Савонлинна, 20 октября 1837 г.

[...] Из Сортавалы я сначала отправился в приход Яккима, оттуда — в Куркиёки (Кроноборг), в Париккала, где на целую неделю задержался у майора Легервалла и заказал себе новые сапоги. Из Париккала я прошел в Руоколахти, Еутсено, Лаппе, Леми, Савитайпале, Тайпалсаари, затем обратно в Сяминкя, что в Руоколахти и, наконец, позавчера прибыл сюда, в Савонлинна. Нынче я отправлюсь отсюда через приход Керимяки в Хейнявеси, Тайпале, Юка, Нурмес и Каяни. Я и так задержался в пути намного дольше, чем предполагал, поэтому и не смею заезжать в Хельсинки, что еще больше задержало бы мое возвращение домой. Но есть еще и другая причи­на, не позволяющая мне там появляться: моя одежда до того истрепалась, что опасаюсь, доберусь ли я в ней хоть до дома.

Этим летом мои собрания заметно пополнились старин­ными и новейшими рунами. У меня набралось довольно много старинных песен, подобные которым есть во второй части «Кантеле». Вскоре из них получится целая прекрас­ная книга[146]. Пословиц записал несколько тысяч, и чистые листы, положенные в книгу пословиц Ютейни, до того исписаны мною, что едва ли там найдется чистое место. Я не считал, сколько их получилось, но загадок я записал тысяча двести. Зимой мне предстоит с ними очень много поработать, даже не знаю, как я успею, если не найдем второго редактора для «Мехиляйнен». Я напишу Перу Тиклену и спрошу у него, не согласится ли он в будущем году редактировать исторический отдел, но пока не знаю, что он на это ответит. Через три недели я буду дома в Каяни, прошу тебя к тому времени написать мне ту­да. [...]

Твой друг Элиас Лённрот

Об этой короткой экспедиции, совершенной Лённротом в 1838 году, в начале которой его сопровождал его друг магистр К.X. Столберг, известно очень мало. В одном из писем к Раббе от 24 августа Лённрот сообщает, что собирается скоро отправиться в путь, а в конце сентября он уже был дома. В дополнение к маршруту, кото­рый вырисовывается из приложенных здесь пи­сем, следует упомянуть, что от озера Койтере Лённрот направился в Пиелисъярви, а оттуда — домой.

12 октября 1838 г.

Спасибо тебе за письмо, которое я получил на прошлой неделе, а также за обещание писать и впредь. Первое вре­мя после того, как мы расстались, мне было скучно без тебя. Я переночевал на постоялом дворе в Кийхтелюсваара, а оттуда на следующий день пришел в Ковера. Там я три дня записывал песни, хотя старинных рун было не­много. Мне очень хотелось, чтобы ты тоже был там, по­скольку одному человеку невозможно было записать все за три дня, а кроме того, ты бы услышал то, что тебе давно хотелось услышать — игру кантелистов. Кантеле там было в каждом доме. Далее я направился в местечко Ило­мантси, где пробыл полторы недели, захаживая в окрест­ные деревни. Здесь оказалось много певцов, и, наверное, я не успел посетить и половины из тех, что мне посовето­вали. Настоящую песенницу — Матэли Куйвалатар — я встретил позже, на берегу Койтере, в трех с лишним ми­лях к северу от Иломантси и в трех четвертях мили от деревни Хухус. Два дня я записывал старинные песни только от нее. Потом мне надо было спешно уехать до­мой, куда я и добрался в последних числах сентября. Но здесь я вновь начал скучать по тебе и Эльфингу, поэтому не забудь о своем обещании приехать сюда будущим ле­том, а пока пиши почаще. Родственники твои живы-здоровы и сегодня переезжают в Каяни. Все остальные тоже живут хорошо. В этом году у людей был неплохой уро­жай картофеля, репы и всего прочего.

Каяни, 12 октября 1838 г.

Дорогой брат!

Наконец-то я получил от тебя долгожданное письмо и хочу от всего сердца поблагодарить тебя за тот большой труд, который выпал на твою долю из-за меня и который тебе еще предстоит, когда будешь вновь помогать приво­дить «Мехиляйнен» в надлежащий вид. Во время экспе­диции этой осенью в Карелию, которую мы совершили со Столбергом, я вновь записал много финских лирических песен, частично новых, частично варианты прежних. Сравнение их и определение их места среди ранее собран­ного, очевидно, приведет к тому, что подготовка всех этих песен к печати, и без того слишком затянувшаяся, отло­жится еще на месяц. [...]

Будь здоров.

Элиас Лённрот

Из описанных ниже поездок первая, несом­ненно, была обычной служебной командировкой, так что мы ее не считаем собственно собиратель­ной экспедицией. Но на пути в Хельсинки Лённрот собирал Руны в финской Карелии, чтобы пополнить готовящийся тогда сборник «Кантелетар», поскольку в предисловии к этому сборнику он говорит о том, что в 1838 — 1939 годах он ездил собирать руны в Карелию, «где оба раза записали немало дополнений и вариантов к ранее собранным». К сожалению, об этой поездке не сохранилось более полного путевого описания. В начале декабря Лённрот был уже в Хельсинки.

Каяни, 11 октября 1839 г.

Дорогой брат!

Благополучно закончив предпринятую мною и Столбергом служебную поездку, длившуюся четыре недели в Хюрюнсалми, Кианта, в часть Архангельской губернии и т. д., я решил сразу же отправиться отсюда в Хельсин­ки. Но путь мой будет проходить через Карелию, где я пробуду по меньшей мере месяц, для того чтобы полу­чить крайне необходимые дополнения к финским лириче­ским песням. Кроме того, какое-то время займет сама до­рога, так что рассчитываю быть там, где-то в конце нояб­ря. Бедные жители Каяни не могут поверить, что вместо меня придет кто-то другой[147]. Дорогой брат, сделай так, что­бы они могли как можно быстрее убедиться в этом. Этой осенью в наших краях не было никаких эпидемий, но от­дельные больные, состояние которых не вызывает опасе­ний, все же тянут свои жалобные песни.

Привет от Столберга. Его здоровье с каждым днем улучшается, так что в этом отношении он вскоре может потягаться с кем угодно.

Твой преданный друг Элиас Лённрот

23 октября 1839 г.

В прошлое воскресенье под вечер я отправился из Полвила с намерением покинуть свой дом на целый год. Hincillae lacrimae[148] родителей. До Турункорва меня со­провождали магистр Столберг и секретарь Эльфинг. Они проводили меня еще четверть мили до Тахкосаари, где мы расстались. Потом мы перебрались на Муурахайссаари — несколько возвышенный, похожий на поляну остров на озере Нуасселькя. Мы вышли на берег и поели брусники, которой в эту осень было очень мало, вопреки всем при­метам, что после урожайного года всегда обилие ягод в лесах. Говорят, Муурахайссаари — бывшее кладбище, кое-какие признаки указывали на это. «А вы не боитесь, что калма[149] пристанет?» — спросил меня один из проводни­ков, видя, с каким удовольствием я ем бруснику, и, отбро­сив сомнения, последовал моему примеру. Во многих ме­стах на острове были видны следы раскопок — люди, ве­рившие в предание, будто здесь закопаны клады, искали их. [...]

От Хаапаярви до Йокикюля полторы мили. Прохо­дили мимо деревни Кархунпя, окрестности которой с ламбушками, заливами, перешейками и лесами являются кра­сивейшими в стране. В половине четверти мили от Йокикюля находится порог Куоккайсет. До этого места распро­странилась сеть карельских лесопильных заводов. Доски увозят в Лаппеенранта и Вийпури. Вокруг завода вырас­тет скоро небольшой городок. От лесопиления много поль­зы стране. Оно способствует развитию лесоводства и зем­леделия, а также других видов предпринимательства. Напротив, смолокурение в Похьянмаа — это бедствие для страны. Оно сводит на нет леса, тормозит развитие земле­делия и скотоводства, порождает в народе леность и удер­живает его от занятий каким-либо иным производством.