Тертый калач, этот Сапега. Да и род этот сейчас входит в такую силу, что может оставить всех позади [так произошло в РИ с середины века]. И тогда что? Правильно, Сапегам это не спустят и начнется противостояние. Радзивиллы пусть и лишились немалого от противостояния с Россией, но все еще имеют некоторое количество войск. Ходкевичи вот, совсем ослабли. Острожские так же, от чего-то не особо в силе, да и они потеряли немало после краха проекта «Лжедмитрий».

Вишневецкие больше должны быть заняты югом, так как запорожские казаки недовольны резким сокращением реестра после русско-польской войны прошлого года. И этот момент нами упущен. Сюжет с тем, как унижали и чуть не убили, атамана Карелу, возымел свои последствия. Донцы с запорожцами рассорились. Противоречия между казаками усугубились тем, что одни участвовали в войне на стороне короля, ну а иные, сражались за меня, хотя большинство казаков были задействованы на специальных операциях, к примеру в Риге. Но с казаками, что за днепровскими порогами, проводится работа. Сагайдачный рвется к власти и ищет любой поддержки своим устремлениям.

— Ясновельможный пан, вот в толк не возьму я: отчего польская шляхта считает, что она может влиять своими криками на Сейме и на мое решение? Чтобы менять договор, нужны основания, да и те условия, которые можно менять. Я такого не вижу. Киев мы и так взяли, Велиж — это вопрос чести, его Баторий забрал после последней войны, вот и возвернули. Вы предлагаете Мстиславль? Добрый город, но зачем он нам, что там такого? Ничего. Могилев? Так и он не особоливо поможет. Этот город живет за счет торговли с литовскими городами, сложно будет менять торговые пути…А еще нет в России Магдебургского права, потому могилевские мещане будут недовольны переходом под мою руку. Что тогда? — задавал я вопросы, ожидая поддержки своей свиты.

Ранее я своим боярами говорил о том, как важно «давить толпой» на любых послов. Там слово, после подхватывает другой, третий — это все ложиться сильным грузом на того, кого нужно продавить. Сейчас же только я и разговаривал, хотя разрешал встревать в разговор и иным.

— Если я чего доброго для Речи Посполитой добьюсь, то быть мне канцлером и тогда многое решать можно. Я и Радзивиллов и иных за пояс заткну. Есть у Сапег свое войско, земли, нужно малое — политический успех, — выложил истинную причину своего посольства Ян Сапега.

Вот тут я поверил сразу. Наверняка, Сапега сам стал инициатором переговоров, которые бесполезны и не нужны.

— Государь, а я против переговоров! — вдруг, пробасил патриарх. — Православных в Польше, да и в Литве, притесняют, униятство придумали под шепот Лукавого. Не токмо Киев нужен. У нас много войск. Пришли полки с Востока, кочевники, как башкиры, так и калмыки, готовы дать более пятнадцати тысяч воинов, кассимовцы выставят семь тысяч. Для чего мы три сотни пушек отлили? Не на колокола храмовые идет вся бронза, но на пушки. Войском в сто тысяч мы сомнем Литву и Корону за одно лето! И примем православных под крыло свое!

Зря я грешил на молчаливых соучастников спектакля, а с Гермогеном нужно быть еще более осмотрительным. Так сыграть! Может и со мной он периодически исполняет роли?

Сапега проникся. Одно дело, если бы угрозы прозвучали от меня, то это ожидаемо. Но тут церковник говорит о сотне тысяч воинов, пока только мифических трех сотнях полевых пушек. Ну а про пятнадцать тысяч кочевников на нашей стороне, да еще и семь тысяч кассимовцев?.. А ведь уже эти цифры должны сильно пугать поляков. Стотысячная армия, да та, что только что била поляков, с огромным количеством пушек и кавалерии… Да было бы так, можно думать, чтобы брать под свое крыло многим больше, чем я требую, и даже не важно, что проглотить такой кусок будет для России крайне сложно.

— Владыко! — демонстративно грозно я прикрикнул на патриарха.

Я подхватил игру и теперь всем своим видом показываю, что Гермоген только что разболтал государственную тайну.

— Стоит ли мне понимать, что Российская империя собирается объявить войну Речи Посполитой? — собравшись с духом, стараясь, не особо успешно, не показывать своего удивления, говорил польский посол.

— Я могу не объявлять войну, а продолжить ту, которую вы же и развязали. Мира так и нет, несмотря на то, что я договорился с королем, — я задумался. — Вот что… вы же можете предотвратить войну? И тем самым заработать себе авторитет. Подождите месяц в Москве…

— Ваше величество, вы начнете боевые действия? — с явным испугом спросил будущий канцлер.

— Я такого не говорил. Но скажу иное — мы готовы обсудить уменьшение выплат с Речи Посполитой. И это так же будет вашим успехом на переговорах. Сто тысяч… и не торгуйтесь, меньше никак. Вместо тысячи коней, согласен на пять сотен, — сказал я и сделал вид, что мне остальное не интересно.

Я настолько смирился с тем, что Киев уже у меня в державе, что торговаться по его статусу не предполагал. Можно, конечно вывести из этого города все и вся и тогда Киев — лишь место на берегу Днепра. Но я считал необходимым контролировать важную, некогда, торговую артерию.

Кроме того, для дальнейших планов, да и в угоду стратегии развития России, нужно уменьшать логистическое плечо к Крыму. В чем была проблема похода Голицына во времена правления Софии в той истории, которая уже пошла иным путем? Большое расстояние коммуникаций. Войско просто бросили без постоянного обеспечения, а это погибель в полноценной войне, если только не быстрый набег. А как набегать пехотой и артиллерией? Вот и были заведомо убийственными решения по захвату Крыма до времен Екатерины Великой, когда на Днепре, да и не только, уже существовал ряд городов для обеспечения армий Румянцева и Потемкина.

Что же касается поляков, то, да — есть некоторый просчет. Были надежды на то, что договорившись с Сигизмундом, я уже закончил войну. Но сейчас стало очевидным, что нужна еще одна акция, если не устрашения, то «убеждения» и вразумления поляков. Громче всех в Сейме кричит креатура Вишневецких. Это и понятно, так как русский Киев — это большая угроза владениям этого рода. Да, ничего, до рождения, действительно, деятельного князя Иеримии Вишневецкого еще… не знаю сколько, но его еще нет. Но а с иными представителями этого рода мы уже имели отношения, ничего впечатляющего я в них не увидел.

Глава 3

Лубны

17 августа 1608 года

Атаманы Болотников и Карела — это гремучая смесь для врагов. Люди, дополняющие друг друга. Тем более, когда один, Болотников, посчитал себя обделенным участием в великих делах, ну а второй, сильно обозлен на запорожских казаков и тех, кто им покровительствует. Так что, когда поступил наказ государя «пощипать» владения Вишневецких, которые немало помогали запорожцам, Иван Исаевич Болотников направил всю свою нерастраченную энергию на подготовку к такому «пощипыванию». Узнай о то, как рьяно взялись за дело атаманы, государь, попросил бы поумерить аппетиты, чтобы не началась новая война.

Донские казаки, на последнем Казачьем Круге, постановили, что запорожцы зарвались и такое неуважение должно иметь последствия. Карела, раненый и частью изуродованный огнем, чуть не поднял все казачество на войну против запорожцев. Казаки рвались в бой. Они остались на Дону и не участвовали в великих делах: в войне с Польшей и урезонивании ногайцев, от того и томились без славы казацкой. Нашлись все же авторитетные казаки, которые настоятельно посоветовали не убивать всех запорожцев, которые находились или на Дону, или рядом со станицами донских казаков. Но казаки с польских украин прочувствовали, что такое недовольство казаков с русских украин.

Дело в том, что еще недавно, было не понять где какой казак: донец он, или запорожец, может терской. Миграция между казацкими сообществами была массовой. Устраивает запорожский кошевой атаман набег на турку, так и донские отряды примкнут и признают временную власть над собой, того же Сагайдачного. Ну а решили донские казаки пощипать ногаев, так и запорожцы тут как тут. Главное, что определяло казаков были не территориальные принадлежности, или то, с какими государями более всего идут сношения, а вера православная и казацкая воля.