В дверь стучат. Я открываю, и передо мной предстает официант, толкающий ко мне тележку с едой.

― Завтрак, синьорина.

Я умираю от голода, но у меня нет денег, чтобы заплатить за еду. Я уже собираюсь сказать ему, что ничего не заказывала, как он добавляет:

― И еще, это оставили для вас на стойке регистрации.

В его руках появляется моя сумка. Зеленая сумка «Prada», которую мама купила мне перед отъездом в колледж. И она не тронута. В ней лежат мой паспорт, деньги и телефон.

Мой доблестный спаситель еще раз выбивает страйк.

В переднем кармашке сумки лежит толстая карточка кремового цвета.

На лицевой стороне напечатан номер телефона, а на обороте ― написано от руки ― Позвони мне.

Я очень долго смотрю на нее.

Прошлой ночью Антонио позаботился обо мне. Остался со мной, выслушал меня. Он обеспечил мою безопасность. Когда все вокруг рушилось, когда мне отчаянно нужен был кто-то, на кого можно опереться, он был рядом.

Но безопасность ― это миф. Ваш мир может разрушиться в одно мгновение. Люди предают вас. Они скрывают от вас болезни и умирают. Они вышибают себе мозги и оставляют вас опустошенными.

Последние три дня научили меня, что я не могу позволить себе рассчитывать на кого-то.

Я делаю глубокий вдох и кладу карточку обратно.

― Вы можете вызвать мне такси через час? ― спрашиваю я мужчину.

― Конечно, синьорина. Куда?

― В аэропорт. В Венеции меня больше ничего не держит. Больше нет.

Глава 1

Лучия

Десять лет спустя…

Когда ты музейный куратор, подрабатывающий похищением произведений искусства, иметь хакера в качестве лучшего друга ― довольно выгодно. Особенно когда приходит время планировать следующее ограбление.

Вечер пятницы. Я наливаю себе бокал дешевого красного вина, устраиваюсь перед ноутбуком и звоню Валентине. Я чувствую знакомое волнение, пока жду соединения с ней. Мое первое ограбление было безумным порывом, но в последнее время я нацелилась на богатых и влиятельных людей, которые сознательно приобретают краденое искусство. Люди, которые думают, что их богатство обеспечивает им неприкосновенность. Мне доставляет огромное удовольствие обкрадывать их и возвращать картины их первоначальным владельцам.

И я не могу дождаться начала проекта этого года.

В последний раз, когда мы с Валентиной разговаривали, я показала ей список из семи потенциальных целей, составленный путем изучения новостных сводок, аукционных объявлений и обсуждения со знакомой моих родителей, Альвизой Занотти. Синьора Занотти, хотя уже на пенсии, держит руку на пульсе мира искусства и всегда в курсе всех тонкостей черного рынка. Валентина пообещала изучить список и сузить круг поиска для меня.

Италия опережает Бостон на шесть часов, так что в Венеции сейчас полночь. Когда Валентина отвечает, она выглядит измученной.

― Длинный день? ― сочувственно спрашиваю я.

Мы с Валентиной были лучшими подругами с детского сада. Когда росли, мы проводили вместе практически каждый час нашего бодрствования. Валентина часто оставалась в нашем доме, потому что ее родители постоянно ссорились. Одни из моих самых приятных воспоминаний ― как мы вдвоем проводили долгие вечера за домашними заданиями, сидя за нашим потрепанным кухонным столом, а моя мама бесконечно снабжала нас закусками.

― Можно и так сказать. ― Она наполняет свой бокал вином. ― Некоторые дети издевались над Анжеликой, поэтому я забрала ее из школы.

После смерти родителей я два года не разговаривала с Валентиной. Я несправедливо винила ее за то, что она хранила секреты моих родителей. Но Валентина не сдавалась. Сколько бы я ни игнорировала ее, она продолжала попытки связаться со мной. Наконец наша дружба возобновилась, когда она прислала мне фотографию новорожденной.

― Это Анжелика, ― написала она. ― Моя дочь. Будешь ли ты ее крестной матерью?

Во мне закипает гнев.

― Почему они издевались над ней?

Валентина устало пожимает плечами.

― Потому что у нее нет отца.

― Ах… ― Она ни разу не заговорила о нем. Однажды я спросила, и она меня отшила. С тех пор мы достигли молчаливого согласия, что никто из нас не будет говорить о прошлом. Она не упоминает моих родителей, а я не спрашиваю, почему отец Анжелики не участвует в жизни своей дочери.

― Мне жаль, ― говорю я ей, желая сказать что-то более полезное. Что-то, что я могла бы сделать, более эффективное, чем поддержка на расстоянии. ― Это отстой.

― Да. ― Она делает большой глоток из своего бокала. ― У меня не было времени просмотреть твой список.

― Забудь о списке. ― Валентина выглядит так, будто она на пределе своих сил. Я не могу ее винить. Весь год одно за другим. Анжелика сломала лодыжку в январе. Потом Валентина болела все лето, а в довершение всего в августе умер ее отец. Они не были близки, но, тем не менее, я знаю, что это тяжело отразилось на моей подруге. Что касается Анжелики, то ее мучают кошмары с тех пор, как умер ее дедушка.

А теперь еще одна неприятность. Моя бедная подруга.

― Как поживает Анжелика? ― Я наклоняюсь вперед. ― Как ты?

― Я в порядке, ― врет она. ― Я перевожу ее в другую школу. Более интернациональную и толерантную. ― Она угрюмо смотрит в свой бокал. ― Я скучаю по тебе. Иногда мне хочется, чтобы ты была ближе… ― Она обрывает себя на полуслове. ― Как продвигается поиск работы?

― Печально. ― В моих проблемах с трудоустройством нет ничего нового. Я получила образование куратора, но финансирование музеев очень нестабильно, а постоянных вакансий мало. Я провожу свою жизнь, перескакивая с одного краткосрочного контракта на другой, и за последние десять лет жила в восьми разных городах. Мой последний контракт закончился пару недель назад. Я разослала резюме в несколько мест, но уже близится конец года, поэтому поиск работы продвигается медленно.

Но сейчас меня беспокоит не это. А унылое выражение лица Валентины. Ее нехарактерная меланхолия.

Она ни разу не пожаловалась на расстояние между нами. Ни разу не выразила недовольства тем, что я не встретилась с Анжеликой лично.

Оба ее родителя умерли. Они не особенно о ней заботились, но теперь их нет, и она проводит свое первое Рождество без них.

Я помню свое первое Рождество в одиночестве. Душевная боль и ноющее чувство потери. Я бы никогда не пожелала такого даже своему злейшему врагу. Как я могу поступить так со своей лучшей подругой?

Под влиянием импульса я просматриваю объявления о работе в Европе. Затем я замираю.

Потому что в Венеции есть вакансия. Четырехмесячный контракт в Palazzo Ducale[6] на оцифровку их каталога.

Свободно говорите по-итальянски? Есть.

Глубокое знание итальянского искусства? Есть.

Зарплата… ну, я не буду голодать. И самое главное ― я буду рядом с Валентиной.

Сможешь ли ты это сделать? Сможешь вернуться в Венецию, город, из которого ты сбежала десять лет назад?

Мое сердце начинает бешено колотиться. Я делаю глубокий вдох и приказываю себе успокоиться. Это всего четыре месяца. Я не собираюсь оставаться там навсегда.

Вне поля зрения камеры я открываю сумочку и достаю визитную карточку, которую хранила десять лет. Она выцвела. Обтрепалась по краям. Я провожу большим пальцем по сделанной от руки надписи.

Позвони мне.

Интересно, действует ли еще этот номер?

Я испытываю искушение позвонить. Такое сильное искушение.

Прошло десять лет, Лучия. Он, наверное, уже женат и имеет несколько детей.

Я убираю карточку.

Валентина говорит:

― Лучия?

― Извини. Я отвлеклась на телефон. ― Я более чем компетентна для работы в Palazzo Ducale. Меня должны оторвать с руками. Я не скажу Валентине, пока не буду знать наверняка, но после десяти лет отсутствия, похоже, я наконец-то возвращаюсь домой.