- Мы немного необычная компания для вас, понимаю, - вмешался Хатто, выдав неожиданно связную и разумную речь для окружившей друзей за последний час лютой бессмыслице. Видимо сомнения спутников не прошли для него незамеченными. - Но мы не столь злонамерены, как могло бы то показаться. Вы кое что сделали для всех нас. И пусть ваш мир далек от нашего, но мы привыкнем, и мы все равно благодарны! Этот же шаг вперед, в двери сейчас важнее для вас, чем для нас. Он поможет вам понять самого себя. К тому же, ведь вы не можете просто так бросить кота?

- Если бы мне каждый раз давали доллар, когда утверждали, что у них благие намерения... - фыркнул Курт. - Хотя ладно, я и так богат. Кот это аргумент, признаю. Вы уверены, что я там смогу его отыскать?

- У вас есть такая возможность, это несомненно. Остальное лишь в ваших руках, - несколько шутовски поклонился Хатто.

И Курт внезапно осознал, что это всего лишь еще один «прыжок веры» для него. Если бы эти существа замышляли недоброе, у них была масса способов попытаться навредить как-то попроще. Например просто сказать «приехали, выходите». И у них двоих бы не было никаких оснований остаться в поезде. Он оглянулся на Ольгу. Та молчала. Выбор без выбора.

И тогда он шагнул за порог.

- Все в ваших руках, молодой человек, все только в ваших руках, - прозвучало ему вслед. Двери поезда с шипением закрылись.

Курт оглянулся вновь, и ожидаемо не обнаружил за спиной никакого вагона. Только этот черный, стрельчато уносящийся ввысь мраморный зал. Внутренность некоего собора. С факелами и кажущимися тут чужеродными, желтоватыми колоннами по центру.

Вот только никакого выхода, как в прошлый раз, из него не было. Помещение оказалось совершенно замкнутым, что стало очевидно уже после нескольких минут обследования. Он полностью обошел это место по кругу вдоль стен, на всякий случай даже простучав слепые проемы ложных окон в них. Ничего. Темные камни, украшенные искусной резьбой, тишина, блики факелов. Чаши-ракушки и неуместные, из-за цвета своего, колонны. Зеркально-гладкие плиты черного пола, в котором можно было увидеть свое смутное отражение.

И чего же от него хотят? Быть может, морок именно то, что он видит сейчас? Курт потянулся к струне своей силы и его на мгновение охватила паника, поскольку он внезапно понял, что за ощущение потери преследует его! Пение, музыкальная нота, вытягиваемая артефактом и сообщавшая ему некие неясные образы о состоянии реальности вокруг - она отсутствовала. То есть, совсем. Пространство молчало. Да и было ли оно? Или не было самой струны? Последнее и вызвало основной испуг, но внезапный глухой толчок, эхо откликнувшегося дара, вернул присутствие духа. Мелодии не было, но ритмичный управляемый стук, словно большого и далекого сердца - остался, хоть и неспешный. И он по прежнему подчинялся воле своего носителя.

Курт толкнул в стороны свою силу, еще больше замедляя ритм, и это далось неожиданно легко.

Зал смыло волной! Он просто исчез растворившись утренним туманом!

Теперь Курт стоял в пустоте. Хотя нет, не в пустоте. На песочного цвета кубе. И вокруг были такие же, огромные, в рост человека, кубы. Захрустели незримые рычаги, соседний с ним куб сдвинулся вбок. Следом куб, на котором оказался он, провалился вниз в другой ряд. И снова. Кубы двигались все быстрее, не давая уловить в их движении систему. Раздался треск первого столкновения. Потом вновь и вновь. Курта обдало пылью, и он, поняв, что скоро достанется и его грани куба, вновь обратился к своему таланту, еще раз расталкивая пространство.

Кубы сменились огромными шестернями, над которыми он висел в жемчужно светящемся тумане. Шестерни эти были повсюду, хаотично цепляясь друг за друга.

Вот они сделали такт, потом другой и не ясно было, где начало, а где конец у этого движения. Механизм завертелся все быстрее и быстрее, вращающиеся элементы стали сливаться в неразличимые глазом круги, и вот он уже в окружении тысяч гигантских волчков. Не помни он, что они такое и не подумал бы, что это цельный механизм, а не просто какие-то вихри.

Хлоп! Движение внезапно остановилось, и система вновь пришла к тому состоянию, с которого начинала. Несмотря на предыдущий кажущийся хаос, все оказалось вновь на своих местах. Или не все? Курт не был уверен, что совсем ничего не поменялось, как не был и уверен, зачем ему это показывают... Цикл повторился несколько раз, давая привыкнуть к своему течению.

Сколько бы это ни продолжалось, но внезапно произошло изменение! Его «часы» стало засыпать летящими откуда-то чужими вихрями. Он глянул в направлении, откуда принесло эту неожиданную напасть и увидел другой механизм. Механизм в котором в жернова попала песчинка, механизм где что-то пошло не так. В нем шестерни крутились вразнобой, перемалывая самое себя. Какие-то бешено вращались, какие-то стояли на месте. Та система распадалась и ее осколки бомбардировали все вокруг.

Чужие шестерни соударялись с местными, отскакивали и улетали прочь. Но не все. Некоторые замедлялись и зависали рядом, а некоторые даже зацеплялись и входили в новый ритм, получая новые смыслы.

Наглядно, надо признать, но что это меняет? Курт не понимал, что важного ему хотят донести и хотят ли? И решил просто вновь сменить декорации. Но, внезапно, не удалось. Ритма жемчужины не было, он достиг предела. Своего, по крайней мере. Не было ничего, лишь струна все еще ощущалась, вопреки логике, доступной. Курт коснулся ее и, словно вторя этому внутреннему ощущению, события вокруг замерли. Вновь не двигалось ничего. Ни старое, ни новое, пришедшее извне.

Курт не сразу осознал намек, на то, чего от него хотят теперь. А когда осознал дернул струну, и еще раз и еще, отчего-то все никак не проваливаясь в остановленное вокруг время, но наоборот, разгоняя великий механизм. Быстрее, быстрее! И вот уже вокруг все вновь сливается в серые волчки теней. Картинка укрупняется захлестывая все поле зрения. Еще быстрее!

Ритм начинает сливаться в монотонный гул, но препятствие, мешавшее ему ранее идти дальше в своих экспериментах так и не удается ощутить! Барьера нет! Миг, еще один миг вечности и волчки вокруг уже и не поймешь куда крутятся. Все зависит от восприятия. Словно и нет разницы, куда направлено это движение, вперед или назад. Словно и нет никакого движения ни в прошлое, ни в будущее, а это все иллюзорно.

И тут он просто понял, что можно шагнуть чуть дальше. Еще чуть надавил, уже на грани понимания того, что он делает и вдруг, словно спиной провалился в какую то жидкость, брызнувшую вокруг сияющими каплями!

Не удержавшись на месте сделал еще несколько шагов по инерции, встал. И, наконец, осмотрелся.

Вокруг снова был черный круглый зал со стрельчатыми сводами, уносящимися ввысь и черным же мрамором пола. Тот самый! Но не совсем. Желтых колонн больше не было. Вместо них было нечто вроде массивной и вычурной тумбы, с маленькими выемками-ракушками по периметру.

А там, откуда он только что выпал, в слепом ранее, декоративном оконном проеме стены, светила синими краями арка портала, открывающего вид на подавляющее масштабами сплетение шестерен, мир которых он только что покинул.

И еще одно отличие. Ритма струны здесь не было, именно ритма, не пения. Но не потому, что он замедлил его или ускорил, как внезапно озарило его понимание. Ритма не было потому, что он перешел в чистое звучание, доселе не слыханное. В единую ноту, простирающегося вокруг пространственного кармана. В ту самую песню. Его личную персонально сотворенную аномальную реальность, которую он не мог ни ускорить ни замедлить для себя. Свой собственный внутренний мир.

Курт, находясь под впечатлением от произошедшего, огляделся внимательнее. Необъяснимое чувство того, что все вокруг - твой личный безопасный угол, стало еще четче. Безумный Эль-Хатто был прав, Курт узнал о своем даре много нового.

Он двинулся по кругу, обходя тумбу и бесконечные ряды пустых оконных проемов, ведомый ощущением того, что он понимает, что может найти. И нашел. Синеватое сияние еще в одной из арок обрамляло собой застывшую композицию. Вид на салон богатого вагона, в котором замерли в безмолвном ожидании... Хотя нет, не замерли. Он уже видел это. Видел тогда, своими глазами, как медленно, почти неуловимо двигаются фигуры пассажиров поезда в тот момент, когда рассыпалась в блеклый прах перегретая его неосторожными манипуляциями белая жемчужина. Словно он наблюдал за этим из замедленного времени. Один шаг и он снова там, в поезде. Ведь если можно выйти, то можно и войти, верно?