Назначение Алябьева связано с тем, что шесть рот штурмовиков из восьми были сформированы из разных сторожевых-гвардейских полков. Уже началось соперничество между Преображенским, Семеновским и Тушинским полками. Чаще даже не так: преображенцы объединяются с семеновцами против тушенцев, так как последние уже второй год подряд побеждают на соревнованиях и начинают этим кичиться и злить других гвардейцев.

Так что, если назначить командиром штурмовиков кого из офицеров сторожевых-гвардейских царских полков, так можно было усугубить уже не соперничество между полками, а создать условия для чего-то большего, может и вражды. Так что назначение Алябьева — это компромисс для всех.

На деле же оказалось, что полковника Андрея Семеновича Алябьева никак не устраивало такое положение дел, когда между гвардейцами ссоры. Он принялся создавать единый полк, специально придумывая задания, выполнить которые было бы невозможно без коммуникации между выходцами из разных воинских подразделений.

По итогам последней проверки боеспособности войск, принято решение о создании нового царского сторожевого полка, который получил название от государя «ударный». Такое название Скопину-Шуйскому больше было по душе, чем «приступник». Но о том, что у головного воеводы уже была грамота с изложенной волей государя-императора о создании нового полка, Михаил Васильевич решил сказать после штурма Риги и лишь тогда, если… К черту сомнения!.. Когда Рига будет взята!

И вот тот день, вернее ночь, или все же утро, когда тысяча лучших русских воинов, способных даже лазить по крепостным камням, пойдет на приступ крепости. Да, рижане не успели качественно заделать все слабые места своей твердыни, которую не так давно брали русские, потом обстреливали шведы, вновь русские. Вот только это была все равно крепость и тяжелая артиллерия не смогла за более чем два дня создать разломы крепостной стены.

— Пошли! — скомандовал полковник Алябьев, перекрестился, и выдвинулся в сторону крепости.

Штурмовики были обряжены в темные балахоны, которые они скинут, как только уйдет ночная мгла и развеются сумерки, являя миру яркое солнце. А сегодня будет солнечная погода, о чем говорят звезды на чистом ночном небе. Яркое солнце, которое не станет скрывать кровавые следы сражения.

Стремясь не наделать шума, споро, слажено, с одной скоростью для всего полка, штурмовики уже пробежали трусцой то место, куда могли бы ударить еще оставшиеся пушки защитников Риги.

Так никто не воюет! Никто и не ждет подобного. Поэтому, когда дежурная вахта защитников крепости видела странные тени, рижские воины еще с минуту спорили о том, что это такое, и нужно ли подымать тревогу. Воины всерьез опасались своих командиров, которые будут явно недовольны тем, что их разбудили без видимой причины, а дежурный офицер пошел проверять посты на другой участок стены, от куда пока ничего не видно. Но, все же, через минуту, когда стало ясно, что «тени» споро переходят ров при помощи мостков, которые тащили с собой, дежурные побежали к своему уже придремавшему офицеру. Дозорные на стенах опоздали, уже раздались первые выстрелы. Тени подошли к крепости и их увидели воины, которые оставались у крепостных стен и отслеживали вероятность подкопов.

Алябьев бежал и радовался каждому метру, без потерь преодолённому на пути к крепости. Пусть эти странные одеяния и не уютны, словно чернориза, но они уже спасли десять-двадцать штурмовиков, дали чуточку больше времени беспрепятственного бега.

Выстрел! И пуля пролетает рядом со щекой полковника, чуть обжигая кожу.

— Обнаружены! — прокричал Андрей Семенович.

Теперь можно было работать уже и с шумом. Кроме того, русские воины ускорились, но все так же слаженно приближались к стенам города. Штурмовики уже слишком близко, чтобы не иметь возможность отказаться от приступа. Пусть дежурная смена находится на стене, но большинство защитников, в любом случае, спит. И поэтому шансов у русских много. Будь это приступ обычный, когда гремят барабаны, кричат командиры, долго и упорно выстраиваются воины, пришлось сложно, слишком кроваво. Такая подготовка к приступу дает время для защитников. А сейчас?

— Лестница! — кричат командиры десятков.

— Есть! Держу! — отвечают штурмовики, ответственные за установку лестницы.

— Пошли! Пошли! — кричит порутчик и сам подает пример, лихо, быстро, словно зверь, взбирается наверх.

Двое защитников крепости успели взять бугор, но они только приноровились сбросить лестницу, как русский командир уже оказался на крепостной стене и незатейливо, грудью, толкает обороняющихся, расчищая пространство у лестницы. Через всего двадцать секунд весь десяток русских штурмовиков уже стене и помогают командиру. А следом взбирается и командующий, полковник Алябьев.

Чуть в стороне начинается канонада. Скопин-Шуйский приказал большую часть орудий отвести в сторону от того места, где происходит приступ. Теперь рижан отвлекают обстрелом. Горят дома, в городе начинается паника, которая, впрочем, на военных не сильно распространяется. И не все защитники уже осознали, что идет полноценный штурм, а не лишь подготовка к нему.

В предрассветных сумерках рижане могли увидеть много красных кафтанов, которые, вроде бы, приготовляются к приступу. Но темные фигуры уже вырезают дежурную смену на другом участке стены.

— Шаг! Шаг! Шаг! — сам Алябьев командует сражением на стене.

Каждый был с пистолями и воины разряжали их сразу, как только видели врагов, чаще, отдельные бойцы стояли под стеной с поднятой головой и стреляли, как только видели, что кто-то из защитников либо показался, либо всего лишь видна только алебарда или бугор. Выстрелом даже рядом можно не убить, но сбить у противника концентрацию и заставить его укрыться, отказываясь от активных действий. Ну а те, кто уже на стене, борются за пространство. Нужно оттеснить противника, которого набежало немало, но именно такому штурмовиков учили. Исходя из особенностей подобного боя ударный полк и экипировали.

— Шаг! — вновь следует команда и штурмовики делают слаженный шаг вперед, тесня противника.

Сверху на русских воинов обрушивается алебарда. Но чаще длинные ножи, работать которыми в таких условиях более сподручно, чем саблей, впиваются в тела поляков и наемников.

— Бах-бах! — разрывается граната — последнее новшество от Пушкарской Избы.

— Вперед! — кричит Алябьев и напор штурмовиков усиливается.

Взрыв чугунного шара внутри толпы защитников не столько убил или ранил, как оглушил и дезориентировал. Построение расстроилось и русские штурмовики рванули на противника. Кое-кто из рижан, или из наемников, падали со стен, иные пробовали в одиночку оказать сопротивление, но слаженным ударом такой герой быстро получал статус «посмертно».

В это время Михаил Васильевич Скопин-Шуйский уже отдавал приказ двум стрелецким полкам старого строя занять освобожденные ударниками части крепостной стены. Готовились войти в город и гвардейские полки.

*…………*………….*

— Боярин головной воевода, Михаил Васильевич! — взывал к командующему Юрий Дмитриевич Хворостинин, подъезжая на уставшем, чуть ли не заваливающимся, коне.

— Слушаю! — строго и без лишних слов, сказал Скопин-Шуйский.

— Дай гусар, воевода! Да разверни пушки у речной стороны крепости! — Хворостинин начал чуть ли не отдавать распоряжения своему командиру.

— Ты не забывайся! — сказал Михаил Васильевич, при этом в глазах Скопина появились проблески злости. — Говори, что случилось, а что делать — до мое дело!

— Разведка сказала, что конные изготовились ударить по нашим ударникам, укрылись в кустах и лесу и ждут, — быстро доложил Хворостинин, жаждущий участвовать в бою.

Скопин-Шуйский своими словами придержал ранее безынициативного Хворостинина. Впервые Юрий Дмитриевич сам, почти что, принял решение. Впрочем, не дело, когда второй воевода пытается указывать командующему.

— Делай, что должно! — сказал молодой, но полный мудрости, русский военачальник своему подчиненному.