоже подскочил. Но с другой целью, глаза его лихорадочно блестели. — Это же игра! Просто игра!

Маняша слушать его не стала. Она кивнула Леночке и, выходя из класса, подала не свою, а ее реплику:

— Какая чушь!

Варвара перехватила тяжелую сумку из одной руки в другую и побрела от остановки к знакомым многоэтажкам, похожим в осеннем вечере на зажженные изнутри муравейники.

И почему у всех людей жизнь складывается ровненько, как книжки в стопочку: отрочество, студенческая разудалая молодость, потом брак, дети, приличная работа, тихие вечера. И только у нее жизнь что снежный ком, который катится под гору, обрастая все новыми проблемами. Нет, конечно, на судьбу ей грешно жаловаться: у нее двое замечательных детей (если вынести за скобки плоды начинающегося у Сашки и бурно цветущего у Маняши переходных периодов). К тому же ей есть чем гордиться: она в одиночку содержит свою большую семью. И содержит ведь на приличном уровне: ну-ка попробуйте обоих детишек учить в платном лицее!

Дом у них, конечно, — не полная чаша, но и бедностью не пахнет. Даже машина какая-никакая, а имеется, и в Турцию этим летом отдыхать выбрались. И магазин ее — «Отделочные материалы», можно сказать, процветает. А ведь дело начинала с нуля. Но жизнь все равно складывается как-то не так. И проблема даже не в том, что теперь она толком и сама не знает, то ли баба она, то ли мужик в юбке… так, существо какое-то бесполое, которое все умеет, все знает, и гвоздь в стенку вобьет без проблем, и в байдарке гребет наравне с мужиком, и палатку в одиночку поставит, и в футбол с командой, и с парашютом, если нужно, прыгнет, и даже хулиганов удивить может такими приемчиками, которым не всякий десантник обучен. Всему этому она научилась ради сына, чтобы не рос тряпкой. Чтобы не ограничивалось ее материнское воспитание сопливыми выговорами да заласкиванием.

Впрочем, не с того все пошло. Не пять лет назад началось. Борька — Сашин отец — тут совсем ни при чем — это ведь ее личная инициатива была воспитать парня парнем, когда мужчина покинул их семью. Тогда-то она и принялась в спешном порядке обучаться всем этим мужицким штучкам. Даже футбол по телевизору заставляла себя смотреть. Да что там футбол — это такая малость. Но и не в этом в конце концов дело.

Жизнь ее покатилась под гору гораздо раньше. Когда? Может быть, когда магазин взяла? Но это случилось почти перед разводом. Точнее, за год. Из-за магазина и разошлись с Борисом. Он-де не потерпел, что жена круче мужа и основной доход семьи каждый месяц странным образом выпадает на ее долю. Пошли сначала придирки, потом обиды, потом он потерял место в своем НИИ и провалялся три месяца на диване. А потом вдруг оказалось, что каким-то немыслимым образом супруг умудрился завести любовницу — молоденькую девушку Лизу, так преданно заглядывающую ему в глаза, что у Варвары не было ни одного шанса вернуть Борьку в семью. Да она и не пыталась особенно. Прожили они к тому моменту почти восемь лет, и все надежды, связанные с этим браком, уже успели рассыпаться в серую пыль. Борька даже не пытался стать главой семьи — об этом она только и мечтала. Безынициативный, ленивый такой мужичонка оказался. В конце концов приплыли они к тому, что Варваре пришлось не только деньги на семью зарабатывать, но и прочие хозяйственные дела на себе тянуть. Так что…

Но и не в этом дело. Не с семейной жизни началось. Она и в брак уже не хрупкой девушкой вступила, а уверенной в себе женщиной с дочкой на руках. И многое уже умела, и многое знала, и жизни не боялась, а добивалась от нее, чего нужно было. Добивалась всего, кроме одной малости, — простого человеческого понимания, тепла, заботы, тыла какого-то, словом, всего того, что обычно называется мужем. Не вышло. И теперь не выходит. Из Борьки мужа не получилось. А из Вани…

Именно оттуда и катится ее жизнь с нарастающей скоростью. Мария Ивановна Кузнецова — полное имя ее дочери. Кстати, Маняша до сих пор не знает, кто ее отец. И с каждым годом допрос на эту тему становится все более мучительным. Правда, последние месяца три она что-то ни разу об отце не спрашивала. Странно… Может, надоело натыкаться на уклончивые ответы матери? Правда, в последнем разговоре на эту тему Варвара была предельно честна: сказала, что папу ее зовут Иван Кузнецов, а больше она о нем ничего не знает. Похоже, Машка ей так и не поверила. Дулась с неделю. Перед этим упрекнула ее, мол, каждый ребенок имеет право хоть раз в жизни увидеть своего второго родителя. Хотя бы из интереса. И Варвара с ней полностью согласна. Хорошо бы им встретиться. Только как это устроить? Где Иван — она и сама не представляет. К тому же для него существование взрослой дочери будет открытием. И кто может обещать, что приятным? Они расстались, когда срок беременности у Варвары был настолько мал, что она и сама о нем не подозревала. А теперь Машка вся в пылких надеждах найти отца, которого уже нарисовала в своих мечтах кем-то вроде Рыцаря Круглого Стола.

А какой он, Иван, на самом деле? Да кто ж теперь знает. Когда они расстались, он был ершистым студентом, которого выгнали за «фарцу» из Политехнического и который напоследок нагрубил декану машиностроительного факультета, а до этого весь первый курс сводил с ума девчонок песнями под гитару, рок-н-ролльными кульбитами, настоящими американскими джинсами и кроссовками «Адидас». Правда, Варвара до всего этого не была падкой. Он ее другим покорил. А именно — своей дерзостью. Дерзостью во всем. Для него не существовало проблем, с жизнью он был на «ты» и ничего не боялся. Для нее, спортсменки, комсомолки и отличницы, которая вечно оглядывалась на общественное мнение, партию и советский народ в лице бабушек на дворовой скамейке, такой подход к собственной судьбе был откровением. Иван, семнадцатилетний паренек, в той зашуганной социализмом стране умудрялся быть свободным. Он делал что хотел, думал о том, что приходило в голову, и смело высказывал результаты своих размышлений вслух. Варвару манил аромат его свободы, она жадно вдыхала его, понимая, что делает что-то не так, и ужасно стыдясь своего желания быть ближе к этому парню. Настолько близко, чтобы он хоть раз поделился с ней своей независимостью, позволил понять, как получается у него быть таким беспечным и раскованным.