Хенке кивнул, прощаясь, и пошел прочь. Остановился шагах в десяти, спросил зачем-то:

— Скажи-ка, полукровка, а куда ты отправишься, обретя свободу?

В ответ прозвучало лишь короткое:

— К ней.

Йон ждал, что Алкир потребует назвать ее имя, но оно не интересовало хенке. Его волновало иное.

— Почему?

И Йон ответил:

— Потому что она там одна сейчас, и ее, наверное, как меня хотят забить камнями. Если еще не забили.

Ожидаемый вопрос все же прозвучал:

— Как зовут ее?

— Лили, — разнесся по подземелью тихий шепот.

— Ну что ж… иди к своей Лили, но будь осторожен. От тебя не отстанут, так что лучше потрать выигранное время не на любовные сопли, а на то, чтобы убежать подальше и зарыться поглубже. Возвращаться в Эводеон тебе нельзя. Здесь тебя ждет смерть.

— Я не боюсь смерти, — попытался возразить Йон, на что получил леденящее душу:

— Сама по себе смерть не страшна, в этом ты прав, но пути, которыми она приходит, бывают столь ужасными, что ты и представить не можешь. Поэтому не дай им себя поймать, понял?

— Понял, — не стал больше спорить полукровка.

Библиотека была огромна.

Стеллажи, пыль, снова идущие в непроглядную высь стеллажи. Корешки книг: старая бурая кожа, светлое узорное золото. Едкий запах страниц. Мысли о Лили — уж она б оценила! Она бы, наверное, сейчас не стояла вот так, млея перед открывшимся величием, в пятне грязноватого света. Она бы читала! Читала запоем…

Йон чихнул, оттого что в носу нестерпимо щипало. Окружающая действительность дернулась с рывком пламени и встала на место. Еще несколько шагов вперед, и зал пророс уходящий ввысь обколотой лестницей. Там, куда она вела, факел вырвал у темноты резную решетку деревянных балясин, оторочивших длинный балкон.

Туда идти не нужно.

Нужный путь вел за лестницу, в непроглядный затхлый мрак, с которым факел почти не справлялся. Свет вяз в тяжелом воздухе. Ползли под ноги липкие тени. Йон вытянул перед собой руку — перед глазами стояла муть. Стеллажи с книгами — другие, приземистые и грубые — едва угадывались вокруг.

Через несколько десятков шагов впереди показалась стена. Черным круглым зевом распахивался в ней уводящий на Пустошь туннель. Йон остановился перед ним, принюхался к потоку свежего воздуха. Пахло вереском.

Свобода уже рядом!

По левую руку что-то блеснуло в глубинах стеллажей. Факел осветил перекрещенные ленты с металлической бляхой. В центре грифон — предупреждающий об опасности знак. За ним — книги, от которых будто тянуло тьмой. Знакомой. Такие же книги хранились у Лили в яме на Пустоши.

Йон не мог их не взять. Он хотел сгрести все, но они оказались слишком тяжелыми и большими. Пришлось наугад выбрать три и, прижав к груди, утащить с собой в лаз.

Подземный туннель тянулся далеко. Он то сужался так, что приходилось сгибаться в три погибели, то расширялся до размеров просторного зала. В какой-то момент Йону показалось, что Алкир обманул его, злобно пошутил, запустив, как крысу, в лабиринт из которого нет выхода.

Ветер Пустоши рассеивал тревогу.

Запах вереска говорил — иди! И Йон шел.

Он шагал бесконечно долго. День, должно быть, уже сменился вечером, вечер — ночью, ночь — утром, а утро — новым днем. Факел давно погас, поэтому продвигаться приходилось на ощупь — благо, тоннель под конец окончательно сузился, сделался предсказуемо прямым. Крутой поворот в конце заставил поволноваться: дорога пошла спиралью вверх.

А дальше — свет.

Йон думал, что ослепнет от него.

Когда глаза привыкли, он ужом выскользнул через тесный лаз и, продолжая прижимать к груди драгоценные книги — подарок для Лили, — привалился спиной к замшелому валуну.

Вышел.

Вниз по склону расплескались после оползня белые камни со слезами кристаллов на бледных боках. Поросшие очитками и мхом, они смотрели из розово-белой пены таволги. Тенями лежали на дне ручья, что бежал через Пустошь к Нерке.

Йон не мог объяснить это словами. Он просто знал. Вода сама рассказывает, куда течет и видит все…

Немного передохнув, Йон спустился к ручью и пошел вдоль русла вперед. Он успокоился, слушая звуки течения. Переливчатые трели волн придавали уверенности. Когда они с Лили жили тут вдвоем, Пустошь была им домом.

Дома и стены помогают.

Буря не утихла совсем, лишь отошла, отодвинулась к краю горизонта. Оттуда грозила зарницами да завивала в синюшные кудри выбившиеся из тучи лоскуты облаков.

Корабль, боевой лангскип о тридцати веслах на каждом борту (на материке такие звались драккарами), неумолимо сбавлял ход. Ветер почти не тянул, но гребцы уже облегченно сложили весла. Кормчий, густо рыжий и длиннорукий как обезьяна северянин хмурясь прикладывал ладонь козырьком ко лбу, чтобы в очередной раз убедиться: тихоходный купеческий кнарр как отставал, так и отстает.

Огромный воин — не человек, гора! — подошел, звякая сталью, к рыжему кормчему и пророкотал густым басом:

— Топить его надо было, а не с собой брать.

— Добра на нем много. Добра жалко, — вмешался в разговор еще один воин, молодой, но уже седой в полголовы и щербатозубый. — Зря, что ли мы охрану били? Двоих ранеными, одного убитым потеряли. Уж если брать, то всю добычу до последней собольей шкурки. И корабль. Отойдем на восток, продадим его…

— Мелочный ты, Лейф, — медведем зарычал здоровяк. — А коли наемники из Куттана купчишке на помощь придут? Эти, с кнарра, наверняка успели птицу с жалобой послать. Тарх пиратов терпеть не может. До такой степени, что даже соседям-язычникам изволит против них помогать. Нагонят нас Тарховы ищейки, если будем так тащиться.

— Не нагонят.

— А я говорю, нагонят…

Темноволосый парень, прикорнувший возле бочек с водой, почти не вслушивался в перепалку соплеменников. Он дремал, закутавшись в тюленью шкуру, убаюканный мерными переливами волн, пока его не окликнули.

— Эй, Флоки! Сходи за капитаном.

Пришлось вставать и тащиться на другой конец корабля, где седовласый могучий пират высматривал что-то в лиловой недоброй воде.

— Вас кормчий Борге зовет.

Некоторое время темноволосый парень покорно ждал, потупив взгляд. Наконец на него обратили внимание. Мягкой походкой матерого хищника капитан прошествовал мимо и направился в сторону кормчего. Буркнул себе под нос недовольно:

— Иду. Что там у них опять?

Флоки промолчал. Вопрос, как обычно, адресовался не ему, а пустоте. С ним тут, на лангскипе, «длинном корабле» великого ярла Арнульфа Беспощадного, почти никто не разговаривал. Это началось с того момента, как прозорливый и внимательный Лейф, глянув на серебристые отблески в глазах и волосах Флоки, тихо предупредил остальных: «полукровка».

На севере таких не любили. Благо, особо и не отличали от остальных. Безошибочно выделить плод любви человека и хати из толпы могли лишь те, кто встречал полукровок прежде. Вот как этот Лейф, чтоб его…

Флоки не принимали, но и не трогали. Иногда отправляли с незатейливыми поручениями, иногда будто не видели в упор. Для многих он был просто грузом, который надо передать важному заказчику на Большой Земле.

Перед отплытием матушка Флоки сказала, что это ничего. Подумаешь, купили? Подумаешь, продали… Это только так называется, а на деле — такая же вербовка. Как когда они с Пелле ходили на кораблях вдоль Лунного Побережья за добычей. Это называется наем. Все наемники так живут — от платы до платы.

Скорее всего, матушка была права.

Флоки признал это, когда выяснилось, наконец, к кому его повезут. К Хати-Йоремуне, владыке метаморфоз.

Великие духи, по слухам, рабов не держат — у них и добровольных прислужников полно. Да и зачем покупать для рутинной работы обученного воина? Воины должны сражаться — это они хорошо умеют! Значит, и хати купил (лучше «нанял») Флоки для какой-то своей войны.

Пусть.

Говорят, на юге от полукровок так не шарахаются. Вроде как даже в цене они там. Выходит, там ему, Флоки, и лучшее место. А что касается Йоремуне, так Флоки ему послужит. Верой и правдой. И может, дослужится до чего…