А что теперь?Я провалила всю маскировку, причем не перед кем-нибудь вроде Флоры, хотя и она подозревает неладное, а перед самим ректором!Я умудрилась вляпаться в какую-то историю с живым хаосом, который появляется у этого ректора в кабинете.А так как этого мне было мало, я еще и влюбилась в этого клятого ректора!Младшего брата императора, бабника и подлеца! Он вообще-то обещал меня домогаться! Ну и где его носит?Еще не успел закончиться первый курс, а план уже трещит по швам.Ну и что мне делать?

В холле стало пусто — большинство адептов разбрелись по лекциям. А я скользнула в один из коридоров, что вел к лабораториям и оранжерее. Раньше в Академии была невероятно сильная кафедра алхимии. Не зря же возникла та самая легенда про каналы, воду из которых можно очистить и получить любое зелье. Большинство трав, нужных алхимикам, выращивали в этой оранжерее. Но потом один профессор алхимии умер, другой куда-то пропал, третий не выдержал такого унижения, как всему Хаосу известный раздолбай на посту ректора…

И вот кафедра захирела, на алхимии мы изучаем десяток простейших зелий, а я знаю, где прогуливать лекции, если не хочется случайно встретиться с Флорой.Я пробежала на цыпочках по коридору и поднялась по пыльной лестнице на одну из самых низких башен Академии. В ней не было комнат адептов — только опустевшие склады ингредиентов, из которых до сих пор странно пахло и наверняка там можно было найти что-нибудь интересное.Но меня интересовали не они, а балкончик, выходящий на самую романтическую площадь города Серебряных Башен.

Она была совершенно круглая, а в центре был такой же круглый прудик, посреди которого на маленьком острове росло раскидистое дерево, с ветвей которого свисали длинные плети лиан с белыми цветами. С прудиком соединялось три канала, и можно было сюда приплыть из любой части города. Спрятаться под сень белых цветов и целоваться под мелодичные песни, которые пели нищие, устроившиеся на мостах через каналы.Здесь всегда пахло шоколадом и ванилью от маленькой пекарни, специализировавшейся на пирожных для влюбленных. Они все были в виде сердечек и очень, очень сладкие.

Я забралась на широкий парапет балкона и уселась, свесив ноги на улицу.На ближайшем мосту пока не пели, только в своем, особом ритме постукивали мисками с мелочью о тротуар, создавая фоновую мелодию, легкую и ни к чему не обязывающую.

А вот на следующем слышался перебор струн. Если это странствующий бард, то романтики я могла и не дождаться — в последнее время эти ребята предпочитали либо скабрезные частушки, либо острейшие политические куплеты. Не всем в Хаосе пришлась по вкусу новая императрица, поэтому и частушки, и куплеты были в основном про нее.

Мне же сегодня хотелось немного погрустить о том, что у меня никогда не будет поцелуев в лодке под сенью белых цветов, пирожных в виде сердечек в коробочке, перевязанной розовой лентой и песен, от которых замирает сердечко.

— Я встретил тебя под лиловым небом… — перебор струн стал громче, и глубокий голос барда разнесся по всей площади. Попрошайки перестали стучать мисками, прислушиваясь к мелодии.— И даже не думал тогда, что однажды… — ритм был пойман, и к гитаре присоединились ударные. Кто даже пересыпал монетки из миски в миску, и их звон был отличным сопровождением песни.— Однажды услышу я в стуке сердца… — голос растаял в воздухе, чтобы через мгновение взвиться и осыпаться фейерверком над всей площадью: — Неумолимую жажду!

От гармонии музыки и голоса у меня защемило где-то в груди и тоже захотелось услышать в чьем-то стуке сердца жажду.Я закрыла глаза и откинула голову, глотая теплый воздух города Серебряных Башен, словно подставляя губы чьим-то поцелуям.И моих губ коснулись чужие губы.

Хотя… какие они чужие?Уже знакомые, очень знакомые губы.Четвертый, пятый, шестой мой поцелуй случились на этом балконе.Меня окутал запах табака, кожи и старого дерева. Очень знакомый — узнаваемый теперь с одного вдоха. Уютный и теплый, словно погружаться в него — и есть мой настоящий дом.А пока глаза у меня закрыты, я могу не узнавать Рига и не устраивать ему скандал по поводу Шэйсы, пропажи совместных завтраков и затаившегося в архиве живого хаоса.Просто целоваться с ним, чувствуя чуть терпкий головокружительный вкус, упрямые наглые губы, горячее дыхани и суматошный пульс под моей ладонью, лежащей у него на груди напротив сердца.— Привет… — наконец прошептали эти самые упрямые губы, и Риг вспрыгнул на парапет, устраиваясь напротив меня. — Решил составить тебе компанию. Не против?Разумеется, я хотела сказать, что против!

Но он жестом фокусника вытащил откуда-то две белоснежные тонкостенные чашки, в которых над чернотой божественно ароматного черного кофе парили облачка сливок.А между ними возникло блюдце с двумя пухлыми алыми сердечками, посыпанными кокосовой стружкой.Кофе и пирожные из кофейни для влюбленных!

Я только открыла рот, чтобы возмутиться, а Риг подхватил с блюдечка пирожное и всунул мне его между губ. Пришлось откусывать и умирать от наслаждения, чувствуя на языке яркий кисло-сладкий вкус начинки с нежнейшим муссом, обволакивающим нёбо.Один глоток кофе — и я уже забыла, что собиралась с ним ругаться.Слизнув взбитые сливки с губ, я посмотрела на него с упреком.

Он сидел на широком парапете, оперевшись на колено. Белая рубашка с большим воротником была расстегнута на груди, открывая взгляду круглый золотой амулет на цепочке. Темные волосы трепал ветер, а улыбка была такой бесшабашный, что если бы не темнота с алыми отблесками в глазах — Рига можно было бы принять за мальчишку-студента.

Одним жестом, лишь повернув кисть и пошевелив пальцами, он заставил вскарабкаться по балясинам ограды упругие стебли лиан, которые тут же заплели балкон целиком, превращая его в зеленую беседку. А потом свесились с потолка, расцветая белыми звездчатыми цветами с нежным ароматом.Риг щелкнул пальцами, широко улыбнувшись — и с цветов посыпались лепестки. Но сколько бы они ни сыпались — меньше их не становилось. Это был бесконечный дождь из лепестков — как внизу, над лодочками влюбленных, только лучше.

— Как вы так умеете? — восхищенно спросила я, подставляя лицо светящейся пыльце, которую стряхивали с себя белые цветы. — Это бытовая магия?— Умеешь, — поправил Риг. — Мы на ты, Джираира. И это не бытовая магия. Я все-таки ректор. Академия подчиняется мне. Вся. Вообще вся.— Что это значит?

Я почти не уловила момента, когда Риг придвинулся ко мне, а почти пустая чашка кофе куда-то испарилась.

— Я вижу все, что видят эти стены, я ощущаю все, что в них происходит, я могу изменять их как хочу, — глаза Рига вспыхнули алым, и парапет балкона вдруг стал очень скользким и покатым. Как бы я ни цеплялась, я все равно неминуемо скатилась по нему. Прямо в объятия одного не в меру ретивого ректора.

— Все видишь? — спросила я полушепотом, упираясь ладонями в его грудь и чувствуя горячее дыхание на волосах. — Подглядываешь за студентками?

Широкая ухмылка расползлая по его лицу, открыв белоснежные зубы с очень острыми клыками. Мне захотелось даже потрогать их — действительно ли они такие опасные, какими кажутся?

— Может быть, за одной студенткой? — проговорил он, понизив голос, прямо мне на ухо.Бархатистый тембр скользнул по голой коже, словно мягкий мех, заставив подняться все волоски на ней.

Я хотела спросить: «За Шэйсой?»Но не спросила.Не потому, что вовремя опомнилась.А потому что он вновь поцеловал меня.

Его язык скользнул между моих губ, его руки легли мне на талию, а его татуировки оплели меня, словно путы, дразня легчайшими прикосновениями. Они разбудили и мою магию тоже — я почувствовала, как горит кожа, когда на ней проявляются мои завитушки.

— Ректор, что вы делаете? — успела спросить я между поцелуями.— Нарушаю устав, — невозмутимо ответил он, вновь набрасываясь на мои губы.

Я почувствовала, как подол платья, словно сам собой пополз вверх — руки Рига все еще сжимали мою талию, но его демонская магия справлялась и без них. Строгие пуговицы, застегнутые под самое горло, тоже сами собой повыскакивали из петель, и Риг провел языком по моей шее, спускаясь ниже, к ключицам.