― Фу, ― говорю я себе под нос. ― Мне очень не нравится быть в центре внимания.
― И ты удивляешься, почему я не посещаю такие мероприятия, ― отвечает Антонио. Он поднимает руку, и перед нами материализуется официант, предлагающий поднос с фужерами шампанского. Антонио берет два и с ухмылкой протягивает один мне. ― Выпей, cara mia. Когда я был здесь в последний раз, очень модный поставщик еды подал нам капельки мясного желе с овощной пеной. Пятнадцать блюд, а я все еще был голоден.
Мои глаза расширяются.
― Ты шутишь?
― Хотелось бы.
Он кладет ладонь мне на поясницу - едва заметный собственнический жест. Мы пробираемся сквозь толпу, прокладывая путь к нашему столику.
Феликс Майер перехватывает нас.
― Лучия, ― говорит он, целуя меня в щеки, как старый друг. ― Как я рад тебя видеть. ― Он протягивает руку Антонио. ― Синьор Моретти, я доктор Феликс Майер, помощник куратора, отвечающий за приобретения.
Улыбка Антонио не достигает его глаз. Он смотрит на протянутую руку Феликса на долю секунды дольше, чем допустимо, а затем пожимает ее.
― Я много о вас слышал.
Феликс слишком увлечен, чтобы расслышать предупреждение в этом предложении.
― Надеюсь, только хорошее. ― Он не ждет, пока мы ответим, прежде чем продолжить. ― Я давно слежу за вашими приобретениями, мистер Моретти. Я ваш большой поклонник. Вы планируете открыть музей, я слышал? Если вы когда-нибудь будете искать кого-то для работы с вами…
― Я спрошу Лучию, ― прерывает его Антонио. ― Разумеется. ― Он отрывисто кивает Феликсу и обнимает меня за талию. ― Пожалуйста, извините нас.
Считайте меня мелочной, но я не могу удержаться от ухмылки, как только Феликс скрывается из виду.
― Это было восхитительно, ― говорю я. ― Ты видел лицо Феликса, когда ты ему отказал? Он был раздавлен. Кстати, о чем это он? Музей?
― У меня много произведений искусства, ― говорит он. Его губы подергиваются. ― Большинство из них приобретены законным путем. Люди автоматически предполагают, что я хочу создать частный музей.
Я смотрю на него.
― А ты?
Он улыбается мне.
― Тебя интересует роль директора, Лучия?
Мой рот открывается.
― Это предложение о работе?
― Если ты этого хочешь. ― Его голос понижается и становится искусительным. ― Только если это не будет мешать нам. Я могу нанять дюжину людей для своего музея, но…
― Но? ― Я перестаю дышать.
Его глаза теплые.
― Есть только один человек, которого я хочу видеть рядом с собой.
― О, ― слабо говорю я. Антонио смотрит на меня, ожидая моего ответа, а я не знаю, что сказать. Я провела годы, защищая себя от любых чувств, но Антонио за несколько коротких недель стал настолько важен для меня, что не могу представить себе жизнь без него.
А теперь, с музеем… Он дал мне прекрасную возможность рассказать ему об Уффици, но я молчу. Боюсь раскачать лодку.
Ведь каждый момент, проведенный вместе, особенный. Горячие беседы за ужином, вечера, проведенные в спорах о том, что мы будем смотреть по телевизору, наше подшучивание по поводу истинного владельца Тициана - я люблю все это. Я не понимала, насколько велика была пустота внутри меня, пока Антонио не заполнил ее.
Я не могу найти слов, чтобы объяснить, как много он для меня значит. Поэтому сжимаю его руку и надеюсь, что он знает, как сильно я его люблю.
И что он простит меня, когда узнает секрет, который я от него скрываю.
Вечер начинается с официального ужина. Струнный квартет играет Вивальди, пока мы едим ужин из пяти блюд. Еда не так плоха, как предсказывал Антонио, но и не особенно сытна. А вот вино, напротив, превосходное. К моменту окончания трапезы я уже навеселе.
― Давай поедим пиццу, когда все закончится, ― шепчу я Антонио под музыку.
Он смеется надо мной.
После ужина доктор Гарцоло проводит для гостей частную экскурсию. Он показывает некоторые из самых ценных экспонатов музея, рассказывает о недавних приобретениях и заканчивает экскурсию выставкой «Иллюстрированные рукописи». Пока остальные гости восхищаются цветными иллюстрациями, Антонио шепчет мне на ухо.
― Мне очень нравится эта выставка. И, между прочим, ты гораздо лучший экскурсовод, чем доктор Гарцоло.
После экскурсии следует живой аукцион и танцы. К этому времени я уже устала от пристальных взглядов и готова отправиться домой.
― Хочешь уехать отсюда? ― спрашиваю я Антонио.
― Боже, да. Я думал, ты никогда не спросишь. Все еще хочешь пиццу?
― Да, пожалуйста.
Он бросает на меня ласковый взгляд и поворачивается к своему телохранителю.
― Карло, ты не знаешь поблизости заведение, которое работает допоздна?
― Через дорогу есть пиццерия, Дон. Я там ел. Там вкусно.
― Отлично. Показывай дорогу.
В пиццерии почти никого нет. Карло заходит проверить помещение, а Саймон остается с нами. Когда Карло подтверждает, что все чисто, мы заходим внутрь. Мы уже собираемся сесть за стол, когда звенит дверной колокольчик, и входит мужчина.
Это тот самый мужчина, которого я видела в аэропорту. Тот, который смотрел на меня.
Я не верю в совпадения.
― Антонио. ― Он что-то слышит в моем голосе, потому что сразу оборачивается.
― Марко, ― говорит он, его голос становится ледяным.
Кажется, что все происходит в замедленной съемке.
Марко поднимает руку. Он держит пистолет. Боже мой, у него в руках пистолет - откуда он взялся? Карло и Симон бросаются к нему, но его палец уже лежит на спусковом крючке, а дуло направлено прямо на меня.
На меня?
И тут Антонио оказывается передо мной, закрывая меня от пули своим телом.
Его отбрасывает назад, он ударяется о стул и падает на пол.
И его кровь - его ярко-красная кровь - заливает мое золотое платье.
Глава 30
Антонио
Резкая боль пронзает меня, и кровь льется из раны в левом плече. Я сгибаю руку, и на меня обрушивается новая волна боли. Но я могу пошевелить рукой, слава богу. Меня не тошнит и не бросает в пот, и я могу дышать.
Мне повезло.
Если бы пуля задела какой-нибудь важный орган, все выглядело бы довольно мрачно. Но это всего лишь царапина. Крови неимоверно много, но самое неприятное, что я зацепился за стул и упал на пол.
Стрелял Марко.
Мое подсознание понимает это, и тело холодеет. У племянника бывшего Дона есть все основания ненавидеть меня. Это я изгнал его из Венеции. Это я изменил его жизнь одним быстрым, жестоким ударом, оторвав его от дома и семьи.
Но он целился в Лучию. Почему? Он винит ее в последствиях своей собственной ошибки?
Или потому понял, что, если она пострадает, это уничтожит меня?
И если Марко - глупый, нелюбопытный, неповоротливый Марко - догадался об этом, то как насчет других моих врагов?
Лео предупреждал меня о такой возможности.
― Единственная причина, по которой она является мишенью, ― это то, что она связана с тобой, ― сказал он. ― Все будет проще, если ты порвешь с ней.
Но я не послушал. В своей гордыне, в своей жадности я думал, что смогу защитить ее.
Лучия опускается рядом со мной, ее лицо бледное, в глазах застыл ужас.
― Все в порядке, ― бормочу я. ― Просто царапина. ― Карло стоит на коленях по другую сторону от меня, зажимает рану и что-то кричит в телефон. Потерявшись в собственных мыслях, я даже не заметил, как он подошел ко мне. Комната то плывет, то исчезает из виду, и я трясу головой, пытаясь прояснить зрение. ― Все в порядке, ― повторяю я, стиснув зубы от боли. ― Не о чем беспокоиться.
У меня сводит живот, и я чувствую, что вот-вот потеряю сознание. Наверное, от шока. Реакция моего тела раздражает. Пуля едва задела меня - нет причин для театральности.