— Драться не будете? — на всякий случай уточняет сержант у деда.

— Не знаю, — хмуро буркает он. — Смотря как пойдёт.

Наконец, толпа сослуживцев выходит.

Дед садится на стул. Я — за второй стол.

Смотрим друг на друга какое-то время.

— Вы кто? — уточняю, чувствуя, как сердце бешено бухает в груди.

— Дед Маши. Неужели неясно?

— Теперь ясно, — опускаю взгляд.

Не могу ему в глаза смотреть. Совесть не позволяет.

— Если вы думаете, что я это так просто оставлю, то зря! Я всё знаю! Она мне всё рассказала!

Мы с Сашей молча переглядываемся.

— Если Маша захочет написать заявление, мы не будем препятствовать… — начинает было Саша, но дед его перебивает:

— Ты мне зубы-то не заговаривай! — начинает запальчиво. — Лучше скажи, где внучка моя!

Хмурюсь.

— А разве она не дома? — спрашиваю.

— А то вы сами не знаете! — рычит, ударяя кулаком по столу. — Нет её! Приехал на первом же поезде! Пришёл в квартиру, дверь нараспашку, и никого! Куда дели, уроды?!

От его слов мне становится как-то дурно…

Во рту сушит, а сердце тут же чует неладное.

— В смысле нет? — переспрашиваю осипшим голосом.

— В прямом! Пусто! В квартире никого! Какие-то вещи стоят собранные, ни Маши, ни Альки — подруги её — никого нет дома! Она бы не уехала. Моя жена с ней накануне разговаривала, сообщила, что я приеду. Так что я сразу понял — дело нечисто! Телефон не отвечает!

Саша первым резко встаёт с кресла. Подходит к кулеру и наливает себе воды. Опрокидывает залпом, пока я пытаюсь переварить слова деда.

Маша… куда же ты делась? Неужели…

— Хлыщёв, сука! — рычу, чувствуя дикую ярость.

— Это кто ещё? — хмурится дед.

— Да есть тут один, — отвечает Саша. — Ему ваша внучка приглянулась.

— То есть это не вы её похитили, а он? — мужик бледнеет. — Кто он такой? Говорите, я поеду, заберу её!

— Это не так просто, — качаю головой. — Это прокурор. Подобраться к нему нелегко.

— Это из-за вас она в беду угодила?! — снова злится дед. — До знакомства с вами, мерзавцами, моя внучка жила себе, никого не трогала, и её никто не трогал! А тут за неделю столько бед!

Чувство вины затапливает каждый уголок в груди.

Твою же мать! А, ведь, он прав! Если бы не мы, Маша бы на ту вечеринку не попала, и Хлыщёв бы её никогда не увидел!

— Мы всё исправим! — вскакиваю с места, хватая ключи от машины.

Пока не знаю, как, но понимаю ясно — костьми лягу, но Машу из его цепких лап вытащу! А если этот старый извращуга её хоть пальцем тронул, я его прибью на хрен!

— Я с вами, — Солнцев тоже встаёт. — Я — Казимир, — сообщаем хмуро. — Только вот руки вам, поганцам, жать не буду. Оторву их вам чуть позже, когда Машеньку свою назад заберу.

Саша кивает, я тоже.

Втроём выходим из кабинета и двигаемся к выходу.

Не знаю, на какой такой встрече запропостился Рамзин, но пора нам с ним кое-что серьёзно перетереть.

Маша

Сквозь крупную клетку холщового мешка на моей голове я могу рассмотреть лишь очертания людей и предметов.

Нас с Алькой тащат через сад к незнакомому высокому дому.

Алька где-то позади. Всё кричит и вырывается, судя по доносящимся до меня звукам. А я, в отличии от неё, иду тихо. Потому что знаю — пытаться сбежать смысла нет. Такие люди, как Хлыщёв, просто так не отпускают.

Почему-то, когда Медведевы говорили о том, что мне опасно возвращаться в город, я их слова всерьёз не воспринимала. Больше боялась их самих, чем умозрительного преследования почти незнакомых мне людей, которые, как мне казалось, уже и думать про меня забыли…

Оказалось, не забыли.

Хоть в чём-то Медведевы говорили мне правду…

Возвращаться было опасно! Меня предупреждали, а я не послушала. Теперь придётся расплачиваться за ошибки…

Слышу, как распахиваются широкие двери, меня толкают вперёд.

— Свиньи! — продолжает вопить Алька. — Пустите! Мы же с вами за одно! Я же вашему боссу помочь хотела! Вы совсем тупые?! Я же лично с Олегом Борисовичем договаривалась! Он сказал, что денег мне даст! А ну-ка живо! Развяжите мне руки!!!

Она верещит всё сильнее, как уж на раскалённой сковородке. Конечно, Алька не догадывается, к кому мы попали, и что связывает меня с этими людьми… Но интуиция её не подводит — ничего хорошего нас не ждёт.

Даже несмотря на то, что Алька теперь тоже угодила в переплёт, во мне нет злорадства. Лишь тупая тоска, что терзает душу. Я знаю её с самого детства. Столько лет дружбы оказались напрасны. Предательство лучшей подруги больно давит за грудью. Оказывается, мы с Алькой совершенно чужие люди. Она готова была продать меня. За деньги сдать опасным людям, и прибрать к рукам моего жениха… Что может быть уродливее зависти?

Я верю в жизненный бумеранг. Альку, к примеру, он настиг на удивление быстро.

— Это всё из-за тебя, Машка! Из-за тебя всё! Дура ты тупая! Овца! Я из-за тебя сюда попала! Это несправедливо! Я сейчас с Жорой быть должна! А не тут!!

— Заставьте шавку замолчать, — знакомый надменный голос.

Это Хлыщёв. От его жёсткой энергетики кожа покрывается мурашками. Верчу головой, пытаясь понять, с какой стороны доносится его голос, как вдруг, позади, слышу, звук тупого удара.

Причитания Альки тут же прекращаются. Теперь она лишь жалобно скулит.

Боже… её ударили?!

К горлу подкатывает тошнота… Если она разозлила Хлыщёва лишь своими криками, то что же будет со мной, после того, как я его чуть не убила?!

— Что с этой делать, босс? — сипит похитивший нас громила.

— Можете себе забрать, — равнодушно бросает Хлыщёв. — Эта тупая шалава мне не нужна.

Слышу довольные смешки, а у самой кровь стынет в венах.

Если выбирать лучшее из зол, то групповое изнасилование выглядит не таким страшным по сравнению с участью остаться наедине с разгневанным Хлыщёвым…

Меж тем Альку утаскивают куда-то, где её становится не слышно.

Оставшись со мной наедине Хлыщёв подходит ближе.

В одно движение стягивает мешок с моей головы.

Яркий свет слепит привыкшие к полумраку глаза.

Моргаю несколько раз, прежде чем различить худое, землистого цвета лицо Хлыщёва.

И без того узкие глаза прищуриваются, впиваясь в моё лицо.

— Ну здравствуй, Маша, — скалится он.

Меня дико трясёт от страха. Я, конечно, стараюсь держаться, но выходит с трудом.

Господи боже! Лучше, наверное, сразу умереть! Ещё до того, как он начнёт меня мучить.

Прокурор, высокий и худой, облачён в бархатный халат чёрного цвета с позолотой.

В его змеиных глазах — холод и триумф. Знаю, молить его отпустить меня бесполезно, однако страх выше логики, поэтому я сдавленно шепчу:

— Отпустите меня! Прошу…

— Пустить? — тонкие морщинистые губы трогает злая усмешка. — Нет, детка, не для того я тебя так долго искал. Пришлось, знаешь ли, многое про тебя узнать. Имя, фамилию, адрес регистрации. Ты же не из столицы, правда? — длинные пальцы касаются спутанных волос, медленно их перебирая.

— У меня есть дед, — нервно сглатываю. — Он… будет меня искать!

— Ну… это ничего страшного, Машенька. Главное, чтобы его не начал искать я, — последнее слов звучит как угроза, и я тут же её считываю. Он хочет дать мне понять, что если начну дурить или сбегу, пострадаю не только я.

— Вы меня убьёте? — шепчу сдавленно.

— Я? — мужчина искренне удивляется. — За кого ты меня принимаешь, малышка? Я такими вещами не занимаюсь.

— Конечно, — цежу сквозь зубы. — Их за вас делают другие.

Хлыщёв снова смотрит на меня с интересом.

— Языкастая, да? Любопытно, — цокает языком. — Ты, ведь, не шлюха, правда?

— Нет! — сверкаю глазами.

— Мда… я уже понял. Пробил твою биографию. Знаю, что не шлюха. Прости, — приподнимает брови. — Прошлый раз я принял тебя не за ту.

Небольшое облегчение отдаётся в груди мягким теплом. Он знает! Знает, что я попала на ту вечеринку по ошибке! Может быть тогда…