Судя по его насупленным бровям, это понятие для него совершенно чуждо. В его голосе звучит вызов:

― Даже дикая кошка, которая съест эту мышь сегодня вечером?

― Да, даже дикая кошка.

Его челюсть на мгновение напрягается, а затем он говорит осторожным тоном, которого я раньше не слышала:

― А я? Ты знаешь, о чем я думаю?

Из-под темного полога леса доносится крик совы, которую не видно среди деревьев.

Я закатываю глаза.

― Мой дар действует только на животных. А ты ― человек.

Его глаза пожирают меня, когда он говорит опасно низким голосом, словно предупреждая:

― Нет, маленькая фиалка. Я ― волк.

По мне пробегает дрожь, пугая мышонка настолько, что он убегает. Ночная тьма кажется осязаемой, тяжелой. Костер горит слабо, посылая искры к звездам над головой. Внезапно я не могу смотреть на Вульфа без ощущения, что он чувствует каждую эмоцию в моем теле.

Я отползаю от него, сворачиваюсь калачиком в траве, используя свои связанные руки в качестве подушки. Сердце колотится.

Спит ли он?

Или не спит всю ночь, охраняя меня? Следит за мной? Стережет меня?

Сова снова кричит, словно посылает предупреждение всему лесу. Над головой шумят облака, ветер затягивает ими звезды.

Когда я вижу сны, мне снятся волки.

***

Утром тень Вульфа заслоняет нежное утреннее солнце.

Мое сердце пускается в галоп, и я держу глаза закрытыми, боясь показать, что проснулась.

Он стоит надо мной. Почему он стоит надо мной?

Ветерок шевелит подол моей одолженной рубашки, и меня осеняет, что, пока я ворочалась ночью, его рубашка задралась мне на бедра. Мои голые ноги и изгиб задницы выставлены на всеобщее обозрение. Со связанными запястьями и лодыжками я, должно быть, выгляжу для него как свинья, приготовленная для пиршества.

Он еще не причинил мне вреда. Может, и не причинит. Может быть, его слепая преданность моему будущему мужу не позволит ему снять пробу.

По крайней мере, это я говорила себе до сих пор.

Собирая силы, чтобы скрыть свой страх, я резко открываю глаза и говорю:

― Ты обещал, что не будешь пялиться.

Его брови приподнимаются, когда он переводит взгляд с моих ног на лицо. На коже вокруг его глаз появляются морщинки, он улыбается.

― Я не смотрел на твою задницу, леди Сабина. У тебя за спиной свернулась ядовитая змея.

Ох.

Мое лицо краснеет, когда я сажусь. Повернувшись, я вижу черно-красный узор змеи, свернувшейся рядом.

― Не двигайся, ― приказывает он, доставая нож. ― Я убью ее.

― Не смей! ― Я легонько подталкиваю змею к пробуждению своими связанными руками. Она поднимает голову, щелкает языком в знак молчаливой благодарности за хороший отдых, а затем уползает в сторону леса. ― Она просто искала тепла.

Когда ядовитая змея исчезает в зарослях, Вульф смотрит на меня с тем же изумленным видом, что и тогда, когда я кормила голодную мышь. Наконец он сжимает переносицу, бормочет что-то себе под нос, а затем начинает закидывать костер землей.

― Вставай. Уже рассвело. Пора двигаться.

Я протягиваю связанные руки, и он ножом разрезает веревки на моих запястьях и лодыжках.

Потирая запястья, я подхожу к месту, где Вульф привязал Мист к дереву. Она расстроенно качает головой.

Волнуюсь за тебя, ― говорит она.

― Я знаю, моя храбрая девочка, ― шепчу я, успокаивающе проводя рукой по ее бархатистой морде. ― Мы обе будем в порядке.

Уйдем сейчас? Сбежим?

Я вздыхаю, глядя через плечо на Вульфа, собирающего мешок.

Еще не время.

Она знает о моем плане сбежать с Аданом в той степени, в какой лошадь способна понять сложные идеи. Адана она любила не больше, чем Вульфа, но это только потому, что она слишком опекает меня и вообще недоверчива к мужчинам.

Интересно, у кого она этому научилась, язвительно думаю я, вспоминая все те случаи, когда я жаловалась ей на своего отца.

Скоро, ― шепчу я.

Сбежать будет сложнее, чем я думала, раз уж Вульф теперь знает о моих намерениях. Конечно, условие лорда Райана о том, чтобы я ехала без поводьев и уздечки, на самом деле просто благословение: мы с Мист сможем сбежать, когда захотим. Но делать это нужно с умом. Я не предполагала, что мой будущий муж пришлет сопровождать меня поцелованного богом охотника.

Мы с Мист можем бежать, но Вульф может выследить нас где угодно. Несколько часов не обеспечат необходимую фору, если в конце концов нам придется остановиться, чтобы отдохнуть и сориентироваться. Я должна придумать, как бежать так, чтобы он не смог нас найти.

Расчесывая пальцами колтуны в гриве и хвосте Мист, я чувствую, как Вульф подходит сзади.

Он говорит почти извиняющимся тоном:

― Моя рубашка, леди Сабина.

Моя рука ложится на грубый льняной воротник, пахнущий им. Конечно, лорд Райан не узнает о том, что я нарушила хоть одно из его правил. Никто не должен знать, что я была одета даже секунду во время этой поездки.

Стоя к нему спиной, я начинаю стягивать его рубашку через голову, но прежде чем она оказывается на моих плечах, он хватает меня за косу, словно за поводья лошади. Он наматывает ее на кулак и тянет мою голову назад.

Задыхаясь, я кричу:

― Не трогай меня!

― Тихо, ― приказывает он, низко и жестко. Он двигает рукой вдоль ребер, осторожно прощупывая и проверяя кожу, с обостренным чувством осязания, которое, кажется, сообщает ему загадочные подробности о моем теле.

Он издает низкий рык.

― У тебя сломано ребро.

Я пытаюсь посмотреть на него через плечо, но он все еще сжимает мою косу в кулаке. Я шиплю:

― Все в порядке.

Он крепче сжимает руку.

― Это старая травма. Пять недель и один день. Еще есть синяки.

Наконец он ослабляет хватку, и я вырываюсь, натягивая обратно одолженную рубашку, чтобы не стоять перед ним голой. Задрав подбородок, я огрызаюсь:

― Я же сказала, что все в порядке! В любом случае, все уже почти зажило.

Он хмурит брови, опасно, словно хищник.

― Кто это с тобой сделал?

― А это не мог быть несчастный случай?

Он не удосуживается ответить на это предположение.

― Отвечай, миледи.

Он не позволит мне промолчать. Сердце сжимается словно зажатое в кулак, желая защитить меня от воспоминаний. Опустив глаза, я неохотно признаюсь:

― Я была воспитанницей монастыря бессмертной Айюры. Сестры били меня до тех пор, пока месяц назад мой отец не сообщил им, что продал меня богатому мужу. Тогда они заперли меня в комнате и привязали к кровати, чтобы откормить меня и дать ранам затянуться. Видимо, этого времени не хватило. Никто больше не заметил синяков, но ни у кого нет твоего зрения.

Взгляд Вульфа прожигает меня с интенсивностью августовского солнца.

― Как долго?

Он имеет в виду побои.

― Годы.

Он ненадолго закрывает глаза.

― Сколько?

― Двенадцать.

Его лицо краснеет, и он делает вдох, дрожа от ярости. Он задерживает его, затем медленно выпускает, и только после этого обретает возможность говорить.

― Ты будешь в безопасности в Сорша-Холле, миледи. Я клянусь в этом.

Я беззлобно фыркаю от смеха, распуская косу, освобождая пряди и расчесывая их пальцами.

Он хмурится.

― Ты сомневаешься в моих словах?

Мой резкий взгляд полон упрека, пока я расчесываю волосы.

― Думаю, ты настолько одержим своим хозяином, что не видишь правды, несмотря на свое поцелованное богом зрение.

Его челюсть сжимается. Я разозлила его. Я сказала что-то не то. Но у меня сложилось впечатление, что он злится не из-за того, что я его оскорбила, а из-за того, что я намекнула на недостатки его хозяина.

Пытаясь сохранить самообладание, он снова клянется:

― В Дюрене тебе не причинят вреда, Сабина.

― А как можно назвать это? ― взрываюсь я с большей яростью, чем думала, что кипит во мне, и опускаю руку к своим обнаженным ногам. ― Ты думаешь, я буду в безопасности с мужем, чье первое действие по отношению к своей невесте ― устроить из нее зрелище?