Ее спасение…

Грот действительно обвалился, но, словно тронутый плачем мокрой, измученной девушки, сокровище свое отдал.

Глиняные пласты тяжело разошлись в стороны, обнажив нечто золотое и яркое. Древнее, как сама жизнь.

Лили смотрела перед собой, открыв от удивления рот, и медленно отступала.

Перед ней, наполовину все еще скрытый в почве, предстал золотой зверь. Не просто зверь — царь зверей, величайший предводитель их и владыка. Голова его хоть и почти не имела шеи, но гордо вскинута была к небу мордой. Длинные челюсти с огромными клыками, разомкнутые, были длиною в рост Лили — она бы могла целиком поместиться в пасти зверя. Его ноги были массивны и заканчивались копытами. Грудь казалась неохватной.

— Кто ты? — непроизвольно шепнула девушка, и тут же мысленно обругала себя.

Зверь ведь не живой.

Или…

Она медленно, шажок за шажком приблизилась к статуе и перед тем, как коснуться ладонью золотой лапы, предупредила:

— У меня есть дар слышать мертвых. Я никому про него не рассказывала… Прости, но я во что бы то ни стало должна узнать, кто ты такой.

Закрыла глаза.

Глубоко внутри, у самых границ восприятия пробудилось нечто. Свет. Он разгорелся ярче, вырисовывая на темной стороне век картины забытых времен. Рассвет, и идущие в его лучах великие звери. А потом тихий голос, похожий на отзвуки далекой грозы заговорил в тишине: «Пало третье, последнее царство Драконье — отступила Великая Смерть. Потеплел мир так, как не теплел еще никогда. Странное время настало — все еще древнее, но уже новое. После него пришло царство Рассветное. Родились в нем все звери земные, и все сокровища земные. Моря забирали части суши. Падали горы с небес, пробивая в тверди дыры и проваливаясь в преисподнюю. Я родился в рассветных лучах, а умер, когда солнце поднялось в зенит. Мои братья отказались от мяса и ушли есть траву, сестры отказались от ног и уплыли в моря…»

— Как твое имя. Скажи мне имя свое, — одними губами, без голоса, произнесла Лили.

«Мое имя…» — и слабая связь прервалась.

Лили резко пришла в себя, будто из ледяной воды вынырнула. Затрясла головой, сбрасывая флер таинственного видения. Отступила — почва двигалась вокруг золотой статуи, вновь погребая ее.

— Нет! Не уходи! Нет…

Она размазала по щекам злые слезы, но сдаться не согласилась — приволокла от воды огромный тяжелый камень и установила его там, где под слоями жирной глины скрылся удивительный зверь. Притащив еще один — установила сверху на круче.

— Я не оставлю тебя теперь. Ты мой, — сказала, топнув промокшим кожаным сапогом по скользкому берегу. — Дай мне силы! Хоть немного той силы, что прежде была у тебя. Она так нужна мне… Ты даже не представляешь, как нужна.

После полуночи Лили вернулась домой.

Срок поимки сговоренной невесты истек. Нерин Март, разочарованный и сердитый уехал восвояси. Конь его не стоял у забора, как утром. Лили проверила — в конюшне Мартовых лошадей тоже не было.

Мать уже ждала с хворостиной на крыльце их длинного, сложенного из тяжелых бревен одноэтажного дома.

— Ты чего это удумала, а? — свела на переносице рыжие брови. — Ведьма малолетняя! Жениха ей искали-искали, а она нос своротила? Такого человека обидела, дура!

Лили только голову низко склонила. Вся сгорбилась, готовая принять удар. Но его не последовало. Лишь горькое циканье разорвало повисшую тишину. За последнее время мать сильно сдала, уменьшилась, состарилась. Зато Лили выросла. Перестала бояться прута. Где-то внутри перестала, в душе. Тело-то по-прежнему корежилось и скручивалось узлом при виде занесенной розги. Лили злилась на себя за эту неудержимую, выученную реакцию. «Разве я кобыла, чтобы так жаться от одного вида хворостины? Я человек».

Человек.

Мать не ударила. Буркнула что-то себе под нос и канула в темноту за дверью. Лили, молча, отправилась следом. Сквозь духоту жилых комнат пробралась к тонкой лесенке на чердак, поднялась под самую крышу. Там, возле крохотного, затянутого пыльной паутиной окошка, стоял старый сундук, укрытый рогожей. Лили спряталась под нее, свернулась и принялась слушать стук собственного сердца.

Она спаслась от страшной участи. Нерин Март уехал.

Уехал!

Он ее не поймал.

Приглушенный свет распускал по подземелью длинные тени, черные и гибкие, как щупальца осьминога. Лампа качалась в руках старой женщины, закутанной в серую накидку.

— Бабуль, куда мы идем? — Худой подросток в грязной одежде испуганно дернул старуху за рукав.

— Вниз, к самому сердцу земли.

— Я боюсь. Зачем нам туда? — Внук поежился, собрав вместе затертые полы кожаной куртки.

— Пока я еще жива, ты должен узнать кое-что важное об этом мире. Наша община много лет хранит тайну, настало время и тебе узнать ее.

— О мире? Я уже достаточно знаю о мире. Господин учитель в нашей школе для бездомных зачитывает нам на уроках отрывки из Пресветлого Писания. Он говорит, что на все воля великого Эвгая…

— Эвгая? — Старуха развернулась к парнишке и гневно посмотрела на него. — Пообещай мне, что никогда, даже под страхом смерти ты не станешь рабом Эвгая.

— Но… Когда я заикнулся, что рабство — это плохо, господин учитель избил меня палкой.

Старуха скривилась, на впалые щеки легла, скрыв глаза, черная тень.

— Знаю я этого твоего «господина учителя». Никчемный, подлый человек. Сильным мира сего он вылижет ступни языком, чтобы потом вытереть свои собственные грязные ноги о тех, кто слабее. Поэтому не связывайся с ним — молчи. Но и в сердце свое Эвгая не принимай. Помни, каковы адепты, таков и бог. И пресветлый Эвгай точно таков же, как твой учитель — жестокий, подлый, самолюбивый…

— Бабуля… — Парнишка остановился, и глаза его блеснули в полумраке. — Ты будто знаешь других богов?

— Знаю. — Сухая ладонь раскрылась, приглашая. Дрогнул на стенах свет. — Идем!

Они спустились еще ниже, на самое дно города. Корни древних деревьев, живших когда-то на этой земле, выступили из стен.

Еще ниже.

Подросток затаил дыхание. Перед глазами возникла дверь из металла. На ней были изображены две беременные женщины с крысиными головами. Сцепив руки, стояли они и скалили страшные клыки. Их открытые плечи оплетал узор из полосок и пятен, а в огромных, набрякших животах пряталось восходящее солнце.

— Кто это, бабушка? — Внук нерешительно замер на месте.

— Наши праматери — Майи. Эомайя Скансория, Мать Рассветная, и древняя Юрамайя Драконовидица. Запомни их имена, мой мальчик. Запомни на всю жизнь! Они породили нас — тех, кто зовется гордым именем териа…

— Териа? Кто это, териа? Бабуль, поясни?

— Териа — это все звери земные. И мы в том числе.

— Звери? Но разве мы звери, бабуль? — Внук вопросительно приподнял брови.

— А разве нет? — Старуха прищурила желтые, покрытые сетью кровавых дорожек, глаза. — Мы смотрим двумя глазами и нюхаем двумя ноздрями. Мы вынашиваем детей в своих животах и кормим их молоком. Мы — териа. А териа — это мы. А еще, мы хозяева этой земли. Эта земля создала нас из себя самой, руками великой Эво, поэтому она наша. Ни бог Эвгай с его псами-адептами, ни жестокие хенке, ни даже могущественные хати не смеют претендовать на нее…

Подросток потупил глаза в пол, тяжело вздохнул, костлявые плечи ссутулились под белыми длинными волосами.

— Но мой отец… Он ведь хати… Значит, и я наполовину…

Старуха подошла к пареньку, взяла его за подбородок, заставив поднять лицо и выпрямиться.

— Кровь териа сильнее крови хати. И териа сильнее хати. Выбери сам, кем тебе суждено быть. Будь тем, кто сильнее, и однажды могущество териа возродится под знаменами, которые понесешь ты.

— Но я ведь такой слабый. Посмотри на меня — кожа да кости. Что я могу один?

— Многое, мой мальчик. Многое! — Старуха погладила стальную Эомайю по скрывающему всходящее солнце животу. — И не будь один. Всегда держись своей стаи, своих друзей. Выбери самых преданных и верных. Научись разбираться в людях — и это станет главным твоим преимуществом.