— Нет, наверное, нет.

Когда он ничего не ответил, я посмотрела на него. Он вернулся к рисованию. То, как он сосредоточился, заставило мое несуществующее сердце биться о грудной клетке. Это фантомное чувство было еще одним напоминанием о том, что я больше не среди живых. Я больше не могу делать то, что делала раньше. И все, что у меня теперь было, — это Киаран. Он был единственным, за кого я могла держаться.

— Что ты рисуешь?

— Не твое дело.

— Ты рисуешь много портретов? Это твой конек?

Он надулся, захлопнул книгу и положил ее на стол. Затем он убрал карандаш в футляр и откинулся в кресле.

— Не слишком ли я отвлекаю?

— Да. Ты — чертовски отвлекаешь, Марли, и я хотел бы, чтобы ты ушла.

Я не могу оставить тебя, Киаран. Я не хочу, чтобы это тревожное чувство вернулось. Когда я с тобой, я чувствую себя хорошо. Я чувствую себя на своем месте, и я знаю, что это хреново, но это правда.

— Ты и твои комплименты. Кто бы мог подумать, что такой ворчливый человек может быть таким заботливым и милым?

Он снял очки, положил их на стол и провел руками по лицу.

— Неужели все так плохо, что я нахожусь здесь? спросила я тихим голосом, не отрывая взгляда от огней над нами.

— Это так, но в тоже время не так. И я не сварливый.

— Ты такой, но мне это нравится.

Я смотрела, как он отводит руки от лица.

— Тебе нравится, что я ворчун?

— Да. Это очаровательно.

Он покачал головой.

— Кто-нибудь говорил тебе, что ты немного странная?

Я надула щеки.

— Да, вообще-то, довольно много людей. Наверное, поэтому у меня была только одна подруга. Катрионе нравилось, что я странная. Она говорила, что мы дополняем друг друга.

В моей груди что-то щелкнуло. При упоминании о моей единственной подруге у меня защемило в груди. Мысли о ней расстраивали меня, и все же я упомянула о ней, как будто это не могло меня покалечить.

— Ты скучаешь по ней?

— Я скучаю по многим вещам.

— Это не ответ на мой вопрос.

Я вздохнула и потерла ладонью грудь, пытаясь успокоить ощущения. Боль. Боль от потери всего, что было мне дорого, — не так уж много, но это все же. Катриона была больше, чем что-то.

— Если я подумаю о том, что мне не хватает Кэт, мне захочется плакать, а плакать я не могу, так как у меня нет телесной формы, так что это бесполезно. Все, что касается моего существования, находится в этой точке.

От того, как он смотрел на меня с неохотным сочувствием в глазах, становилось еще хуже. Мне не нужно было его понимание, если оно сопровождалось раздражением от того, что он вообще его чувствует. Почему он должен быть таким козлом? Я же не просила об этом. Я не хотела умирать. Я не хотела, чтобы он был единственным человеком, который мог видеть и говорить со мной. Это была не моя вина.

— Мне не нужно, чтобы ты меня жалел.

Его лицо очистилось от всех эмоций, как только я произнесла эти слова. Киаран снова надел очки и наклонился ко мне.

— Я не жалею тебя. Зачем мне это, если тебя даже не волнует, почему ты умерла? Ты сидишь здесь, шутишь и делаешь вид, что это не имеет большого значения, но ты мертва, Марли, и я уверен, что ты до сих пор не смирилась с этим.

Его слова чертовски ранили. Может быть, я использовала юмор, чтобы отвлечься от происходящего, но он не имел права так меня называть. Он не имел права заставлять меня чувствовать себя маленькой и глупой за то, что я пыталась извлечь лучшее из дерьмовой ситуации.

Я встала, и мои руки сжались в кулаки.

— Знаешь что? Иди в жопу.

Я повернулась, чтобы уйти, желая оказаться подальше от него, но скрежет его стула о камни террасы заставил меня замереть. От него исходило тепло его тела, когда он стоял у меня за спиной. Почему у меня подкосились колени? Почему мне хотелось рухнуть на пол?

— Ты не вся такая солнечная и розовая, правда, Марли? прошептал он. Реальность — это чертовски больно, когда она бьет тебя по лицу правдой.

— Какой правдой?

— Ты боишься того, что произойдет, если ты узнаешь, как ты умерла, и что это будет означать для твоего существования.

Его пальцы прошлись по моему плечу, заставив меня стиснуть зубы, чтобы не отреагировать на это. От желания погрузиться в его тепло.

— Я не боюсь.

— Да, ты говоришь себе это, но мы оба знаем, что это неправда.

Мой рот приоткрылся, когда его пальцы пробежали по моей шее. От этого ощущения мое тело запылало. Какого черта этот человек делает со мной?

— Ты сказал, что не хочешь меня наказывать, но мне кажется, что ты передумал, прошептала я, боясь, что эти слова подействуют.

— Может быть, и наказываю. Наказываю тебя за то, что ты преследуешь меня. За то, что не оставляешь меня в покое. За то, что ты существовала, когда я этого не хотел.

Его слова не имели смысла. У меня не хватало силы воли, чтобы их расшифровать. Поэтому я не стала этого делать. Я ушла от него. И не оглянулась, потому что он был прав. Мне было страшно. Не того, как я умерла, а своих чувств по отношению к нему. Он был ворчливым ублюдком, который не хотел, чтобы я была здесь. А кому на хрен нужен человек, который не хочет, чтобы ты осталась? Глупый, тупой призрак, у которого ничего не осталось в этом мире.

Блять. И это моя. Загробная жизнь.

7

МАРЛИ

Избегать Киарана было чертовски трудно, когда первым моим побуждением было оказаться рядом с ним, поэтому я убежала из дома. Я не хотела с ним разговаривать после того, что он сказал. После того, как он копался в моих ранах и заставлял меня слишком много думать. Не думать было легче. Не желая знать, как я умерла, я чувствовала себя в безопасности. Однако, находясь рядом с Киараном, я чувствовала себя… не в своей тарелке. До встречи с ним я была как машина без руля. Теперь я чувствовала себя еще более потерянной, потому что не понимала, что все это значит. И я не была уверена, что хочу этого, если это заставит меня вспомнить то, что мой разум заставлял меня забыть.

Какое бы чувство ни привело меня сюда, к Киарану, оно же помешало мне узнать, что произошло, когда я умерла. Оно не хотело, чтобы я знала. И поскольку это было единственное, что направляло меня в загробной жизни, я прислушалась к нему. Если у меня не было этого, значит, у меня вообще ничего не было.

Только когда я убедилась, что Киаран уже спит, я вернулась. Чувство побудило меня вернуться к нему. Я поднялась наверх и обнаружила его в постели. Странно, что он никогда не закрывал шторы и всегда оставлял окно открытым. Может быть, ему нравился свежий воздух. Лунный свет освещал его умиротворенные черты, когда он спал. Он лежал на спине, отвернув лицо от окна и положив руку на грудь. Что-то внутри меня оборвалось при виде этого. Я могла наблюдать за его сном каждую ночь, но это было нечто иное. Там, где должно быть мое сердце, была боль.

Ты действительно хочешь, чтобы я ушла, Киаран? Неужели тебе так неприятно мое присутствие здесь?

Его слова, сказанные ранее, продолжали жалить меня.

Я придвинулась ближе к нему, почти желая протянуть руку и коснуться его. Но не то, чтобы я могла. Сосредоточившись, я переползла на кровать и села на ее край рядом с его ногами. Если бы только я была жива. Если бы только я была из плоти и крови. Я могла бы прикоснуться к нему. Я могла бы прижаться к нему и никогда не отпускать. Я ненавидела себя за это желание, но это было правдой. Все мое внимание было сосредоточено на нем. Только он.

Только он.

Мои пальцы сжались в кулак. Я смотрела на них снизу вверх. Я пыталась не просунуть руку сквозь него, чтобы почувствовать тепло, которое он излучал. Чтобы исследовать свет внутри него, который светился, как чертов маяк, притягивая меня к себе и заставляя желать остаться навсегда.

Мое внимание переключилось на платье, которое я надела. Это было то же самое, что и на мне, когда я умерла. Тот самый наряд, который я никогда не смогу изменить. Я обвела его руками. Пастельно-голубая ткань резко выделялась на фоне загорелой кожи моих ног, где оно спускалось до середины бедра. Она приподнялась, когда я стояла на коленях на кровати. Еще выше, и я бы обнажила себя. Катриона заставила меня купить его. Она сказала, что я выгляжу прекрасно, а я… Я не могла вспомнить, почему мне было так грустно в тот день, когда мы его купили.