Мстислава уговаривала себя, хотя сердце тотчас сжалось в дурном предчувствии. Но сделанного не воротишь, и княжне оставалось лишь в испуганном оцепенении смотреть, как пламя жадно пожирало сухую, ярко вспыхнувшую ткань. Повалил белый дым, распространяя по горнице удушливый запах палёной шерсти. Мстиша настолько опешила, что не услышала звука открывшейся двери и шагов позади себя, поэтому, когда за её спиной раздался голос Ратмира, она подпрыгнула от неожиданности.
— Что ты наделала.
Он не смотрел на неё. Ратмир глядел на очаг, в котором дотлевали остатки рубашки. Слова, вопреки выражению ставшего мертвенно-бледным лица, прозвучали негромко, почти спокойно, и от этого Мстиславе сделалось только страшнее. Она замерла, боясь пошевелиться, не отрывая взора от мужа.
— Что же ты наделала, Мстиша, — ещё тише проговорил он, наконец, отводя глаза от огня и поднимая их на жену.
— Я… — заикаясь, начала Мстислава, — я только хотела…
— Не ты ли говорила, что принимаешь меня таким, какой я есть? — перебил её Ратмир. — Не ты ли уверяла, что любишь, несмотря ни на что? — Слова ложились на Мстишины плечи тяжело и безжалостно. — Как ты могла так поступить со мной после всего, что произошло между нами? После того, как я отпустил тебя! Как поверил. После всех твоих слов…
— Я всего лишь хотела исправить то, что сделала твоя мать! — Вовлекать Радонегу было большой ошибкой, и Мстислава сразу осознала это под вспыхнувшим недобрым огнём взглядом княжича. Но остановиться Мстиша уже не сумела: — Она не должна была заставлять тебя превращаться в… — Княжна прикусила язык. Она не могла произнести слово вслух.
— И чем же твой поступок лучше? — ледяным голосом спросил Ратмир, от которого не укрылась её неспособность назвать вещи своими именами. — Моя мать хотя бы отвечала за неразумное дитя. Ты же распорядилась моей жизнью, не спросясь меня самого.
— Пожалуйста, миленький мой! — взмолилась Мстиша, видя, что речами лишь усугубляет своё и без того безнадёжное положение. Мстислава вскочила и протянула к мужу руки, но Ратмир сделал шаг назад, не позволяя прикоснуться к себе, и это ранило почти так же, как если бы он ударил её.
— Как всегда, ты рассудила, что знаешь лучше. Решила, думая лишь о себе.
Чёрные брови сошлись на переносице, а губы разочарованно искривились.
— Я хотела как лучше! — выкрикнула Мстислава. Ей всё ещё казалось, что беду — теперь она знала сердцем, что стряслась большая беда — можно было исправить словами. — Я люблю тебя!
На губах Ратмира появилась усмешка, которой Мстиша не видела уже очень давно, и от неё по спине пробежал озноб. Зазимец смотрел так, точно ничего не было между ними, ни долгих вёрст, пройденных рядом, ни опасностей, пережитых вместе, ни связанных над караваем рук, ни этих ночей.
— Ты не умеешь любить, — просто ответил Ратмир, и бесстрастная вескость его слов была горше полыни. — И ты ничего не знаешь о…
Вдруг угли в очаге вспыхнули, и Ратмир, не сумев договорить, с беспомощным стоном согнулся пополам. Мстиша перестала дышать. Она понимала, что навлекла на них обоих страшное бездолье, но до конца надеялась, что всё обойдётся Ратмировым гневом.
— Ратмир! — срывающимся голосом позвала она, но когда муж поднял на неё голову, Мстиша отшатнулась. Он весь мелко дрожал, на лбу выступила испарина, зубы стучали, а глаза лихорадочно блестели, и в них плескалось сдерживаемое, но неумолимо нарастающее безумие. — Нет, — прошептала Мстислава, медленно пятясь, — нет, нет, нет!
Ратмир попытался выпрямиться, но его опять скрутила болезненная судорога, и он зашипел, стискивая челюсти. Через силу, держась за стену, он сделал нетвёрдый шаг к Мстиславе, но та отпрянула, задев поставец и опрокинув кувшин, разлетевшийся на мелкие осколки. Оба они замерли, глядя на черепки на полу.
Тяжело дыша, княжич поднял глаза и смерил жену пристальным взором и с мрачным удовлетворением кивнул. Едва держась на ногах и корчась от новых приступов, он добрёл до окна. Трясущиеся пальцы не желали слушаться, пока княжич отворял засов.
— Ратмир, — начиная смутно понимать, что происходит, окликнула Мстислава, но он лишь кинул на неё короткий тёмный взгляд. Его очи стали жёлтыми и чужими.
— Прощай, — глухо вымолвил княжич и вдруг резким, каким-то нечеловеческим движением бросился в окно.
— Ратмир! — исступлённо закричала Мстиша и метнулась к ставням.
Ветер наотмашь хлестнул её по лицу, сбрасывая с плеч косы, но мёртвый чёрный сад был пуст. Только на белоснежном полотне выпавшего за ночь снега виднелась уходящая вдаль цепочка волчьих следов.
КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ
