Подписав предисловие «Калевалы» 28 февраля 1835 года и сдав рукопись в печать, Лённрот снова отправляется в путь — в свою ше­стую экспедицию по маршруту Реболы, Рутозеро, Юшкозеро, Ухта, Ювялакша, откуда через Вокнаволок вернулся в Каяни. Из ухтин­ских рунопевцев, которые в основном остались безымянными, соби­ратель упоминает Варахвонта Сиркейнена, по прозвищу Ямала, от которого записал 20 рун. В Ругозере Лённрот пытался записывать плачи, но вынужден был признать это занятие неимоверно трудным. В результате наблюдений над бытованием плачей Лённрот написал статью «О плачах в русской Карелии», опубликованную в 1836 году в издаваемом им журнале «Мехиляйнен». Статья является первым исследованием этого древнего и сложного жанра и свидетельствует о проницательности ума ее автора.

Седьмое путешествие (1836 — 1837 гг.), совершенное Лённротом на Север, было долгим и трудным. Целью собирателя явилось более ши­рокое обследование территории, на которой говорили на языках, близ­ких финскому. В отчете о результатах экспедиции Лённрот дает крат­кий обзор бытования разных жанров фольклора на этой обширной территории. Особого внимания в перечне собранных материалов за­служивает упоминание об «идиллических рунах», т. е. о лирических песнях и балладах, систематизацию которых собиратель начал в экс­педиции. Следовательно, Лённрот уже работал над составлением «Кантелетар», которую называл сестрой «Калевалы». Многие лириче­ские песни и баллады из «Кантелетар» Лённрот потом использовал при составлении второго издания «Калевалы». Больше всего лирических песен он записал в западной Карелии (ныне Севернокарельская гу­берния в Финляндии), куда ездил в 1838 и 1839 годах. В приходе Иломантси он встретил замечательную песенницу Матэли Куйвалатар (Магдалена Куйвалайнен, 1771 — 1846), которую в области Калеваль­ской лирики называют мастером, равным Архиппе Перттунену в эпи­ческой поэзии. К сожалению, Лённрот назвал только одно это имя из числа многих исполнительниц лирических песен, с которыми встречал­ся. Первые две книги «Кантелетар» вышли в свет в 1840 году, тре­тья — в 1841 году.

Десятое путешествие (1841 — 1842 гг.) было самым длительным по времени и охватывало большую территорию. Теперь основной целью Лённрота явился сбор лингвистического материала, так как в 1840 году ему было поручено составление большого финско-швед­ского словаря. Он намеревался исследовать карельские диалекты и язы­ки лопарей и самоедов (т. е. саамов и ненцев), чтобы определить сте­пень их родства с финским. Первая часть путешествия прервалась в Петрозаводске из-за формальных придирок чиновников, так что со­бирателю пришлось вернуться обратно. Осенью он вместе с просла­вившимся впоследствии исследователем народов Севера и Сибири М. А. Кастреном отправился в Лапландию и на Кольский полуостров. Путешествие проходило в тяжелых условиях полярной зимы. Весной 1842 года путешественники прибыли в Кемь, откуда морем отправи­лись в Архангельск. Но выяснив, что язык самоедов имеет мало об­щего с финским, Лённрот расстался с Кастреном и пустился в обрат­ный путь через Онегу, Каргополь и Вытегру. Прибыв в Лодейное По­ле, он направился к оятским вепсам и в течение нескольких недель изучал вепсский язык. Домой в Каяни он вернулся в октябре.

Последнее, одиннадцатое, путешествие, которое в данном издании не приводится, Лённрот предпринял в 1844 году в Эстонию с целью изучения родственного финскому эстонского языка. В Таллине и Тар­ту он знакомился с литературой на эстонском языке и с деятель­ностью эстонских филологов. Он специально обучался эстонскому язы­ку у своего коллеги, врача и писателя Ф. Р. Фельмана, видного дея­теля культуры, который был президентом основанного им Эстонского ученого общества и профессором Тартуского университета. В течение длительного времени Лённрот странствовал по деревням, изучая тар­туский диалект эстонского языка. Домой он возвращался в конце го­да через Петербург, в основном пешком. По пути, уже за пределами Эстонии, Лённрот ознакомился с устной поэзией прибалтийско-фин­ской народности водь, язык которой он определил как нечто среднее между карельским и тартуским диалектом эстонского языка, но отме­тил в нем и самобытные черты.

В 1842 году Лённрот опубликовал подготовленный им сборник «Пословицы финского народа», в 1844 году — сборник финских зага­док. Но самый главный труд был еще впереди — составление новой редакции, или так называемого полного издания «Калевалы». На по­мощь Лённроту пришли молодые собиратели, среди которых выделя­лись студенты Даниель Эуропеус и Аугуст Алквист. Им удалось най­ти замечательных рунопевцев в западной Карелии и в Прнладожье, таких как Симана Сиссонен и род Шемеек. В 1847 году Эуропеус вместе со своим спутником Рейнхольмом открыли ранее неведомую область бытования Калевальской поэзии — Ингерманландию[3]. Эуропеус настаивал на включении ингерманландских рун в новую редакцию «Калевалы», но Лённрот не счел это возможным, так как ингерман­ландская эпическая традиция отличается от карельской. Придержи­ваясь сюжетной канвы первого издания, Лённрот из огромного коли­чества новых записей отбирал то, что не требовало перестройки го­товой конструкции. Из ингерманландских материалов он использовал немного, в частности вступление к циклу рун о Куллерво, повествую­щее о родовой распре между Унтамо и Калерво, отцом Куллерво. Изобилие материала создавало известные трудности при отборе. Лённрот писал в одном из писем: «Из всех собранных рун вышло бы семь «Калевал» и все разные». Кроме новых сюжетов и эпизодов из эпических песен, Лённрот внес в новое издание много лирических пе­сен и заклинаний. Вторая редакция «Калевалы» вышла в 1849 году, оставив в тени ее первое издание (оно было переведено на шведский и французский языки до появления второго издания и на англий­ский — в 1969 году). Именно вторая редакция «Калевалы» признана одним из великих мировых эпосов и переведена на тридцать три язы­ка, причем на многие языки она переводилась несколько раз. Так, на­пример, на немецкий имеется шесть переводов, на английский, фран­цузский, итальянский, шведский, венгерский, эстонский она переводи­лась по три раза; на русский, литовский, японский — по два раза. Пе­реводы стареют, оригинал — нет.

«Калевала» и «Кантелетар» закладывали основу для финского ли­тературного языка, они оживили закостенелый книжный язык восточ­но-финскими и карельскими диалектами. Чтобы язык стал средством коммуникации и информации всех отраслей жизни общества, нужны были культурные термины, которых еще не существовало. Лённрот создал сотни новых слов, используя возможности родного языка, не прибегая к заимствованиям. Термины, введенные Лённротом, теперь кажутся исконными, как будто они родились вместе с языком. Пос­ледний свой большой труд, финско-шведский словарь, насчитывающий более 200 тысяч слов, Лённрот завершил уже в конце жизни. Отслу­жив десять лет в качестве профессора финского языка и литературы в Хельсинкском университете, он вышел в отставку, но продолжал трудиться в родном Самматти. Будучи по натуре просветителем, Лён­нрот писал книги для народа по вопросам обучения и воспитания де­тей, гигиены и первой медицинской помощи, и другим отраслям зна­ний, необходимых в повседневной жизни. Не найдется, наверно, та­кой области культуры, в которой он не оставил бы ощутимого следа. Так, например, его труд «Флора Финляндии» не потерял научного зна­чения до сих пор. Лённрот был избран членом многих зарубежных на­учных обществ и академий, в 1876 году — почетным членом Россий­ской Академии наук.

Несколько замечаний, относящихся к данному изданию. Посколь­ку в первой половине XIX века главенствующая роль в Финляндии принадлежала еще шведскому языку, большая часть опубликованных в книге материалов написана Лённротом по-шведски (письма, отчеты, очерки в шведоязычных газетах). Эти тексты для финского издания перевел Ялмари Хахли. Часть путевых заметок и писем Лённрот на­писал по-фински или по-карельски, не разграничивая два близких язы­ка. Эти места помечены особо. Так как понятие «карельская нацио­нальность» в то время еще не утвердилось, Лённрот, как и другие со­биратели и путешественники того времени, карел иногда называет фин­нами (из-за близости языка и традиционной культуры), иногда рус­скими — когда речь идет о восточных карелах.