— Давай, — Злата хлопает в ладоши. — Все вместе будем украшать.

Она снова смотрит на Сирила, который продолжает молчать. На его лице расцветает задумчивая, но определенно теплая улыбка.

— Другие феи же могут присоединиться? — спрашивает она его, потому что, конечно, нужно разрешение хозяина.

Она что-то уж слишком увлеклась, но хочется поднять всем настроение.

— Да. Лили, повози Иссу и Энию, пожалуйста.

— Конечно, господин.

Лили слегка кланяется в воздухе и исчезает. Что же, Злата настроена решительно: она собирается сделать эту елку лучшей в своей жизни.

Для Сирила, конечно же.

***

Она немного не ожидала, что все будет настолько… нет, весело — неправильное слово. Настолько необычно и ярко, вот. Появившиеся феи сначала сильно удивились ее задумке, но включились в процесс мгновенно.

Даже с большим энтузиазмом, чем Сирил. Так, словно они были маленькими детьми. Впрочем… возможно, они в какой-то степени и есть маленькие дети, просто очень-очень волшебные. Рожденные из цветов дети.

Сирил создал для них целые коробки всякого… разного. Очень-очень разного, похоже, у него хорошая фантазия.

— Я за красную мишуру рядом с серебристой, — говорит Эния очень-очень серьезным тоном.

— Между ними можно добавить золотую, — добавляет Исса уже скромнее и мягче. — Так же намного лучше, Матушка. Это будет похоже на рассвет.

Злата кивает им обеим. Лили в это время вешает возле вершины несколько совсем небольших кристаллов на веревочках, они похожи на кусочки льда, слегка блестящие в свете свечей. Она делает это своими небольшими ручками, потому что магией куда менее весело.

Так можно наколдовать идеальную елку, где все игрушки висят словно по линейке, но тогда это будет крайне скучная елка. Поэтому елки в торговых центрах ее и расстраивают — по ним видно, что их украшали рабочие по указаниям профессиональных дизайнеров и едва ли получали хоть какое-то удовольствие от процесса.

Процесс украшения елки так же важен, как и сама елка.

— Я согласна, — говорит Злата феям. — А лучше их переплести между собой, словно косу. И тогда будет вообще здорово!

Эния крайне серьезно ей кивает и громко говорит, прямо удивительно громко для такого небольшого существа:

— Исса, Лили! Давайте вместе!

Каждая из них хватает мишуру цвета, который соответствует их собственному цвету.

Эния — красную.

Лили — серебристую.

Исса — золотую.

Наблюдать за тем, как они парят вокруг елки, описывая круги словно фигуристы в воздухе, это как смотреть на танец фей из балета. Или скорее из всех мультфильмов про Щелкунчика, потому что там чего только не бывало.

Злата берет следующий шар — синий, с узорами в виде снежинок — и вешает его на своем уровне. Надо потом же еще попросить одну из фей повесить на самую верхушку звезду. Иссу, наверное. Или Энию, потому что она Матушка?

Сирил рядом с ее шаром вешает новый, который создал прямо в ладонях только-только — он белый с золотыми звездочками.

— Жаль, что мы не можем пригласить самую последнюю сестру, — вздыхает Лили, оказавшись на уровне их лиц. — Ей бы точно это понравилось.

— Почему? — спрашивает Злата, заметив краем глаза, как Сирил замер.

Она спросила что-то не то? Но вроде в этом нет ничего такого.

— Она все еще внутри своего цветка, — отвечает вместо Лили уже Эния.

О… звучит грустно. Она не так давно умерла и снова отправилась на перерождение? И поэтому когда проснется, то не будет помнить никого из них. Может, феи и привыкли, это постоянная часть их жизней, но вряд ли от этого становится сильно легче.

— Мне жаль, что она вас оставила, — тихо говорит Злата, не совсем уверенная, что говорить в таком случае.

Выразить соболезнования? Она надеется, что никого не расстроила.

— Она нас не оставляла, — вдруг вмешивается Сирил, вертя в руках один из шариков. — Она все еще не родилась.

Злата поворачивается к нему полностью, а не только головой. Конечно, не совсем вежливо по отношению ко всем феям, но ей кажется, что сейчас смотреть именно на Сирила будет правильно.

Что-то в его тоне говорит: это нечто важное, как постоянная мысль, которую долго не высказывали, но она всегда рядом.

— Как давно? — спрашивает Злата.

Сирил поднимает на нее взгляд и улыбается, но уже немного иначе. В этом есть едва уловимая грусть.

— Больше шестисот лет.

Ответ падает на плечи Златы со всей тяжестью этого числа. Шесть сотен лет — это не просто много. Это много-много жизней и поколений ее мира. Это множество эпох, за которые способно измениться все: от социального строя и банальных правил этикета до границ территорий стран и их названий.

Почти целая вечность.

— Так… много, — шепчет Злата, потому что других слов нет.

Сирил лишь кивает. Он явно продолжает ждать. Может, спускается к каменному цветку и ждет возле него? Это словно его личная роза или сокровище, продолжающее ждать своего часа. И этот час все никак не хочет наступать.

Злата молчит и не знает, как же ей поддержать. Кажется, что никаких слов не будет достаточно, чтобы заполнить пустоту в шесть сотен лет.

— Сирил, — начинает она, но снова замолкает.

И, поддавшись внезапному порыву, подается вперед и обнимает его.

Это не вежливое приятельское объятие, нет, Злата стискивает его со всей силой, надеясь через прикосновение передать, как же ей жаль. И как же сильно она хочет, чтобы эта неведомая фея проснулась однажды, к радости Сирила, и присоединиться к маленькой волшебной семье замка.

— Я верю, что она скоро проснется, — говорит Злата ему в грудь, вкладывая в каждое слово столько уверенности, сколько может.

Глаза немного щиплет от непрошенных слез, но Злата отказывается позволить им пролиться. Сейчас она должна утешать, а не ее. И… Сирил обнимает ее в ответ, сначала так аккуратно, будто она сделана из самого хрупкого стекла, но потом чуть крепче.

— Спасибо, — шепчет он ей куда-то в макушку.

Злата чуть улыбается, пока они продолжают так стоять. Она не знает, сколько, но объятия Сирила становятся немного слабее, пока он не выпускает ее.

Она поднимает голову, чтобы посмотреть ему в лицо.

— А теперь ты повесишь на вершину елки звезду, — говорит Злата со всей решимостью. — И тогда твой следующий год будет удачным! Мама всегда так говорила.

То, что это уже давно лишь самовнушение, она, конечно, опускает. Это уже совершенно неважно.

Сирил улыбается ей, совсем слабо, но уже что-то, и создает в ладони звезду. Она красивая, синяя с голубыми полосками. Красная, конечно, более… классическая, но так лучше.

Злата не ожидает, что Сирил вдруг схватит ее за руку и вместе с ней взмоет в воздух так, как будто они оба вдруг стали феями, только без крыльев. Она даже не успевает ойкнуть или возмутиться — и уже парит у самой верхушки, а пол далеко внизу.

Это как прыжки на особых батутах, только безо всяких веревок, которые поднимают повыше. И Злата удивительно для себя смеется, немного от испуга, но и от совершенно детского восторга. Это как все ее сны о полетах.

— Давай, — говорит ей Сирил и протягивает ладонь со звездой.

Злата тут же понимает. Конечно. Удачу всегда можно разделить на двоих. Они надевают на верхушку звезду вместе, продолжая держаться за руки.

Вот бы этот момент длился вечность.

Возможно, Злата немного увлеклась, потому что с украшением одной только этой комнаты они закончили только к вечеру. Впрочем, она довольна, прямо крайне довольна.

Сама елка, возможно, представляет собой больше взрыв случайных красок и легкую мешанину самых разных украшений, но в ней несомненно угадываются черты всех жителей замка. Временных, то есть, ее самой, в том числе.

Сплетенная косой мишура из трех цветов и маленькие, похожие на кристаллы игрушки — это феи.

Синие шарики с морозным узором, сосульки и снежинки — это Сирил.