Мстислава отступила в сторону, любуясь женихом, пока тот поправлял сбившуюся одежду. Она никак не могла привыкнуть видеть на нём вытканную серебром свиту вместо потрёпанных дорожных одеяний. Впрочем, Мстиша знала, что под изумрудным аксамитом пряталась неизменная шерстяная рубаха.

Она едва ли ожидала такого внезапного появления от обычно сдержанного и степенного Ратмира. И видеть его здесь, в девичьей горнице, было волнительно. Мстислава не боялась ни пересудов, ни того, что Ратмир позволит себе вольность — все вольности обычно оставались на совести Мстиши, — но дыхание сбилось, а к лицу прилила краска.

— Здравствуй, Мстишенька, — не скрывая радости, но негромко, чтобы не услышали слуги, выговорил княжич, обращая на невесту сияющие очи.

Ещё разгорячённый движением, он, кажется, заставил себя остановиться и задержать протянутые к девушке руки. Но Мстислава слишком соскучилась, чтобы терпеть, и без раздумий порхнула к княжичу. Прильнув к груди Ратмира, она улыбнулась, наслаждаясь его оторопью. Несколько мгновений зазимец мешкал, прежде чем, наконец, заключил невесту в крепкие объятия. Послышался шумный выдох, и Мстиша в блаженстве закрыла глаза, впитывая заставивший подкоситься колени запах.

— Стосковалась я по тебе, — прошептала княжна, сама удивляясь тому, что ныне могла свободно говорить ему о своих чувствах. Что не было нужды таиться и ощущать себя отвергнутой. Ей до конца не верилось в их счастье.

— А уж я-то как стосковался, — ответил Ратмир в Мстишины волосы, и его низкий голос, полный невысказанных обещаний и томления, пробрал до мурашек.

Руки княжича медленно скользили по её плечам и спине, точно ему хотелось обойти и запомнить каждый их изгиб, каждую ямку и округлость. Из сдержанных прикосновения Ратмира постепенно становились всё более смелыми, и сердце Мстиши затрепетало в мучительном млении. В груди разлилось тепло, а по рукам и ногам побежала дрожь. Но ладонь Ратмира замерла, и Мстислава почувствовала, как судорожно сжались его пальцы. Нахмурившись, княжна открыла глаза и подняла голову.

Ратмир оказался так близко, что губы Мстиши почти коснулись его подбородка. Он смотрел ей в очи, и зелёные искры мерцали, словно крупинки золота в тёмной реке. Обнажённый взгляд, полный боли, сдерживаемой страсти, отчаяния, желания, надежды, всего, что Ратмир так долго прятал от Мстиславы, ударил наотмашь. Ей стало нечем дышать от счастья и ужаса. Только теперь Мстиша поняла, что за непроницаемым, всегда спокойным лицом Нелюба скрывалось бушующее море, и ей сделалось радостно и страшно. От нежности защемило сердце, но она не могла не воспользоваться тем, что Ратмир приоткрыл свою броню, не могла упустить миг слабости. Руки Мстиши, покоящиеся на груди княжича, обвились вокруг его стана. Она приподнялась на носочках и прикоснулась губами к щеке жениха.

Мстислава почувствовала лёгкий рокот, прошедший по телу княжича, когда он сдавленно выдохнул.

— Что ты со мной делаешь, — не то с усмешкой, не то с упрёком простонал Ратмир. Он не шевелился, и, приняв его неподвижность как приглашение продолжать, Мстиша оплела одной рукой шею княжича, запуская вторую в кудри.

— И это говоришь мнеты, — прошептала она, ощущая его неровное тёплое дыхание на своей коже, —ты?

Ратмир рассмеялся и, неожиданно вывернувшись из-под Мстишиных рук, отступил обратно к окну. Княжна, миг назад полагавшая, что зазимец пребывает полностью в плену её чар, удивлённо приоткрыла рот, раздосадовано находя под пальцами лишь пустоту.

Мстислава обиженно хмыкнула и сложила руки на груди. Тряхнув волосами, Ратмир, по-прежнему улыбаясь, подошёл к невесте и взял её ладони в свои.

— Прости меня, — примирительно сказал он, слегка наклоняя голову, чтобы поймать старательно отводимый княжной взор. — Но я не мог не увидеть тебя.

Мстислава сжалилась и посмотрела на Ратмира. Сколько она ни крепилась, сдержать улыбку не вышло, и княжич облегчённо выдохнул. Но его уловка удалась, и воздух между ними больше не казался разреженным и сухим.

— Тебе нравится меня мучить, — укоризненно заметила Мстислава, но её негодование было напускным. Взгляд Ратмира, в котором на краткое мгновение отразились его истинные чувства, теперь хранился у неё в груди драгоценным изумрудом. Как бы отстранённо ни вёл себя Ратмир, она всегда сможет заглянуть в сокровищницу разума и вспомнить. — Как жить, вечно держа себя в узде? Вечно окорачивая собственные желания?

Светлая улыбка княжича потускнела. Он выпустил Мстишины руки.

— Я не умею иначе. Когда часть жизни ты не принадлежишь себе, не можешь управлять ни порывами души, ни побуждениями тела, когда сознаёшь, что способен навредить людям, что на время превращаешься в дикого зверя… — Ратмир горько усмехнулся и мотнул головой. — Я не имею права дать волю чувствам, потому что цена оплошности может оказаться слишком высокой.

Мстислава смотрела на княжича, досадливо кусая губы. Зачем она только попрекнула его? Теперь от игривого оживления Ратмира не осталось и следа.

— Это больно? — тихо спросила княжна, памятуя страшный вечер.

Ратмир поднял на Мстишу недоумённый взгляд, и ему потребовалось несколько мгновений, чтобы понять, что она имеет в виду. Княжич неопределённо повёл плечом, надеясь уйти от ответа.

— Я слышала твой крик, — прибавила Мстислава, внутренне съёживаясь от воспоминания.

Глядя под ноги, Ратмир рассеянно провёл рукой по лбу.

— Да, — наконец нехотя признал он. — Я привык следить за луной и чувствую приближение обращения, и всё равно каждый раз оно подступает неожиданно. Жестокая, неумолимая сила начинает рвать изнутри, кромсать кости и жилы. Волк просыпается и прогрызает себе путь наружу. — Княжич сухо сглотнул, не отрывая расширившегося и вместе с тем невидящего взора от пола, точно там разворачивалось описываемое им зрелище. — Когда-то мама сказала, будто превращение чем-то похоже на муку рождения.

Мстиша лихорадочно вздохнула, и Ратмир поднял на неё быстрый беспокойный взгляд.

— Не тревожься обо мне, — попросил он. — Я говорю не для того, чтобы вызвать твою жалость. Её я недостоин. Просто тебе лучше знать, чтобы понимать. Чтобы не пугаться понапрасну.

— Недостоин жалости? — размежая слипшиеся губы, спросила Мстиша.

— Я рад этой боли, — спокойно ответил княжич, снова опустив глаза. — Рад, что она есть. Боль — наказание за то, что я творю. За то, кто я такой.

— Но ты не виноват, — возразила Мстислава, — тебе не в чем упрекнуть себя…

— Я мог бы избавить мир от чудовища. Смириться с судьбой, что спряла мне Богиня.

— Не говори так! Я хочу помочь тебе, — жарко промолвила Мстислава, и Ратмир улыбнулся.

— Мне будет легче от того, что ты ждёшь меня. Что, несмотря ни на что, остаёшься рядом.

Княжич снова подошёл к Мстиславе и взял за руку. Некоторое время он держал её в своей ладони, рассматривая, как когда-то на постоялом дворе.

— Я до сих пор не верю, что ты осталась. Нынче мы возвращались в город, а я всё гадал, увижу ли свет в твоём окошке. Будет ли теплиться твоя лучина, или, опамятовавшись, ты окажешься уже на полдороге в Медынь.

— Вот, значит, что ты обо мне думаешь? — нахмурилась Мстиша, отвечая Ратмиру его же словами.

Поглаживая пальцы Мстиславы там, где их касался серебряный обод кольца, княжич недоверчиво покачал головой.

— Не понимаю, за что мне выпало такое счастье. Чем я заслужил тебя.

У Мстиши пересохло в горле. Ратмир поднял на неё взгляд, а потом протянул руку и осторожно погладил щёку княжны тыльной стороной пальцев. Медленным и выверенным, точно у лозоходца, почувствовавшего близость подземной жилы движением он приблизил своё лицо к её. Ратмир оказался почти вплотную к Мстише, так что она ощутила жар, исходивший от его кожи. На миг княжич замер, и Мстислава уже смирилась с тем, что сейчас он снова отстранится, когда зазимец отрывисто вдохнул, словно готовясь прыгнуть в воду, и прикоснулся к её устам.

Однажды — Мстиша только надела понёву и стала казаться самой себе очень взрослой, — она пробралась в отцовскую медушу и одним махом выпила полкружки лучшего ставленого мёду. Тело обмякло и сделалось безвольным, голова закружилась, ослабшие ноги едва держали её. Именно так Мстислава почувствовала себя нынче и, будто догадавшись, Ратмир обхватил девушку за пояс, прижав к груди.