Она смотрит на меня, потрясенная, а потом смеется.

― Лучшая. Идея. Из всех. ― Она качает головой, в ее глазах пляшет веселье. ― Ты сумасшедший, ты знаешь об этом? Да, абсолютно.

БОНУСНЫЙ ЭПИЛОГ

Медовый месяц

Лучия

Вы когда-нибудь заходили в самолет, не имея при себе ничего, кроме сумочки? Я тоже.

Пока не встретила Антонио.

Король Венеции позаботился о том, чтобы наш багаж доставили в аэропорт. Когда мы прилетим, нас проводят в отдельный терминал. Мне не придется толпиться в основном аэропорту среди других пассажиров. Мне не нужно снимать обувь и куртку, чтобы пройти контроль, не нужно упаковывать туалетные принадлежности в крошечные контейнеры, не нужно с трудом втискивать ноутбук в серую пластиковую корзину. Это откровение.

Мы поднимаемся по трапу к ожидающему нас самолету. Я вхожу внутрь, и интерьер заставляет меня открыть рот.

В последний раз, когда я летела в Будапешт, самолет был набит людьми как сардинами. Проходы были настолько узкими, что мне приходилось поворачиваться боком, чтобы пройти по ним. (Ладно, все было не так плохо, как я рассказываю; Антонио настоял на повышении класса обслуживания, и я полетела первым классом).

Здесь все иначе. В салоне самолета Антонио ощущается слабый аромат дорогого одеколона и богатой кожи. Велюровый ковролин оттенка темного шоколада смягчает мои шаги. Восемь удобных кресел манят, их карамельный цвет сияет, как жидкое золото. Кресла стоят лицом друг к другу, между ними - полированный деревянный столик.

Стюардесса встречает нас с улыбкой.

― Синьор Моретти, добро пожаловать на борт.

Антонио обнимает меня за талию.

― Спасибо, Джессика. Это моя жена, Лучия.

Жена. Кажется, меня впервые представили, как его жену, и это вызывает во мне дрожь удовольствия.

― Очень приятно познакомиться с вами, синьора Моретти, ― говорит Джессика. ― Могу я взять вашу сумку и принести вам что-нибудь выпить?

Антонио целует меня в висок.

― Моя жена любит просекко, ― говорит он Джессике. ― Лучия, позволь мне поздороваться с Мэтью, и я скоро вернусь.

― Хорошо.

Джессика исчезает, чтобы пристроить мою сумочку. Я стою в проходе и любуюсь сдержанной, неброской роскошью самолета. Кажется, я впервые осознаю, насколько богат человек, за которого я вышла замуж.

Не поймите меня неправильно, дом Антонио в Giudecca прекрасен. Но это не значит, что у него там целая армия слуг, которые выполняют его приказы. Ему помогает только Агнес, и она не живет в доме, а просто приходит на пару часов каждый день, чтобы приготовить еду и сделать легкую уборку.

Но этот самолет? Это роскошь и богатство, на порядок превосходящие все, с чем я сталкивалась.

Антонио возвращается из кабины.

― Ты выглядишь так, будто готова сбежать.

― Мы не заключили брачный контракт, ― бурчу я и машу рукой вокруг. ― Ты должен был заставить меня подписать его. Ты должен был защитить себя.

Он смотрит на меня так, будто у меня выросла вторая голова.

― Лучия, почему я должен защищаться от тебя? Все, что у меня есть - твое. ― Он кладет руку мне на спину и направляет меня к сиденью. ― Нам нужно пристегнуться для взлета. Когда мы окажемся в воздухе, сзади есть кровать, если ты захочешь вздремнуть. Джессика может ее для тебя подготовить. ― Он подмигивает. ― Не похоже, что ты много спала прошлой ночью.

Нет, не спала, и виноват в этом Антонио. Я закатываю глаза.

― Можешь ли ты быть еще более самодовольным?

― Самодовольным? Я? Ты меня ранила, Лучия. ― Мы пристегиваемся к своим креслам, и Антонио наклоняется вперед, его глаза сверкают. ― У тебя когда-нибудь был секс в самолете?

Никогда. По мне пробегает дрожь предвкушения. У нас нет времени на сон, до Лондона всего несколько часов, но я могу придумать и другое применение кровати. В конце концов, у нас медовый месяц.

А еще есть работа.

― Мы должны спланировать ограбление, ― подавленно говорю я. ― К тому же, разве ты не насытился мной прошлой ночью?

― Насытился? Ты, конечно, шутишь, Лучия.

Меня осеняет случайная мысль.

― А как насчет тебя, был ли у тебя секс в самолете?

Он качает головой.

― Ты уже должна знать, что моя жизнь не так интересна, как о ней пишут таблоиды. ― Его глаза смотрят на меня, искушая. ― Это будет впервые для нас обоих.

Самолет взлетает. Как только пилот дает добро, Антонио похлопывает себя по коленям.

― Мне нравится, как эти штаны для йоги обтягивают твою задницу. Иди сюда.

Джессика сидит в алькове и не видит нас.

― У нас есть работа, ― протестую я, но даже мне слышно, что в моем голосе не хватает убежденности.

― Садись ко мне на колени, и мы сделаем это.

Он откинулся на спинку кресла, его бедра раздвинуты. Он выглядит мощным, доминирующим и невероятно привлекательным.

Он полностью выздоровел. Врачи разрешили ему вернуться к любой деятельности. Я же сомневаюсь, не желая вновь испытать муки той ночи, которую я провела в приемном покое больницы, не зная, будет ли Антонио жить или умрет.

Но наши отношения научило меня тому, что я не могу жить в страхе.

И я скучала по этому. Я скучала по нашим играм.

Я отстегиваю ремень безопасности и перебираюсь к нему.

― Как бы вы хотели меня, сэр?

― Вопрос с тысячей заманчивых ответов. ― Он задумчиво смотрит на меня. ― Сядь. Лицом ко мне. Широко раздвинь ноги.

Я подчиняюсь без колебаний, мое сердце колотится от предвкушения.

― Хорошая девочка, ― говорит он, и я чувствую, как по спине пробегают мурашки. ― Давай обсудим ограбление.

Черт. Типичный Антонио. Он уже знает, что я не могу думать, когда он прикасается ко мне, и все же он говорит это, ожидая, что я буду планировать крупную кражу произведений искусства. Я стискиваю зубы и делаю все возможное.

― У меня не было возможности просмотреть конверт с документами, который ты мне дал. Что это за чертежи?

Он расстегивает пуговицы на моей рубашке и распахивает ее. Его руки обхватывают мою грудь, крепко сжимая ее.

― Через два дня Артур Кинкейд будет отмечать свое 80-летие в кругу близких друзей. Он устраивает домашнюю вечеринку в своем шотландском замке.

Чертежи замка. Понятно. Я прикусываю губу, пытаясь сосредоточиться на задаче.

― Домашняя вечеринка? Это что, роман эпохи Регентства?

― Ты читаешь романы? ― В голосе Антонио слышатся нотки веселья. ― Я каждый день узнаю о тебе что-то новое. У тебя есть любимая книга?

― Ну, есть одна, в которой героиня угрожает застрелить героя… ― В моем голосе слышен намек. ― Мне всегда она нравилась.

Он смеется, его дыхание согревает мое ухо, а большим пальцем он нежно поглаживает вершинки моих сосков.

― Картины хранятся в надежном месте в Лондоне с тех пор, как ты украла его Караваджо, но на день рождения Кинкейда их перевезут в Шотландию. Он собирается выставить все тридцать семь работ в своем бальном зале.

― Бальный зал. Я определенно попала в исторический роман. Там будет богатый герцог, живущий затворником, у которого на удивление хорошие зубы?

― Что?

Антонио, очевидно, никогда не читал романы в стиле регентства.

― Неважно. Значит, он их открыто демонстрирует. ― Я с отвращением качаю головой. ― Он чувствует себя безнаказанным, потому что считает, что происхождение украденного им искусства неизвестно. Он думает, что все записи были утеряны, уничтожены нацистами.

Губы Антонио касаются моего уха.

― Но?

Я ерзаю на его коленях.

― Я провела свое исследование. Мы с Валентиной отследили принадлежность двадцати девяти из тридцати семи картин.

― Почему ты не предупредила власти?

― Антонио Моретти предлагает мне позвонить в полицию. Я каждый день узнаю о тебе что-то новое. ― Я задыхаюсь, когда он щиплет сосок, и пытаюсь не растерять свои мысли. ― Что бы я сказала властям? Артур Кинкейд отвратительно богат и имеет весомые политические связи. Как копы получат ордер на обыск его дома? У них нет достаточных оснований.