— Ответь мне.

Он моргнул, но из его уст не вырвалось ни звука. Если бы я могла, я бы встряхнул его, чтобы вывести из задумчивости. Чтобы заставить его ответить.

Я присела рядом с ним и указала на верхнюю страницу.

— Когда ты это нарисовал?

Мой голос не был спокойным. Он был полон раздражения. Почему, черт возьми, он не отвечает мне?

— Если ты не собираешься мне говорить, то, черт возьми, покажи мне. Дай мне их увидеть. И прежде, чем ты снова скажешь, что это не мое дело, можешь забыть про это. Ты рисовал меня — значит это мое дело.

Он поднял упавший блокнот и встал. Я наблюдала, как он отнес их на стол во внутреннем дворике. Киаран положил их на пол и стал перебирать рисунки, как будто ему нужно было привести их в порядок. Я встала и подошла к столу. Мой взгляд метался по разложенным страницам.

— Киаран.

— Молчи.

Это слово прозвучало неловко, как будто он был на грани потери контроля.

— Нет. Я не замолчу. Тебе лучше начать рассказывать мне, что, черт возьми, происходит, потому что это… это доказывает, что ты видел меня до того, как я появилась у этих ворот.

Он напрягся, его руки замерли над страницами.

— Но самое удивительное, что я не помню, чтобы видела тебя. Я не помню ни твоего лица, ни твоего голоса, ничего.

Киаран опустил руки к бокам.

— Ты не можешь вспомнить, потому что тебе нечего вспоминать.

Он повернул голову, его жесткие голубые глаза встретились с моими.

— Что это значит?

— Посмотри сама.

Я заметила, что он разложил рисунки на столе, а не убрал их. Он отступил назад, давая мне больше места. Я не ожидала, что он прислушается к моему требованию.

Я уставилась на листы. Все они представляли собой мои портреты в различных позах и нарядах. Все они были посвящены моему выражению лица. Меланхолия в карих глазах. Это заставило меня вспомнить мой натуральный цвет волос. Каштановый. Я покрасила их в темно-зеленый цвет много лет назад, когда Кэт настояла на том, чтобы я сделала что-то для себя. Чтобы освободиться от правил и ограничений, навязанных мне родителями.

Кэт.

Катриона.

Что-то жгло мне затылок. Печаль. Она пронизывала меня насквозь. Я поднесла руку к шее, потирая больное место. Я не должна чувствовать боль.

— Почему я выгляжу такой расстроенной?

— Это ты мне скажи.

Я оглянулся через плечо.

— А я не знаю.

— Что последнее ты помнишь?

— Я же говорила тебе. День, когда я умерла. Я встречалась с Катрионой.

Он покачал головой.

— Кто такая Катриона?

— Я говорил тебе о ней.

— Да, но я не знаю, кто это. Я никогда не видел тебя с женщиной, с той, с которой ты была близка.

Наконец-то признание. Он видел меня до того, как я умерла. Он видел живую Марли и нарисовал ее. Я хотела спросить, почему, но тот факт, что он не знал, кто такая Кэт, беспокоил меня больше. Это беспокоило меня. Печаль разрасталась. Она когтями впивалась в мою грудь. Было больно.

— Но она была там… Я остановилась. — Когда ты впервые увидел меня?

Он вздохнул.

— На Хэллоуин.

— Но я была с Кэт.

— Нет, Марли, это был Хэллоуин за год до твоей смерти.

Он указал на стол. Я снова повернулась к нему, мой взгляд метнулся к первому рисунку. Женщина была одета в темно-зеленое пальто в горошек. Ее зеленые волосы спадали на лицо. Она выглядела оцепеневшей. Потрясенная и оцепеневшая. За ее спиной находилось помещение, похожее на приемную, но там никого не было, только я. Совсем одна. Как будто я только что потерял все… потому что, так и было.

Воспоминание ударило меня так сильно, что я попятилась назад и схватилась за голову.

Мы с Кэт, спотыкаясь, выходим из паба. Мы идем рука об руку, поем во весь голос. Смотрим в обе стороны, чтобы перейти дорогу. Кэт вырывается из моих рук. Она выходит на дорогу, поворачивается ко мне и вскидывает руки вверх. Шок от того, что она летит, когда в нее врезается машина. Крик, вырвавшийся из моего горла. Я бросилась к ней. Машина уезжает. Я вызываю скорую помощь. Мои отчаянные рыдания, умоляющие Кэт остаться в живых. Поездка в машине скорой помощи. Врачи увозят ее. Стояла в приемном покое, надеялась и молилась, чтобы она выжила. И врач сказал мне, что они ничего не могут сделать.

Катриона мертва.

Моя лучшая подруга мертва.

— Марли!

Голос Киарана вырвал меня из воспоминаний. Я уронила руки. Он стоял передо мной, обеспокоенный тем, что только что произошло.

— Ты в порядке?

Я покачала головой. Мои руки скручивались и расцеплялись. Все это обрушилось на меня разом. Я заблокировала это. Целый год моей жизни. После смерти Кэт я ходила по земле в тумане горя и потери. Без нее все потеряло смысл. Никто больше не заботился так, как она. Они не знали, как я боролась за то, чтобы вырваться из прежней жизни. И как Кэт снова дала мне надежду. А потом ее не стало. Я осталась один. Совсем одна и потерянная в мире, в котором мне больше не было места без нее.

— Нет, я не в порядке. Я сейчас так далека от нормального состояния, что даже не знаю, что это слово значит.

Ни одна часть меня не хотела больше думать о Кэт. Я предпочитала не знать, хотя теперь стало понятно, почему мои воспоминания были такими путаными. Они были окутаны горем. И это было хуже всего.

— Что за хрень с этими рисунками, Киаран? Объясни мне это, потому что мне сейчас очень трудно не прийти к самому худшему выводу.

Несмотря на то, что я помнила, что произошло за последний год, я ничего не понимала из его слов.

— И какой же это вывод?

— Что ты какой-то сталкер. Который преследует женщин.

Его рот искривился, а глаза потемнели.

— Никаких женщин, Марли, только ты.

Я не знала, смеяться ли мне над этим. Над тем, как ужасно это прозвучало.

— Но от этого не легче.

Он шагнул ближе, съедая и без того минимальное пространство, между нами. От его пристального взгляда у меня задрожала нижняя губа.

— Я отвез друга в реанимацию, потому что он порезал руку и ему нужно было наложить швы. Я увидел вас в приемном покое и не смог отвести взгляд. Мне захотелось нарисовать женщину, которая выглядела так, будто ее мир рухнул, и она уже не знает, что делать. Поэтому я сфотографировал тебя и нарисовал на следующий день. Я увидел тебя снова только через несколько месяцев в галерее, где ты работала. И я проследовал за тобой домой. Он вздохнул. — Чертово совпадение, что ты все это время жила напротив меня. После этого было чертовски трудно держаться подальше. Так что да, я следил за тобой. Я просто хотел тебя увидеть.

Его признание должно было меня напугать. Он признался, что жил напротив меня. Наблюдал за мной. Притягивал меня. И все это без моего ведома. Это был настоящий пиздец.

— Ты преследовал меня.

— Да, можешь называть это так, если хочешь. Я этого не отрицаю.

— Почему?

Он мрачно усмехнулся.

— Почему, как ты думаешь?

Я вскинул руки вверх. Получить прямой ответ от этого человека было практически невозможно. Это всегда была нелегкая битва. Борьба за то, чтобы заставить его сказать мне правду.

— Ну, я, блядь, не знаю. Какая у тебя причина для этого? И какого хрена ты все это время вел себя так, будто не знаешь меня?

Он склонил голову набок.

— Ты тому причина.

Я смотрела, как он поднимает руку. Она зависла над моей шеей. Мы знали, что он не может прикасаться ко мне, но это давало понять, что он хочет этого. Я не знала, как к этому относиться, да и вообще ко всему этому. Все казалось слишком нереальным. Слишком необычно. Но это была реальность.

— Я хотел узнать, почему ты всегда выглядишь такой чертовски грустной, Марли. Его голос стал низким. — Почему девушка с зелеными волосами ходила по этому гребаному миру с печалью в карих глазах. Даже если эта девушка была несчастна, она все равно была прекрасна для меня, и мне чертовски хотелось, чтобы ее глаза наполнились светом и счастьем. Я хотел подарить ей это, но она не замечала меня. Она не обращала на меня внимания. И я ненавидел ее за это.