Однако Хлыщёв не спешит отвечать мне. Вместо этого он берёт телефон и, быстро посмотрев на экран, принимает вызов:

— Да, Руслан? Что? Кто? — молчит, слушая ответ, а у меня внутри всё замирает. — Ладно, ведите его сюда, — злая усмешка трогает тонкие бледные губы.

Хлыщёв откладывает телефон и смотрит на меня.

— Ну что же, Саша, у нас, кажется, есть ещё один желающий пообщаться. Твой младший брат не пожелал покинуть банкет. Сейчас мои люди приведут его сюда, и мы вчетвером продолжим эту интереснейшую беседу.

Михаил

— Щенок! — туфля Хлыщёва прилетает по моей переносице, и мир погружается в кровавое месиво. Нос жалобно хрустит, и я чувствую, как по лицу струятся горячие потоки.

— Сука… — хриплю, продолжая полировать собой паркет.

Саша чуть поодаль. Его держат люди Хлыщёва. Дают «насладиться» моим избиением, а потом, наверное, примутся за него. Нас допрашивают уже несколько часов. Сейчас, должно быть, глубокая ночь. Хлыщёв хочет, чтобы мы сказали, где спрятали флешку с видео, но мы молчим. От неё зависит не только наша судьба, но и судьба Маши. Держаться до последнего — это то, что я планирую делать.

Знаю, я виноват. По плану я должен был сбежать вместе с Машей. Должен был быть гарантом того, что видео Хлыщёва с мёртвой проституткой опубликуется в случае чего. Но я не смог. Сперва отмудохал Руслана, но, когда подоспели ещё пятеро ребят, одерживать победу в рукопашке стало куда сложнее.

Сейчас, крючась на полу в кабинете Хлыщёва, я почти не чувствую боли. Думаю, заслужил всё это. Всё время представляю, каково было Маше, когда мы с братом принимали её не за ту, когда хотели получить своё. Теперь мне так погано на душе. Я, блядь, ублюдок. Самый настоящий. И то, что я заставил пережить невинную крошку, прилетает по мне грёбаным бумерангом!

— Смотри, Сань! Смотри, какой охрененный разговор у нас с твоим братом получается! — очередной удар ботинком приходится по рёбрам.

Дыхание перехватывает, я кашляю, выплёвывая кровь.

Гул в ушах становится громче.

Теперь до слуха долетают хриплые крики Саши. Видимо, Хлышёв решил переключиться на него.

Превозмогая боль, я ползу в сторону брата…

— Стоять, тварь! — тяжёлые шаги, а потом резкий стук, и в мою голову прилетает что-то тяжёлое. Помещение начинает неконтролируемо кружится, и я зажмуриваюсь.

Мысленно прощаюсь с жизнью. Перед глазами встаёт лицо Маши. Нежное, взволнованное… глаза такие чистые-чистые, словно горные озёра. Я рад, что несмотря ни на что, в них осталась эта чистота. Милая, наивная и ужасно притягательная…

Удар. Ещё один. Боль затмевает, вытесняет образ Маши.

Я опадаю на пол, не в силах больше сопротивляться.

На губах булькает кровь, а потом…

Через тугую пелену до меня доносятся чьи-то голоса.

Крики Хлыщёва, топот и, кажется, даже выстрелы.

Каждую секунду я борюсь с липкой тьмой. Пытаюсь оставаться в сознании хотя бы одной ногой, но это получается с большим трудом. Чувствую запах пороха. Приоткрываю глаза, замечаю снующих туда-сюда по кабинету людей. Совсем рядом завязывается драка. Пытаюсь привстать, но любое движение отдаётся нестерпимой ломотой в рёбрах.

Мычу, стараясь отползти к стене, но в этот момент дерущиеся падают, и всё тело пронизывает яркая как молния вспышка боли.

Сознание не выдерживает, и отключается.

— Михаил, эй, вы меня слышите? — в нос ударяет резкий запах нашатыря.

Гул в голове становится чуть тише.

Глаза слепит от чрезмерно яркого света, и сердце начинает биться быстрее, потому что я совсем не узнаю помещение, в котором оказался. Яркое. Слепяще-светлое. Чёрт… я что, в больнице?

— Пустите… — хриплю. Почему-то кажется безумно важным сесть, или даже встать.

Головокружение сильное, но я отмахиваюсь от людей в белых халатах, сбиваю какие-то стекляшки, они бьются о пол, но я всё равно продолжаю свои попытки обрести вертикальное положение.

— Он дезориентирован. Юля, успокоительное набери! — строгий женский голос заставляет всё внутри сжаться. Я не хочу, чтобы меня успокаивали! Мне нужно понять… нужно увидеть Сашу. Мать их!

— Где брат! — рычу.

В этот момент в ногу вкатывают иглу.

Мышцы резко становятся ватными, и я снова беспомощно оседаю. Пульс замедляется, сознание затуманивается. Очередная вязкая пелена манит в свои объятия, и будто через толщу воды я слышу взволнованный голосок:

— Доктор, можно мне в палату! Прошу, пустите к нему…

Слабая улыбка трогает губы, когда я слышу звенящий голосок Маши, и я опять отключаюсь.

Маша

— Да пропустите же меня, наконец! — ломлюсь в дверь палаты, но врачи закрылись с обратной стороны. Я только одним глазком увидела Мишу, и, вот, снова в коридоре.

— Девушка, успокойтесь, иначе вам придётся уйти! — медсестра смотрит строго.

— Я хочу видеть его! — заявляю, упирая руки в бока. — Хочу знать, что всё в порядке!

— Вам же объясняли, ваш молодой человек сейчас в надёжных руках. У него переломы рёбер, носа и сотрясение мозга! Ему нужен покой, а ваши крики, наоборот, только усугубляют ситуацию.

Вздыхаю, опуская руки.

Да, понимаю, она права. Вот только жуткое чувство вины не даёт мыслить трезво. Мне кажется, если я буду рядом, то смогу хоть чем-то помочь!

— Маша, идём, я тебе кофе принесла, — Катерина обнимает меня за плечи, увлекая за собой.

Обессиленно плюхаюсь в кресло.

Делаю глоток обжигающей жидкости. Вкуса почти не чувствую. От стресса я потеряла способность ощущать что-либо помимо сводящего в ума зуда беспокойства.

Александр всё ещё в полиции. Миша борется за жизнь…

И всё из-за меня…

Понимаю, что я не по своей воле оказалась в этих обстоятельствах. Если бы не тот роковой вечер моего девичника, мы с Медведевыми никогда бы и не встретились. Каждый из нас благополучно жил своей жизнью. Я бы, наверное, вышла замуж за предателя-Жору. Продолжала бы дружить с Алькой… рано или поздно с ними обоими всё равно разошлась. Но… возможно, к тому моменту успела бы совершить кучу ошибок? Неужели, получается, что Александр и Михаил спасли меня от неправильного решения? От серости? Сами того не ведая, показали кто есть кто?

— Как там дед? — в сотый раз за ночь спрашиваю Катерину.

— Ничего, справляется. Их с Сашей допрашивают. Кто-то, — она выразительно смотрит в потолок. — Сверху. Повезло, что у мужа моей Лики были связи в Думе. Иначе…

Катя проглатывает последнюю мысль. Я и сама не хочу думать. Если бы не депутат, у которого были личные счёты с Хлыщёвым, Мишу и Сашу было бы не спасти… Повезло, что у Влада, мужа Лики, оказались нужные связи.

— Ну ничего, ничего… — Катя обнимает меня, утирая слезу со щеки. — Самое страшное позади, доченька. Не плач! Всё хорошо, слышишь? Их начальник, как его там?

— Рамзин?

— Да, он! — Катя кивает. — Почуял, что жареным запахло и теперь во всю поёт о должностных преступлениях Хлыщёва. Его взяли, теперь уж точно посадят! Там, вроде бы, и видео какое-то компрометирующее нашли. Всё один к одному.

Её слова заглушает дикий пульс. Умом понимаю, что страшное позади, но остановиться не могу. Уже вошла в режим «паники», теперь, наверное, лишь со временем смогу успокоиться… Хотя сейчас кажется, что не смогу вообще никогда.

Спустя пару часов Катерина засыпает прямо в кресле в комнате ожидания. Но я — нет. Пью кофе. Много кофе с сахаром. После пятого стакана, часов в шесть утра меня уже начинает подташнивать. Понимаю, что бодрость моя нездоровая. Чувствую себя сломанным роботом со сбитой программой, заставляющей всё время ходить кругами по комнате.

В семь, совершенно обессиленная, падаю в кресло.

Как только смыкаю глаза, меня срубает в сон.

Не знаю, сколько проходит времени, но, когда просыпаюсь, солнце уже стоит высоко в небе.