Иду без пререканий. Сажусь в его кабинете на кресло за столом. Он достаёт бутылку коньяка и два бокала.

— Зачем это?

— Нервы успокоить. Думаешь, я не знаю, как ты себя сейчас чувствуешь? Прекрасно знаю. Четыре года назад отцу раковую опухоль удаляли, я весь на иголках сидел.

— Кстати, спасибо за помощь с врачом, — благодарю. — Грушевский отказался, у него завал.

— Не за что. Давай! — кивает на бокал. — За успешную операцию и скорейшее выздоровление!

Чокаемся и выпиваем. Закусываю долькой лимона.

— Может тебе в отпуск, Лиль? — наблюдает, как я уже третий кусочек обсасываю и жую вместе с кожурой.

— Перед выпиской возьму, чтоб рядом быть, пока не восстановится. По врачам вместе, прогулки. У нас же теперь собака ещё.

— О, так скоро ты и родишь нам. Но на декрет не надейся, кроме тебя тут никто не вывезет.

— Слава, пахать на мне, как раньше больше не получится. У меня теперь семья. Понял?

— За что я тебя люблю, так за твою прямолинейность. Чётко в лобешник.

Звонит мой телефон. Из больницы.

Прикладываю палец к губам, что шеф помолчал.

— Здравствуйте! Лилия? — спрашивает девушка.

— Да. Есть новости?

— Операция закончилась полчаса назад. Всё хорошо. Больного перевели в реанимацию. Как переведут в палату, мы вам сообщим.

— Спасибо!

Расслабляю плечи, откидываясь на спинку кресла. Улыбаюсь.

— Так понимаю, всё прошло отлично?

— Угу, — не размыкая губ и растягивая улыбку ещё больше.

— Тогда давай ещё по одной, — разливает коньяк.

— Можно мне потом домой?

— Нужно.

Немного пьяненькая выхожу из такси у дома, поднимаюсь на свой этаж.

— Добрый день! — встречаю соседку.

— Лилия, дорогая! Ну что ж это такое? Из вашей квартиры с самого утра то вой доносится, то плач. Вы там ребёнка с собакой заперли?

— Нет. Только одну собаку завела, — открываю дверь квартиры.

Пёс сразу выбегает и начинает радостно шнырять между ног.

— Вот видите.

— От такой пигалицы столько шума? Лиличка, примите меры. Иначе я пожалуюсь участковому.

— Постараюсь, — загоняю собаку ногой в прихожую.

Могла б, конечно, послать куда подальше, но у меня сегодня настроение хорошее. Не хочу портить.

— Ну и чего ты шумишь? Соседям покоя не даёшь. Они на тебя жалуются, — тяжело опускаюсь на пуф у двери и снимаю туфли.

Пёс смотрит на меня, повернув голову на бок.

— Гав!

— Вот тебе и гав. Есть будешь?

Крутится на месте.

Только встаю пойти на кухню — звонок домофона.

— Да?

— Доставка из зоомагазина.

Ах, ну да! Я же утром заказала всё необходимое для этой козявки.

— Проходите, — нажимаю кнопку, чтобы открылась дверь.

Курьер заносит несколько пакетов с собачьими аксессуарами, игрушками, вкусняшками. Ветеринар сказал резко не переводить на собачий корм. Собаке уже года четыре и могут быть проблемы с кишечником и почками от смены корма. Поэтому по немного каждый день и не сухой.

— Сюда иди, — зову пальцем.

С осторожностью подкрадывается. Ловлю и надеваю на шею ошейник. Как и обещала — со стразами.

— Ля, что ещё есть, — достаю шлейку для прогулки. — Почти портупея, как у полицейского. Сейчас я переоденусь, и пойдём гулять. А то ты опять терпел целый день, — чувствую по барабанному животу.

Оказывается, эта собака не может гадить не на природе. Благо рядом парк. Пару дней я его выводила на обычном поводке, купленном в соседнем супермаркете, но ему он не очень нравится, садится и грызёт повод. Тогда собачники посоветовали купить прогулочную шлейку. В ней собака себя чувствует комфортнее.

— Надо тебе хоть имя придумать, а то живёшь безымянным, — выходим на улицу, на прогулку. — Или у тебя есть имя?

— Гав! — звонко и делая кульбит в воздухе.

— У Стаса спрошу. Он должен знать.

Находившись по дорожкам, присаживаемся на скамейке между двух деревьев. Мимо проходит пожилая женщина с пушистым белым шпицем на поводке. Обнюхиваются с моим рыжим двортерьером. При попытке облизать друг друга хозяйка тащит собачку за поводок:

— Фу, Герцогиня, нельзя нюхать всяких… — затыкается под моим грозным взглядом.

Подхватывает собаку под мышку и быстренько ретируется.

Мой пёс сразу притихает и садится, устремив печальный взгляд в сторону ушедшей женщины. Тихо поскуливает.

— Ну, извини. Нам плебеям негоже с аристократией дружбу водить, не наш уровень. Им медалистов с родословной подавай.

Собака крутит головой, явно не понимая моих слов.

— Хочешь мороженое? — смотрю в сторону передвижного ларька у фонтана. — Я жутко хочу, — встаю и отправляюсь к нему. — А бабу мы тебе найдём и получше этой… Герцогини. Это ж надо было такое имя придумать, — усмехаюсь.

Покупаю два мороженого. Одно в пластиковом стаканчике для собаки, второе в рожке для себя. Он никогда такой вещи не пробовал, сначала недоверчиво облизывает, вздрагивает от холодного вкуса, но поняв, что это вполне вкусно и съедобно с аппетитом уплетает. Как и я своё. А раньше была к нему равнодушна, а тут прям захотелось.

А ещё… Селёдку хочу, с картошкой жареной. Надо на обратном пути заглянуть в магазин и купить к ужину.

Стас улыбается, увидев меня входящую в палату. Бледный, с повязкой на голове выглядит очень болезненно.

— Я принесла станок и пену, чтобы побриться, а то ты колючий, — прижимаюсь к нему щекой и целую в губы. — Бороды сейчас, конечно, в моде, но ухаживать за ней в больничной палате не подходит. Оставим до дома.

— Спасибо!

— Ещё взяла вещи. Надо будет переодеться. Грязное я заберу домой в стирку. Снимай, я помогу.

Во взгляде Воронина появляется растерянность.

— Ты меня стесняешься?

— Нет… Я сам поменяю одежду.

— Брось, Стас, можно подумать, я у тебя чего-то не видела.

— Могу я побыть немного самостоятельным?

— Можешь. Я тогда пойду, наберу горячей воды, а ты переодевайся, — достаю из пакета вещи и кладу на тумбочку.

Сутки как из реанимации перевели в обычную палату. Он иногда ещё не сразу реагирует на слова и просьбы, есть заторможенность. Но должно пройти со временем.

Набираю в кулере горячую воду. На обратном пути меня перехватывает в коридоре медсестра.

— Доктор сделал назначение препаратов, — отдаёт рецепт. — Надо в аптеке будет забрать.

— Хорошо, — пытаюсь разобрать латинские каракули на бланке.

— Ещё должен зайти физиотерапевт, осмотреть и назначить программу тренировок и систему массажа.

— Это ещё зачем?

С Алиской после комы работал физиотерапевт, восстанавливали атрофированные мышцы. Массажи и уколы делали.

— Вы же хотите, чтобы он снова ходил? — смотрит на меня удивлённо.

— Хочу… Подождите! Я чего-то не понимаю. Он что не ходит?

— Ходить пока рано, он ног не чувствует. Боже! — хватается за голову, увидев моё охреневшее выражение лица. — Вам не сказали?

— Нет.

— Извините… Я думала, врач вам уже всё рассказал.

— Подержите! — всовываю ей в руки баночку с водой и направляюсь в ординаторскую.

— Почему вы не сказали, что у Воронина отказали ноги? — ударяю ладонью по столу, войдя в кабинет.

Коллеги косятся на доктора Кудряшова, оперировавшего Стаса.

— Давайте без экспрессии, — поднимает на меня глаза, оторвавшись от чтения медицинской карты. — Операция прошла успешно. Ничего связанного с моей специализацией у него нет.

— То есть?

— В голове дело. Точнее в психо-соматике. Наймите хорошего психотерапевта, а лучше психиатра. У пациента диссоциативная амнезия. Ему память вернуть надо.

— Не волнуйтесь, с этим мы разберёмся. Только как это связано с параличом?

— Девушка, я вам говорю — в моей области проблем больше нет. Опухоль я удалил. Потерянные на время функции скоро вернутся. Возможно, и способность ходить тоже. Иногда больные после операций похожи на овощи, а через пару недель трудно сказать, что у них вообще что-то было в голове. Терпение. Вам тоже советую магний для успокоения нервов попить.