Еще одно предположение о Сампо. Может быть, люди Похьёлы были славянами, у которых, конечно же, был сам бог? Саариола, Сариола (Саари, некая страна) могло произойти от слов царь, царство. В таком случае вполне можно предположить, что финны должны были платить дань Похьёле.

Яккима, 17 апреля 1841 г.

Миттелеминен («измерение») — способ, применяемый финнами при лечении многих болезней, припадков и в дру­гих случаях, когда неизвестны другие надежные средства излечения. Вершками — расстоянием от большого до ука­зательного пальца — измеряют все тело больного, начиная от большого пальца левой ноги до большого пальца пра­вой руки, а затем от большого пальца правой ноги до большого пальца левой руки, так чтобы эти измерения скрестились у пупка. Такое же измерение снизу вверх дела­ется по спине. Считается, что «измерение» действует силь­нее, если его совершают хлебной лопатой, а еще лучше, если обломками гроба (либо костями умершего). Мерять больного лучше всего в избе под дымоволоком или на месте, где лежал покойник. Анимальный магнетизм[157].

Второй способ излечения — растирание, его совершают в бане. Пальцами пощипывают все мышцы тела, особенно там, где имеются сухожилия. Должно быть, женщины, ле­чащие этим способом, считают, что это какие-то уплотне­ния, которых не должно быть, и поэтому трудятся изо всех сил. «Подумать только, сколько затвердений у вас (в вашем теле)». Растирание длится полчаса. [...]

Оулу, 31 октября 1841 г.

Дорогой брат!

Проведя несколько дней здесь, в Оулу, я готов отпра­виться к лопарям сразу, как только дождусь Матиаса[158] из Кеми, который поедет со мной. Заодно высылаю рукопись «Истории России». Будь добр, передай ее в цензуру на про­верку, видимо, следует передать и предыдущие шесть ли­стов, а затем поговори с Васениусом (или с кем-то другим) о ее напечатании. Лучше всего было бы договориться об оплате расходов за печатание так, чтобы издатель получил определенное количество экземпляров истории (в том чис­ле и ранее вышедшие листы). Но если он не согласится на эти условия, то придется заплатить ему деньгами. На­деюсь, ты не откажешься попросить Вульферта отправить почтой последнюю часть «Истории России» тем, кто под­писался на «Мехиляйнена» на 1840 год. [...] Высылаю также нечто вроде предисловия к «Пословицам», надеюсь, Тэрнгрен дал тебе эту рукопись. Было бы весьма жела­тельно, если бы фон Беккер[159] согласился быть редактором пословиц, ему было бы предоставлено неограниченное пра­во исправлять правописание там, где оно колеблется или вообще требует поправки. Я даже не успел перечитать всю рукопись после того, как переписал набело. Беккер обе­щал мне, что если в этом отношении когда-либо возникнет необходимость в его помощи, то он готов помочь. Не возь­мет ли Рейн[160] на себя заботу об исправлениях в «Истории России», что было бы вовсе неплохо. [...]

Дом священника в Кеми, 11 ноября 1841 г.

Светлейшая госпожа профессорша!

После отъезда из Лаукко грусть и тоска преследовали меня, пока я наконец не прибыл в Каяни, откуда вскоре переехал сюда, в приход Кеми, для того чтобы встретиться со своим будущим спутником, магистром Кастреном. Завт­ра мы, уже не делая остановок, отправимся через прихо­ды Рованиеми и Кемиярви в русскую Лапландию, путь до которой составляет свыше сорока миль. Мы намерены про­быть там до весны, в мае добраться до Колы, а дальше на первом же корабле отплыть на Мезень — область, распо­ложенную на берегу Белого моря восточнее Архангельска, где мы надеемся встретить первых самоедов. Поедем ли мы дальше на восток, пока неизвестно, это будет зависеть от обстоятельств, которые могут возникнуть во время на­шего путешествия. Скорее всего, тоска по родине заставит нас вернуться оттуда домой. [...]

Корванен, 17 декабря 1841 г.

Любезный брат!

Уже с прошлого воскресенья мы прозябаем здесь, не имея возможности ехать дальше из-за оттепели и пурги. Живем мы в низенькой комнате, сильно смахивающей на спальную тюремную камеру в Каяни, только эта пониже да заставлена всяким скарбом. Окно — совсем крошечное. Скудный дневной свет проникает сюда с одиннадцати до часу, вернее, до половины первого. На наше счастье, у нас еще имеются свечи, а также немного чаю и кофе. Съестных припасов больше: заплесневелый огузок мяса, простоква­ша из неснятого молока, две миски вареной оленятины, ендова простокваши, восемь головок оленьего сыра, недав­но купленного по двадцать четыре шиллинга за головку, бочонок с маслом и наши собственные припасы масла, ры­ба, картофель. Наличие такого обилия продуктов — не наша заслуга, дело в том, что люди привозят с собой све­жие продукты и редко увозят с собой оставшиеся.

Утром первое дело — залезть на крышу и открыть вьюшку. Таковой служит деревянная крышка, накрываю­щая чугунок с дырявым дном, установленный на дымо­вой трубе. Второе занятие — сварить кофе, пока еще он есть.

Корванен, 23 декабря 1841 г.

Уже десятые сутки как мы задерживаемся здесь. Всего два дня остается до рождества, к этому времени мы уже должны были быть в Инари. Погода все же установилась, и лыжи вчера шли более или менее хорошо. Вчера из Инари приехало несколько человек, они находились в пути целых тринадцать суток, тогда как при хорошей дороге можно управиться за сутки, а обычно на дорогу уходит два-три дня. Они так и рассчитывали, поэтому и припасов в дорогу взяли лишь на три дня — неосмотрительность, которая едва не стоила им жизни. Изголодавшиеся, они добрались наконец до деревни Мутениа, что примерно в двух милях в стороне от нас. [...]

Инари, 3 и 5 февраля 1842 г.

Во второй половине октября прошлого года я проехал из Каяни в Оулу, где пробыл неделю с небольшим. Затем прибыл в Кеми, в дом священника, где встретился со сво­им попутчиком Кастреном. Но так как дальше нельзя было ехать ни на телеге, ни на санях, нам пришлось пере­жидать в Кеми до 13 октября. Лишь после этого мы от­правились в путь и до 28 числа того же месяца с трудом продвинулись на двести сорок верст — до Салла, или до местности, называемой Куолаярвская Лаппи, хотя во всем приходе не осталось уже ни одного лопаря. От Салла до деревни Аккала Кольского уезда Архангельской губернии сто сорок верст. Мы собирались поехать в те края, но из здешних людей лишь очень немногие бывали в Аккала, и мужики порешили между собой содрать с нас целых пятьдесят рублей ассигнациями. Мы еще находились в Салла, когда несколько русских лопарей из Аккала при­ехали сюда продавать оленьи рога, а поскольку с полсотни их оленей в обратную дорогу шли порожняком, то мы хотели воспользоваться этой возможностью и поехать с ними. Они согласились и сказали, что рады взять нас с собой. Но когда саллинские мужики, которые думали вез­ти нас, прослышали про это, они начали запугивать лопарей, уверяя, что нас якобы отправили учить их чте­нию лопарских книг и пр. Лопари так перепугались, что уехали обратно, не взяв нас с собой. Мы же назло мужи­кам выбрали другой путь, в Инари. Тем более, что в сере­дине февраля мы намеревались приехать сюда из Кольской Лапландии, чтобы навестить пастора Стокфлета, о чем я известил его из Кеми.

В Салла мы пробыли несколько дней, побывав за это время даже на свадьбе: поп женился на своей служанке. Народ этого края невежествен, нравы его испорченные. По происхождению они в основном лопари, хотя к настояще­му времени финский стал для них родным языком. Преж­де у них не было ни попа, ни церкви ближе, чем за во­семьдесят верст в Кемнярви, которую они за-за трудных дорог посещали крайне редко. Лишь недавно для них по­строили церковь и поставили своего попа, чтобы способст­вовать их исправлению.