— Представьтесь, пожалуйста, — Ириков подошёл к бригадиру.

— Арсений Иванович Жагрин. Капитан Сил Самообороны Сибири. В отставке по выслуге лет, — вызывающе отрекомендовался тот. — Присяге не изменял и впредь не собираюсь.

— Не помню, чтобы я предложил вам что-либо подобное. Скажу больше, я понимаю и ценю вашу принципиальность. Поверьте, у нас, кочевых кланов, тоже есть свои принципы. Кочевник может стать усаком, но усаку никогда не стать кочевником. Постарайтесь прислушаться к тому, что я сейчас сказал, Арсений Иванович. Хорошо?

— Я хочу сделать официальное заявление! — неожиданно прервал их Дмитрий Олегович.

— Делайте, я вас слушаю, — обернулся к нему Ириков.

— Мы являемся поддаными Поднебесного Джунго и настоятельно требуем, чтобы о нас немедленно сообщили в наше ближайшее консульство на территории Великого Турана.

— Хорошо. Я обязательно сообщу о вашем требовании своему руководству, — пообещал Ириков. — Прошу всех помнить о выборе. Его детали обсудят лично с каждым из вас.

Кивнув всем на прощание, он направился к тамбуру трапа. Шаман пританцовывая и звякая колокольцами пошёл вслед за ним.

— Не знаешь, Лёнь, зачем он тут был? — тихо спросил Голубчик.

— Ты о шамане?

— Ага.

— Откуда ж мне знать, — пожал плечами Осокин. — Догони и спроси.

“Догонит он, как же!” — усмехнулся про себя Зотагин, в который раз поражаясь, как резко меняют человека обстоятельства. Из самонадеянного и уверенного, каким его знал Зотагин прежде, Сергей постепенно превратился в тряпку, иначе не назовёшь. Жалко мужика. Лучше бы и впрямь остался тогда на заимке.

— Долго молчим, Александр Сергеевич! — выдернул Зотагина из воспоминаний Василий Васильевич. — Давайте уж как-то определимся. Не хотите быть контрабандистом, не надо. Ваше дело. Уговаривать не буду. Может вы и правы. Да и какой из вас получится контрабандист, если душа к этому не лежит. А вот с моторами вы отлично ладите. Здесь я не ошибаюсь, верно? Может ими у нас и займётесь? Да что это с вами, Александр Сергеевич? У меня складывается впечатление будто вы нам совсем не доверяете, а меня просто боитесь. Не надо. Поверьте, я не жажду вашей крови. А лицо у меня такое после встречи с медведем.

— Шелабкубом?

— Плохая шутка, Александр Сергеевич, — посуровел голосом Маргин. — Если бы это был он, я бы с вами сейчас не разговаривал.

— Извините.

— Принято. Так что вас беспокоит?

— Голубчик пропал, — сказал Зотагин. — Ушёл сюда к вам и больше не вернулся. Не знаю почему, но тоже боюсь не вернуться.

— Всего-то? — удивился Маргин. — Сергей Данилович Голубчик хорошо разбирается в средствах коммуникации и согласился сотрудничать с нами в этом направлении. Откровенно говоря, люди нам всегда нужны. А специалисты вроде Сергея Даниловича и вас вовсе на вес золота. Соглашайтесь, Александр Сергеевич, ведь у вас всё равно нет выхода.

— А если не соглашусь?

— Как же с вами трудно найти общий язык, Александр Сергеевич, — вздохнул Маргин. — Поймите, теоретически мы можем просто заставить вас работать, но, как показывает практика, труд из-под палки непродуктивен. Поэтому, если вы не согласитесь, нам будет выгоднее вас продать какому-нибудь другому клану. Выставить, так сказать, на аукцион. Да-да, не удивляйтесь. Пленники здесь такой же товар, как и всё остальное. Так что подумайте, Александр Сергеевич, подумайте. Настоятельно советую. Полагаю до следующей нашей встречи вы примете единственно правильное решение. Увести! —приказал он конвоиру, кивнув на Зотагина.

7.

— Соглашайся, Саша, не испытывай судьбу, — сказал Жагрин.

— И правда, Сань, какая тебе разница, где гайки крутить, — поддержал бригадира Дзьонь.

— А не согласишься, всё равно заставят. Помню, в концлагере у нас один вертухай был. Такой же улыбчивый, как местные, а сам сволочь-сволочью, клейма ставить негде. Так он, грубо говоря, мёртвого наравне со всеми пахать принудить мог… Бр-р! Холодно что-то у нас! — поёжился Осокин, плотнее запахивая накинутую на плечи куртку. Он сутулился на рундуке возле приоткрытого иллюминатора.

— Это от близкой воды, — сказал Тихон.

Их временно поселили в помещение на одной из нижних палуб баржи. С одной стороны был борт зашитый деревом по шпангоутам, с остальных сторон тоже деревянные переборки выкрашенные в синий цвет. Судя по широким и вместительным рундукам вдоль борта и переборок, раньше здесь была кладовка. О том же говорили и полки над рундуками. Теперь бывшая кладовка превратилась в кубрик. Слишком тесный для шестерых человек. И полутёмный, глаза сломать можно. Потому как из двух иллюминаторов в здесь остался лишь один. Второй закрыли куском фанеры с отверстием для вывода колена печной трубы. Саму печку, старую, тронутую кое-где ржавчиной достали из каких-то забытых закромов и установили в центре кубрика на широком металлическом листе. Во избежание пожара. Из-за печки в кубрике стало ещё теснее, но никто против неё не возражал: ночи были холодные, да и дни особым теплом пока не отличались. Сегодня тоже было пасмурно и ветрено.

— А ты иллюминатор закрой, и дуть не будет, — предложил Осокину Зотагин.

— Тогда дышать совсем нечем станет. Сидим тут как сельди в бочке! — недовольно отозвался Осокин. — Я вот никак не могу понять, чего они на баржах ютятся? Каждый сантиметр здесь у них на счету, а рядом вон целый остров пустует! — кивнул он в сторону виднеющегося за иллюминатором обрывистого берега. — Построй там нормальные дома, и горя знать не будешь!

— Нельзя им на суше жить, Лёня. Я ведь говорил, что она здесь вся Эмиру Тимуриду принадлежит, — напомнил Жагрин. — Сразу в турецкой кабале окажутся. До седьмого колена усаками станут. Если вообще когда-нибудь за аренду смогут расплатиться, — добавил он.

— Да знаю я! — отмахнулся Осокин. — Не одного тебя насчёт местных реалий просветили. Только, считаю, ерунда это всё! Какая разница, кочевниками они себя называют или усаками называться будут? И так и этак под Тураном сидят.

—Вот и попытайся втолковать эту мысль местным. Мне самому будет интересно посмотреть, что от тебя потом останется.

— Ладно тебе, Иваныч, не заводись. Все тут на нервах сидим, как ёжики колючие, — Тихон, не вставая со своего рундука, дотянулся рукой до железного бока печки. — Тёплая ещё.

— Подкинь хоть пару полешек, — попросил Осокин.

— Подкинуть могу, только у нас всего три полена до вечера осталось, — предупредил Тихон. — Лучше потерпеть.

— Как же всё надоело! — в сердцах бросил Осокин. — Эта вечная варёная рыба, этот кубрик, где не повернуться и Василий тот со своей драной рожей! Даже дров у них нет! Зато гонора выше крыши! Кочевники они, понимаешь! Нашли чем гордиться! В концлагере и то лучше было! Беги отсюда, Сашка, пока есть возможность!

— Нет у него такой возможности и не будет! — мрачно отрезал бригадир. — Как и у нас всех тут. Но у Саши хоть какая-то перспектива намечается, а вот тебе, Лёня, в будущем ничего хорошего не светит. Как и мне, впрочем. Всё, что я могу, здешние лучше меня делать умеют, а твой богатый опыт отсидки им и вовсе на хрен сдался! Некогда здешним твои политинформации слушать! Мы с тобой, Лёня, первые кандидаты на продажу. Вопрос лишь в том, кому мы такие все из себя красивые со своим ценным жизненным багажом нужны будем? Если даже Голубчик полезнее нас здесь оказался!

— Ты, Арсений, меня с Тихоном забыл упомянуть, — усмехнулся Дзьонь. — Нам с ним тоже пока ничего не предлагали.

— А вам и предлагать ничего не надо. Чем всегда занимались, тем и здесь займётесь. Хорошие охотники везде в цене.

— Иваныч, а ты о наших чайниках ничего не слышал случайно? Интересно, где они сейчас? — спросил Зотагин.

— О Ленке своей печёшься?

— И о ней тоже.

— Не знаю, Саша. Только я сильно сомневаюсь, что их обратно в Китай отправят. Дурака свалял тогда Дмитрий своим заявлением. До сих пор понять не могу, на что он надеялся. Ведь турки с американцами одна команда, хоть и цапаются друг с дружкой частенько. Выясняют у кого член длиннее.