О своей поездке могу сказать, что в основном дорога была скучной, но надеюсь, что впредь она будет интерес­нее. Я шел то пешком, то на лыжах, то на лошадях или оленях. На собаках мне еще не довелось ездить, хотя в деревнях по побережью Кандалакшского залива повсю­ду ездят на них. А здесь, в Коле, даже дрова из леса вы­возят домой на собаках, запрягая одну либо две перед кережкой. Пригодного для топлива леса ближе, чем за ми­лю от города нет. Лошадей мало, несколько лет тому назад во всем городе была всего одна лошадь. Но теперь их насчитывается четыре-пять. Иногда жители катаются на них с невообразимым шумом, хотя большинство раз­влекательных поездок совершается па оленях. Господ здесь наберется с дюжину: комендант, исправник, судья, два заседателя, врач, почтмейстер, управляющий магази­нами с мукой и солью, начальник, распоряжающийся тор­говлей вином, таможенник, два попа, писарь и прочие.

Сам город расположен на мысу, между реками Кола и Тулома. Сливаясь за городом, они впадают в Кольский залив, длиной в четыре мили, который, по сути, является уже Ледовитым океаном, во что трудно поверить, так как он почти никогда не замерзает. Домов насчитывается больше сотни, пять-шесть из них отстроены получше. Одна главная улица, остальные — невзрачные переулки. Две церкви: одна — большая деревянная, другая — из камня и сработана очень хорошо. Здание казенной палаты так­же каменное, но весьма невзрачное. Город окружен высо­кими обнаженными горами, в низине между ними всегда дует ветер.

На этом заканчиваю свой рассказ про Колу. Следую­щей осенью, по приезде в Хельсинки, расскажу еще. Те­перь я отправлюсь в Инари, дальше пойду вдоль границы по финской стороне. В мае я заеду в Каяни, чтобы напи­сать рецепты Малмгрену [138] и заказать себе новую одежду. Я, видишь ли, и предположить не мог, что за полгода моя одежда так сильно обносится. Затем из Каяни я направ­люсь вдоль границы в Сортавалу, а там буду проходить как по русской, так и по финской стороне. Из Сортавалы через Выборгскую губернию вернусь в Хельсинки. [...]

Сегодня из того местечка, где я нанял себе перевоз в Финляндию, приехали лопари. До сих пор я обходился без шубы и кафтана, но, видимо, теперь, в конце зимы, на оставшиеся недели придется справить себе или шубу, или печок, иначе я не осмелюсь пуститься в путь, равный двадцати милям, по безлюдным местам. [.,.]

ПЯТЬ ДНЕЙ В РУССКОЙ ЛАПЛАНДИИ[139]

Мало кто из наших бывал в Лапландии, еще меньше кто доходил до Колы. Пишущий эти строки уже дважды побывал в этих краях по делам: первый раз прошел по побережью Белого моря до Кандалакши, оттуда в город Кола и далее в приход Инари; второй раз — наоборот, из Инари в Колу и т. д. Обе поездки пришлись на зимнее время, летом эти места вообще труднопроходимы. Зимой же, напротив, по ним можно хорошо и быстро передви­гаться. Все представлялось мне по-другому, пока я сам не побывал в Лапландии. Люди в Лапландии доброжела­тельные, веселые, трезвые. Олени их резво бегут без ру­гани и понуканий, морозы здесь ненамного сильнее, чем у нас, тогда как их зимняя одежда гораздо теплее нашей, так что холод им не страшен.

Чтобы не тратить на пустые разговоры ни свое, ни чи­тательское время, я опишу лишь небольшую часть своих путешествий по Лапландии, а именно путь от Колы к гра­нице с норвежской Лапландией. За несколько дней до мое­го отъезда из Колы туда приехал тогдашний ленсман фин­ляндской Лапландии Пауль Экдал. Для меня это была приятная неожиданность, так как у меня появился хоро­ший попутчик, с которым я доехал вплоть до границы прихода Инари. Когда он управился с делами, мы отправились в путь с теми же лопарями, которые привез­ли его в Колу. Они были родом из деревни Муотка, что в восьми милях от Колы. Мы должны были отправиться в путь рано утром, как и договорились с лопарями. Но наши проводники с утра начали прикладываться к вину, так что в положенное время мы никак не могли собрать их вместе: найдем трех-четырех из них, но пока ищем остальных — исчезают эти. Наконец мы решили дать ло­парям спокойно пить и отправиться на рассвете следую­щего дня, так как в этот день мы уже все равно не успели бы в Муотка. Кроме того, мы опасались, что пьяные про­водники могли бы сами утонуть и нас утопить в реке Ко­ла, на которой сразу за городом начинались пороги, а на полмили выше, где надо было переезжать через реку, те­чение было столь быстрым, что лед мог не выдержать. Оленей отвели на ночь в лес и настрого наказали лопарям, чтобы с утра пораньше они привели их и собрались в до­рогу, покуда вино снова не завело их на неправедный путь.

Переночевав, мы рано утром отправили одного солдата собрать лопарей с их ночлегов. Через какой-то час он вернулся назад один-одинешенек и сообщил, что не смог созвать лопарей, так как они опять выпили, а иные уже порядком опьянели. Сам он тоже был пьян. Нам ничего не оставалось, как послать за лопарями других людей, с по­мощью которых наконец-то к девяти часам удалось всех собрать, хотя многие из них едва держались на ногах.

Перед отъездом да будет нам дозволено сказать на прощанье несколько слов о Коле. Это небольшой горо­док, величиной с большую деревню в Хяме. Расположен он недалеко от побережья Ледовитого океана. В нем на­считывается сто тридцать шесть домов, но все они нена­много больше домов в Хяме. Говорят, численность насе­ления около семи с половиной сотен. Способ существова­ния — рыболовство и торговля, у иных — ремесла. Лопари живут во многих местах в окрестностях Колы: в Муотка — в восьми милях на запад от нее, в Петсамо, Паатсйоки и Няутямё — еще дальше на запад; в Нуоттаярви, Суоникюля, Хирваскюля, расположенных к югу от выше пере­численных; в Кильдине, что на берегу Кольского залива, в трех милях к северо-востоку от города; в Мааселькя, что в семи милях к югу, и в других. Из этих деревень русской Лапландии лопари раза три-четыре за зиму ездят в Колу, куда везут для продажи оленину, шкуры, рога, койбы[140], са­поги из койбы, лопарские шубы, или печоки, дичь, лисьи и бобровые шкурки, бобровую струю[141] и вообще все, что у них имеется. Жители одной деревни, или, вернее ска­зать, по одному-два человека из каждой семьи, собирают­ся в путь одновременно, вместе ехать веселее и легче, по­скольку дороги обычно заметены снегом. Когда олень идет по целине, он быстро выбивается из сил, если его не за­менить другим. Ежели товару много, то один человек мо­жет управлять десятком оленей. Хозяин садится в кережу первого оленя, а остальных привязывает ремешком к пре­дыдущей кереже, и так вереницей они следуют друг за другом, везя груженые кережи. Олений «поезд» из десяти привязанных таким образом идут друг к другу оленей с кережками называется райда.

Доехав до Колы, все расходятся по заранее известным домам. Лопарь дарит хозяину дома либо лисью шкуру, либо какой другой не столь ценный подарок. Хозяин, со своей стороны, в ответ на подарок кормит и поит его до отвала. [...] Пока лопарь находится в городе, его поят повсюду, куда бы он ни приходил, в надежде, что он как-то отблагодарит за вино, которое в него вливают. Он обыч­но так и делает, если не в этот свой приезд, то в следую­щий. Из дома, где он остановился, ему еще и в дорогу дают бочонок вина, и он весь обратный путь и несколько дней по приезде домой продолжает начатое в Коле гу­лянье.

Как только лопари собрались, мы сели в кережки и от­правились в путь. Большую часть своих оленей и кережек лопари оставили в лесу в трех четвертях мили отсюда, поэтому, чтобы доехать туда, мне пришлось занять в го­роде кережку.

У нее было такое заостренное дно и она оказалась столь неустойчивой, что я, опасаясь, как бы не опрокинуть­ся, руками и ногами отталкивался от земли и с большим трудом добрался до места. Потом мне дали кережку поус­тойчивее, по без задней спинки. Даже на телеге трудно ехать без опоры за спиной, а на кережке и того хуже, ведь сидеть приходится вытянув ноги вдоль днища. Но один день куда ни шло, можно перетерпеть, зная, что к ночи мы доедем и мукам нашим придет конец. К тому же из рук не выпускались бочонки, содержимое которых смяг­чало суставы и все тело.