— Мать сказала, пойти приготовить ужин, но я этого делать не собираюсь. Ненавижу готовить.

— А я люблю, — желая сгладить непонятно с чего возникший конфликт, миролюбиво улыбнулся незнакомке Йон. — Могу приготовить сам, если покажешь, где лежат продукты.

Девушка соизволила, наконец, взглянуть на него.

— Крупа на полках, мясо и масло в леднике, зелень в огороде. Ты кто вообще? Повар той хати, из-за которой сегодня такой переполох?

— Я ее сын.

— Что? — Грубиянка, кажется, потеряла от удивления дар речи. — Шутишь, да?

— Нет. Как тебя зовут?

Девушка оглядела Йона внимательно с головы до ног и поняла, что гость не врет. Черты хати в его облике проступали слишком красноречиво.

Ответила:

— Лили.

— А я Йон.

Когда матушка Лили пришла в кухню и увидела важного гостя, занятого готовкой и сидящую в уголке хмурую дочь, она побелела от страха. Схватив Лили за руку, потащила на улицу, а там, к своему ужасу, наткнулась на Иханну.

Хати нависла над ней, высокая, нечеловечески красивая, потребовала объяснений:

— Куда ты тащишь эту девушку?

— Она моя дочь, я хочу наказать ее за то, что она непочтительно обошлась с вашим сыном.

Иханна удивленно вскинула брови:

— Что же она сделала?

Мать Лили сжалась вся, испуганно пискнула:

— Нагрубила. И отказалась готовить ему еду. А ведь я ей велела! В итоге госпожа — о, ужас! — ваш сыну пришлось…

Хати рассмеялась:

— Ему не пришлось. Йон обожает возиться с продуктами, и если он взялся за готовку — лучше его не трогать.

После этого Лили целый день не выпускали к важным гостям.

Она и не рвалась — ну их. Спрятавшись в своей каморке под крышей, смотрела в мутную даль и думала про Табиту. И про то, что смерть подруг будто подламывает позвоночник. Душу выворачивает и топит сознание в море ужаса и безысходности…

— Лили! — позвали снизу.

— Что?

Внизу стоял Йон и смотрел в проем, ведущий на чердак.

— Я искал тебя.

— Зачем?

Лили ловко, как куница, спрыгнула к нему из-под потолка.

— Я испек пирог с мясом и овощами. Ты не пришла ужинать. — Йон протянул девушке завернутый в белую тряпицу кусок. — Это тебе. Так почему ты не пришла?

— Наказана была, но теперь уже неважно. Твоя матушка-хати замолвила за меня словечко. Спасибо ей.

— Она справедливая, — кивнул парень. Потом спросил осторожно: — Почему ты злилась на меня при нашей первой встрече?

Лили вздохнула.

— Не на тебя. Просто подругу мою недавно… убили…

— Убили? — Взгляд Йона стал напряженным. — Что случилось?

И Лили рассказала ему.

Не собиралась, но рот сам раскрылся и выпустил слова. Сразу стало легче. Боль вытекала из груди и уходила сквозь половицы куда-то в подполье. Почему она прежде не говорила ни с кем? Потому что не с кем… Мать и отец не хотели слушать, а у сверстников про убийство Тарховой жены болтать было не принято — слишком скользкая и страшная тема. Разбойники, погубившие богатый кортеж, до сих пор бродили где-то в окрестных лесах.

Йон выслушал, ни разу не перебив, потом сказал с сопереживанием:

— Попрошу нашу стражу прочесать окрестности. Разбойники рядом с мирными людьми — так нельзя.

Лили мысленно согласилась. Действительно, так нельзя! Совершенно нельзя, чтобы спокойнехонько и по-хозяйски где-то рядом бродили нелюди, лишившие ее Табиты. Лили бы своими руками их придушила, но их наверняка больше. Они наверняка сильнее, как бы ни больно было это признавать. А значит, Табита пока остается неотомщенной. Мысли об этом смердят в голове, как гнилая рана, от них не избавиться, к ним не привыкнуть.

С ними невозможно жить.

— Эй, ты в порядке? — Йон отвлек ее от грустных мыслей. — Что-то еще тебя беспокоит?

Лили взглянула на него, натягивая подобие улыбки на тонкие губы:

— Нет.

После этого она подумала, что, вообще, Йон хороший.

Хороший…

…но он никогда не заменит ей Табиту. И все же можно попробовать с ним подружится.

Она спросила:

— Ты книги любишь?

— Наверное, — пожал плечами собеседник.

Глаза у него были голубые, как у северной собаки, а черты лица прекрасные, почти что неземные… И пальцы тонкие, длинные.

— Ты колдовать умеешь?

— Немного. Могу теперь воду из глубин земли призывать и ручьи разворачивать.

Время шло.

Все ближе было Солнцестояние. Лили постепенно привыкла и к Йону, и к его матери, и к их охранникам.

Вся охрана госпожи Иханны состояла из людей. Это совершенно точно были люди, но глупый упрямый Каллум, соседский средний сын, утверждал, что старый Грэм и его ребята никто иные, как хенке. Потому что у хати в охране всегда бывают только хенке, а иначе никак!

Все с глупым Каллумом спорили — ну, какие ж они хенке? У хенке полузвериные морды и вроде как шерсть под одеждой, а тут…

Лили тогда просто спросила напрямую у Йона, он посмеялся, и сказал, что вся охрана Иханны из людей.

— …потому что матушка хенке не терпит.

В тот же день Лили подумала-подумала, и решилась. Поведала Йону про тайного зверя, но с одним условием.

Сказала:

— Я тебе кое-что покажу, но только это «кое-что» надо будет сначала из глины водой вымыть. Попробуешь?

— Попробую, — послушно кивнул Йон.

— Не испугаешься? — сурово прищурилась Лили.

— Не испугаюсь.

Они пошли к реке сначала через поле, а потом сквозь трепетанье осинника.

Солнце нещадно пекло шею и плечи. У самой воды бродила чья-то лошадь. Лили попыталась поймать ее, но лишь поскользнулась на глине и разбила в кровь оба локтя о попавшийся под руку камень.

— Больно? — участливо спросил Йон, а потом сложил ладони ковшиком, и в них непонятно откуда собралась вода. — Давай промоем.

— Давай, — кивнула Лили. Под ноги стекла перемешанная с кровью глина. Красные нити поползли по прибрежной мокроте. — Спасибо. Почти не болит. А реку вон туда направить сможешь?

Она показала на обваленную кручу.

— Эту? — Йон взглянул на быстрое движение темных вод. — Нет. Эта река слишком большая. Могу другую, маленькую.

— Тут нет маленькой.

— Есть. Под землей.

В толще почвы вправду отыскалась река. Тонкая, но сильная. Она вышла на зов и размыла глину.

Зверя под верхним слоем не было — он провалился ниже. Лишь после долгих стараний Йона все же показал самый кончик золотой морды. Лили прикоснулась к холодному носу, ощущая, что зверь тревожится и в тревоге этой все предвидит, все ждет какой-то рассвет.

Какой именно — неясно.

Зверь и прежде о нем говорил. О рассвете.

И называл его Эо.

А рассветы летом ранние, скорые, в особенности перед Солнцестоянием. Тогда и вовсе ночи нет. Солнце уходит к западному горизонту, переползает от него на восточный небесный край и вскоре снова предстает во всем сиянии…

Луч отразился в испуганном взгляде Йона. Юноша недоверчиво изучил задранный звериный нос. Спросил, наконец:

— Кто он?

— Мой зверь, — ответила Лили.

Йон еще больше насторожился.

— Не хиси ли он, случаем?

— Нет, — заявила Лили и уверенно мотнула головой, хотя, кто такой «хиси», представляла весьма смутно. — Он из Рассвета. Рассветный зверь, понимаешь?

Да, именно так она и решила называть свою находку — «Рассветный зверь».

— Откуда ты знаешь? — не унимался Йон.

— Говорю с ним. Он мне сам рассказал про Рассвет. Он называет его «Эо». Он говорит, что люди его тоже видели, но другими глазами. И даже то, что было раньше, они видели.

— Раньше Рассвета? — уточнил Йон.

— Да.

— А что, по мнению твоего зверя, было раньше Рассвета?

— Драконьи Царства и Эпоха Средней Жизни.

Йон поежился.

— Звучит как-то жутко.

— А по мне, так здорово звучит! — не согласилась Лили…

Они вернулись домой поздно, усталые и грязные.

По возвращению Лили подумала, что Йон как-то не слишком приспособлен к жизни, и его тоже нужно беречь, как Табиту. Он хороший, но слабый. Даже магия его, она вроде мощная, но вот сможет ли Йон хладнокровно направить ее на врага? Вряд ли… Пока с ним мать, он, конечно, в безопасности, но вечно так жить не получится. Без Иханны ему будет трудно.