«Тут нам делать больше нечего», – прикинул внутренний голос, после чего Боря взял плед с кресла, уложил полковника на диване, подложил под голову подушку и укрыл его следом, как и подобает человеку.

Всё-таки у каждого бывает сложный период в жизни.

– Запомни, Боря. Только мы определяем, кому доверить безымянный палец, а кому показать средний, – добавил на прощание полковник и перевернувшись на бок, снова засопел.

Только сантехник вышел на крыльцо, как телефон зазвонил. Подхватил не глядя, спешно прикрывая дверь.

– Боря, я уволилась, – раздался женский голос. – Всё! Готова петь и выступать. Частушки учить? Или стихов достаточно?

Это была Лида Гусман.

– Так, уволилась, понял, – выставил привычный фильтр серых будней Боря. – Я тогда сейчас продюсеру перезвоню и сразу тебе, как встречу назначим.

– Ага, давай. Мне теперь всё равно делать нечего, подожду, – судя по весёлому голосу, девушка была на позитиве. Из трубки едва ли радуга не лилась. - Я же свободная как птица!

Боря скусил лицо, как будто сразу вся радуга в лицо и брызнула. И перезвонил Кобе.

– Моисей Лазаревич, я готов привести солистку на пробы.

– Что значит, готов? А как же конкурс? – откатился на прошлые позиции продюсер.

Коба был как всегда на суете и куда-то очень спешил в этот момент. Отвечал на ходу. Периодически доносились возгласы вроде «тарелочками не звени, обмудок!» или «блядский тромбон-то здесь откуда?».

– Решили же без конкурса, – прикинул Глобальный и сделал подсказку. – Я просто сразу знаю, кто победит. Не будем терять времени.

– Так уж и знаете, Борис? И людей всех подобрали? Надёжные все, да?

– Ну да, – ответил Глобальный, а затем понял, к чему клонят и тут же напомнил о текущем положении дел. – Моя студия, мои тексты, ребята Ромины тоже... мои, – с ходу перечислил Глобальный.

Благо фамилия для эстрадных дел подходила.

– Но права на Город на Неве принадлежат мне, - пытался протестовать Коба.

– Права да, но люди нет. Договор на исполнение у вас только с Романом, – спокойно поправил Боря и тут же внёс ремарку. – Я могу просто собрать новую группу. Тогда каждый останется при своих. Вы с правами и без ничего, мы со всем остальным, но с новым началом. Мне не долго новые тексты бахнуть.

– Но я уже везу группе оборудование! – возмутился Коба.

– Как и я солистку, – напомнил сантехник и дожал. – Так что? Мы всё ещё смотрим в одном направлении? У Романа не так много времени.

– Борис, быть мальчиком – вопрос пола. Быть мужчиной – вопрос возраста. Быть джентльменом – вопрос выбора. Быть мудаком – вообще не вопрос.

«Спроси его, читали ли ему в член Бродского с выражением?» – тут же подколол внутренний голос: «Может, проникнется?»

– Я всего лишь уверен в том, что приведу отличную солистку в группу, – твёрдо добавил сопродюсер, с официальной должностью которого в коллективе ещё не разобрались.

В динамике просочилась реплика «Сеня, гитару паласом не задави!». Затем «Тут же уже были порваны струны?»

После чего Коба немного подумал и добавил:

– Она хоть не картавит? Впрочем, не отвечайте. Это даже сейчас модно. Ой, а она случайно не негритяночка?

– Так-то мы все негры-альбиносы, – прогундосил Боря, не собираясь слишком разгоняться за модными течениями. – Давайте не будем слишком ориентироваться на запад. А лучше – вообще не будем. Он сегодня есть, завтра нет. А искусство – вечно.

– Тогда ваша взяла, Борис, – сдался Коба. – Везите свою девочку. Будем посмотреть. Но не сегодня. Сегодня перевозка и не столь приятный, но необходимый поход к проктологу. Давайте завтра, да? Ближе к вечеру.

– Благодарю за понимание, Моисей Лазаревич. Завтра будем.

Боря отключился первым. Приятно, когда твоё участие в коллективе ценят. Задача ведь не в том, чтобы права качать. Но иногда точно знаешь каким будет следующий шаг и в эти моменты стоит идти до конца.

Если перед тобой стоит выбор мокнуть под дождём или гулять под ним с наслаждением, то любая постановка вопроса зависит лишь от правильной фокусировки.

«Твою бабушку, у неё же скобки!» – напомнил так некстати внутренний голос: «Хотя, может пора снимать? Они вообще влияют на дикцию?»

В попытке разузнать это, Боря уже набирал Лиду, чтобы уточнить этот вопрос. Как вдруг на участке Шаца вновь раздался взрыв. И судя по дыму и громкости, даже мощнее предыдущего.

– Что там опять происходит?! – не понял Глобальный.

Ускорив шаг, сантехник прибыл на территорию. А там Шац стоит, руки на голову сложив. И молчит. Только у бани крыльца больше нет.

Было и не стало!

– Ты куда бычок бросил? – наконец, подозрительно тихо спросил Лопырёв.

– В баночку. Под крыльцо, – ответил тихо крановщик, отмечая торчащие в сугробе тапочки на краю участка, что совсем недавно у коврика стояли.

А коврик тот ещё пойди поищи!

– Так в баночку или под крыльцо? – медленно и ещё тише добавил Матвей Алексеевич.

Всё-таки с философской точки зрения человек не может ничего потерять, так как ничем не владеет. Всё дано ему на время. С пометкой «поиграй и забудь». А у некоторых и то отведённое время сократить могут на нервной почве. Так чего расстраиваться?

– В баночку, – таким тихим шёпотом ответил, что полёвка рядом громче пробежала. – Под крыльцо, – добавил он уже одними губами, скорее обозначив звуки, чем произнеся.

Замерли все втроём. Помолчали.

Дымок стелется над землей прогретой. Веник дубовый догорает у забора. Подкова на берёзе висит, что совсем недавно у входа в баню висела. А крыльца нет. Как и двери. Та дороги валяется. Взрывной волной беседку покосило, стол перевернуло. Но кирпичная кладка мангальной зоны устояла. Как и корпус бани в целом. Блочный, надёжный.

Стасян тут же прикинул на глаз зону разрушения и о потерях отчитался:

– Да тут дверь сменить только, окна вставить новые и сама баня как новая будет. А вместо этого маленького крыльца я тебе целую зону отдыха сделаю, с беседкой срастив, - и крановщик начал вдруг мерить всё широкими руками и на глаз прикидывать. – Всё под единым козырьком будет. Настил деревянный сделаю.

– Настил? – хмыкнул Шац.

– Ну, да, – кивнул Стасян. – Как в Японии будет. Сад камней разведёшь или вроде того. Ну или ёлки бери и стриги, поливай. Ты на яму-то посмотри. Копать уже не надо. Бочку с цементом закопаю. И такой столб подпорочный будет, хоть колоннаду на него ставь. Или хочешь я тебе пруд тут же и организую? В таком хочешь – рыбачь. Хочешь – прорубь. Ща померю… – и в качестве доказательства своих намерений крановщик тут же в яму и спрыгнул.

А у ямы дна и до этого не было видно. В дыму всё и земля как уголёк чёрная. Солнце не настолько встало, чтобы с горизонта поглубже заглядывать.

Быстро всё произошло. Боря только к краю ямы приблизился:

– Стасян?

– Нормально всё! – донеслось метров с пяти, судя по звуку. – Лестницу только дайте! Сам не вылезу.

Щац выдохнул тяжело и сказав:

– А я уже думал всё, оправдал позывной. Вот не человек, а сущее наказание! – чертыхаясь, Лопырёв сам за лестницей и пошёл за здание.

– Есть закурить? – спросил Стасян из глубины, словно не зная чем ещё заняться в прохладной и дымной полутьме.

– Терпи! – посоветовал сантехник. – Как Шац терпит.

– Ну… ладно, – раздался ответ.

И крановщик притих подозрительно.

Шац вернулся с лестницей, что до уровня третьего этажа доставала. Она так и осталась на территории, как крышу закрыли. Всё-таки своровать такую длинную ещё умудриться надо, а из закрытого посёлка на удалении – тем более.

Опустив лестницу в яму, длины едва хватило, чтобы Стасян подбородком края воронки коснулся.

– Зато яма какая, а? – сиял рекламой белых зубов на фоне перемазанного грязью лица крановщик.

– Повезло тебе. Походу, проникающая сторона зарядов в землю целилась, – даже прикинул Шац, пока оба руки крановщику подали.

Стасян только одну руку взял. У Бори. А Шацу с ходу сами кусок какой-то грязи в руки сунул. Хозяин участка только зрение сфокусировать успел. Как тут же присвистнул, лишнее обтирая.