— Так что же это всё-таки было? — прервал напряжённое молчание Голубчик. — Я о мамонтах. Может геологи объяснят?

— Не геологи они, — бросил Жагрин. — Притворяются ими.

— Интересный разворот в обратную сторону получается! — удивлённо посмотрел на китайцев Тихон. — Не геологи, значит! Получается, что всё это время вы нас тут дуботолками считали? Чего молчишь, Олегыч? Может скажешь, кто вы такие на самом деле? Поделись секретом! А то обидно получается. Вроде бы одной семьёй себя считать стали, и на тебе! Какие-то хитрые тайны от нас вдруг на ровном месте появились, ёжики колючие!

— Ты, кажется, хотел объясниться, Дмитрий Олегович? Вот и начинай. Ответь Тихону. Если сможешь, — подлил масла в огонь Жагрин. — А ведь не сможешь, — с нехорошей усмешкой продолжил он. — Не позволено. Только ошиблись вы, нас, сибиряков дураками посчитав. Сильно ошиблись. Разведчики они, Тихон. Самые настоящие. Правда, товарищ Фан-Цзынь?

— Не собираюсь разубеждать вас в этом, Арсений Иванович, — из ответа китайца было непонятно, прав Жагрин в своих догадках или ошибается. — Полагаю, именно ваши подозрения и стали причиной неожиданного появления американцев?

— По-вашему я должен был спокойно смотреть, как какие-то иностранцы нагло хозяйничают в моей стране? Не для того я присягал ей в своё время.

— Вы имеете в виду американцев, господин Жагрин? — вежливо поинтересовался Дмитрий Олегович.

— Правительство Соединённых Шатов помогает нашей республике встать на ноги после обретения независимости, — убеждённо ответил бригадир, заставив даже Осокина посмотреть на него с неподдельным сочувствием. Не говоря уже о китайцах. Хотя, с точки зрения Зотагина, бригадир был прав. Если бы не американцы давно бы сцепились или с Якутией, или с теми же китайцами. Чайники вообще не весть с каких пор на Сибирь с Приморьем зубы точат. Только откусить не могут. Американцев побаиваются. Те, случись что, быстро их сверхзвуковыми дэгерами обнулят. Все об этом знают. Но американцев недолюбливают. Слишком наглые и самоуверенные. Во все дырки лезут. Зеброиды, одним словом. Полосатые, как их флаг.

— Сложный случай, — отреагировал на заявление бригадира Осокин.

— Подожди, Леонид, — Дзьонь подбросил в печурку полено и закрыл дверцу. — Не в ту сторону разговор уводим, — он подвинул к себе ногой раскладной пластиковый стул и сел на него. — Мы о чём сейчас говорим? О международной политике или об Арсении? Давайте говорить по делу.

— Вот ты и начинай, — предложил Осокин.

— Ладно. Я считаю, что Арсений прав. Как там дальше пошло и почему тут зебры нарисовались, от него уже не зависело. Не кривись, Лёня. Лучше отзеркаль ситуацию. Что бы сделали китайцы, если бы вот так, крадучись по-тихому кто-то пробирался по их территории? Напоили, накормили и спать уложили?

— Уложили, как же. Никто бы потом не проснулся, — процедил Жагрин.

— Не преувеличивайте, Арсений Иванович. Не стоит сгущать краски, — с явным скепсисом отнёсся к его словам Фан-Цзынь.

— Я, значит, краски сгущаю, а вы все такие непорочные, как армейские б…ди, да? — с тихой яростью произнёс бригадир. — Может тебе припомнить, как в сорок седьмом ваши лазутчики моих ребят возле Благовещенска навсегда спать уложили? Сначала часового, а потом остальных. Ночью в казарме, шомполом в ухо. Спящих убивали! Целая рота тогда легла! — скрипнул он зубами.

— Но мы-то здесь причём? Это давно было, — заметил Шимаев.

— Вот и доверия у меня к вам тоже давно нет! — отрезал Жагрин. — Мне глубоко плевать, кто вы на самом деле и что забыли на Урале. Я за своих ребят беспокоюсь! Чтобы они двухсотыми не стали. Когда у вас в них нужда отпадёт.

— Странные опасения, — Дмитрий Олегович огляделся, словно ища поддержки. — Мне кажется, у вас нет причин так думать.

— А у меня есть! — возразил Жагрин. — Одну назвал. Продолжить? У меня этих причин за службу много накопилось!

— Понятия не имею, как избавить вас от чрезмерной подозрительности, — признался Фан-Цзынь. — Конечно, мы помним о Сяохэйхэцуньском инциденте, но это не повод переложить вину за него на нас. Денис прав. Они с Ильёй тогда ещё детьми были… — он посмотрел на них, прикинув возраст. — Хорошо, пусть подростками, но это всё равно ничего не меняет. Они в Харбине родились. Как и Лена. Почти ваши соотечественники.

— Остынь, Иваныч, — вмешался Голубчик. — Мы бы уже сейчас двухсотыми были. По твоей, кстати, просьбе.

— Не понял! — вскинулся Жагрин.

— Чего тут непонятного. Ты же просил там, — Сергей ткнул пальцем в потолок секции, — благословить американцев. И они бы нас благословили. Из пулемёта. Мамонты помешали.

Жагрин хотел было что-то ответить, но только махнул рукой.

— Откуда всё-таки они взялись, мамонты эти? — вслух задумался Линху.

— Кто знает, — усмехнулся Дзьонь. — По безлюдным местам едем.

— И ещё неизвестно, доедем ли вообще, — добавил Голубчик.

— Опять ты со своим негативом лезешь! — укорил его Осокин.

— А ведь Сергей прав, ёжики колючие! — неожиданно вступился за него Жиртуев. — Ты, Лёня, что-то о временном выхлопе говорил. Помнишь?

— Помню. И что?

— Беспокоюсь, вдруг не к нам тех мамонтов выхлопнуло, а наоборот, это мы к ним провалились. Чувствуешь разницу?

— И в чём она, твоя разница?

— В том, ёжики колючие, что боюсь, а вдруг мы сейчас застряли где-то посередине между мамонтами и своим временем. Не вернулись к себе, хотя нам кажется, что вернулись.

— Ерунду городишь! — отмахнулся Осокин.

— Ерунду? Где тогда вертолёт, спрашивается?

— Там остался. Вместе с амерами. Ты же сам всё видел, — ответил Леонид.

— Почему же мы тогда там не остались? Вместе с ними? — не отставал от него Тихон.

— Откуда я знаю? — пожал плечами Осокин.

— Может, они знают? — прервал их перепалку Жагрин, в упор глядя на Фан-Цзыня. — Может, ради этих фокусов вы на Урал едете?

— Хотите верьте, хотите нет, но о случившемся мы знаем не больше вашего, — отмёл подозрения бригадира Дмитрий Олегович. Ради чего они направляются в Уральскую Республику, он раскрывать не стал.

— Давайте закругляться, а то так до рассвета впустую проболтаем, — Тихон прикрыл ладонью зевок. — Предлагаю оставить всё, как было.

— Как было не получится, — с сомнением качнул головой Линху. — Уже не получится, — повторил он.

— Предложи, что получится. Мы тебя внимательно слушаем. Только побыстрее, ёжики колючие. Спать хочется.

— А я согласен с господином Жиртуевым, — неожиданно произнёс Фан-Цзынь. — Оставим всё, как было. Но с одним условием. Капитан Жагрин должен дать слово офицера, что более не подвергнет какой-либо опасности ни саму экспедицию, ни её членов. Что скажете, Арсений Иванович?

Тот молчал, хмуро глядя вниз на свои сцепленные в замок пальцы. Остальные тоже молчали, ожидая его решения. В тишине было слышно, как потрескивают в печурке дрова. Зотагин понимал, насколько трудно сейчас бригадиру. За время службы и работы в артели он привык к постоянному ощущению собственной правоты, а теперь должен в открытую признать свою ошибку. Что будет, если он не сделает этого, Зотагин даже думать не хотел. Ведь и он, и все остальные понимали: не случись чуда, – остывать им сейчас на снегу, по вине Жагрина. Кроме китайцев, но их дальнейшая судьба тоже была незавидной. Американцы вряд ли оставили бы их в живых после того, как узнали всё, что им нужно. Даже Ленку. Несмотря, что женщина. Или передали японцам на остров Шумшу в концлагерь 731, чтобы самим не мараться. Лёня однажды в пылу спора с Голубчиком рассказал о том лагере такое, что поседеть можно. В том числе, как он сам боялся туда попасть. В общем, натворил дел Иваныч. Такое не прощается.

— Хорошо, — наконец произнёс Жагрин. — Я согласен с вашим предложением. Даю слово офицера. Пока оно согласуется с присягой. Это моё встречное условие.

Дмитрий Олегович с минуту побарабанил пальцами по столешнице, осмысливая сказанное. Посмотрел на Илью.

— Зыбко, — качнул головой тот.