— Да, государь, имеются. Ему дали пострелять с новой пищали Митрофана Лютова. Посол остался весьма задумчив. Ну а после того, как его сопроводили к пушечный приказ, расстроился, — докладывал Лука.

Жаль, очень жаль, что пищаль Лютова, а на самом деле, детище большого коллектива с привлечением даже ювелира, пока не может поступить в массовое производство. Нет ни культуры производства, технологии не освоены. Сделать дюжину, ну пусть двадцать, ружей в месяц — пока это самое большее, на что я могу рассчитывать.

Да, обучаются ученики, скоро рассчитываю на не менее ста оружейников. При этом в Туле и так были те самые мастера, чинившие, иногда и справляющие пищали. Но проблема была еще в том, что каждый мастер крайне неохотно шел на сотрудничество, охраняя свои секреты. Понять можно — это их хлеб. Но для общего дела должны работать все. Крайне не хотелось мне закупать втридорога оружие у голландцев.

Для организации производства, в Тулу, я направлял Ивана Макаровича Маслова. Этот наставник, казалось, умеет и знает все, что только может знать человек в этом времени. Однако, пока о массовом производстве стоит только предполагать. Готов проект оружейных мануфактур, В которых будут целые цеха: по производству ложе, стволов, штыков, замков, ну и сборочный цех. Подобное разделение должно выводить, по сути завод, на проектные мощности в сто пятьдесят-двести ружей в месяц. Но… станки… то, что я помнил и может быть создано в этом времени, уже работает, то же ложе будет точиться на столярном станке с ножным приводом. А использоваться будут более легкие и прочные породы: орех и бук. И то и другое дерево хорошо произрастает на севере Османской империи и их продажа, через контрабанду, вполне вероятна. Ну а одно дерево — это уже дюжина лож.

Но проект, проектом, а пока он не реализован, придется идти по экстенсивному пути через увеличение количества мастеров, которых будут обучать те, кто уже производит новые пищали.

Главное, что было модернизировано в ружьях — замок и уменьшение веса оружия, прежде всего для того, чтобы иметь возможность использовать штыковой бой. Сложно орудовать ружьем в ближнем бою, если вес оружия семь кило и более. Может для человека сильно физически развитого и можно осилить штыковую атаку такими карамультуками, но подобных силачей было мало. Так что уменьшили вес ружья до чуть менее четырех килограммов, если говорить мерами будущего, которые никак не хотят использовать современные мне мастера. Ювелир Акоп Микосян смог поучаствовать не только в создании устойчивой конструкции ударного замка, но, не без моей подсказки, создал крепление для штыка таким образом, что с примкнутым штыком можно было и стрелять. Заряжать ружья с примкнутыми штыками крайне неудобно и травма опасно, но стрелять можно.

Что касается ударного замка, то, к сожалению, он пока кремнево-ударный, что обусловило многие осечки, примерно двадцать на сто выстрелов, а так же быстрый износ огнива, скорое загрязнение нагаром затравочного отверстия. Так же порох нужно было часто менять, так как отсыревал. Но… это был уже большой шаг вперед.

Разумеется, мне, как офицеру, было известно, что такое капсюль. Я даже знал, что прежде в ударно-капсюльном замке использовалась гремучая ртуть. Но вот чего во мне нет, так склонности к химии. Знаю, что и тут нужна азотная кислота, вывести которую не знаю как. Знал бы, так и о бездымном порохе подумал. Я даже некогда лишь фрагментарно знал основы взрывного дела. Как заложить взрывчатку, рассчитать ее количество, это получалось всегда, но как вывести тринитротолуол, не знал. Может еще взрывчатку на основе марганца и пороха мог бы сладить, но марганца тут, вроде бы, не знают.

Между тем, я посчитал, что инновации в оружии должны идти эволюционным путем, схожим с тем, какой был в иной реальности, может только с частичной корреляцией. Придем и к капсюлю, но позже. Есть еще опасность, что с нашим, пока не сильно развитым, образованием, как и профессионализмом, мы рискуем очень быстро оказаться далеко позади европейской военной мысли, основанной на новом вооружении. Как тогда пойдет дело? Мне, к примеру, нужна Тридцатилетняя война, в которой чуточку, но я собираюсь поучаствовать.

Так что с новым вооружением нужно быть осторожнее. Лучше вначале подождать и создать систему производства на не столь революционном оружии. Ну а после иметь в кармане и другие козыри, вынимать которые следует по мере развития политической ситуации. Хотя… гранаты нужно было бы продумать.

— Можно приглашать, государь? — спросил меня Лука, вытаскивая из отрешенных размышлений.

— А сколь долго Сапега сидит у императорского зала? — спросил я.

— Более часа! — ответил Лука, который прибыл неделю назад с поездки по моим личным земельным угодьям и я его сразу же взял в оборот.

Хорош он, как секретарь. Мне бы клонировать его, да еще умника и бывшего алкоголика, Ивана Маслова, Пожарского можно, хорошо работает… оказывается, не так и мало у меня исполнителей, которые могут решать поставленные задачи. Скопина еще… нет его не надо, чтобы от клона не получить конкурента в борьбе за трон.

— Давай! Но сперва путь Семен Васильевич Головин зайдет и патриарх, — сказал я и, когда Лука удалился, добавил. — А то еще не понятно, кто кого мурыжит. Я же тоже сижу и жду встречи.

— Ваше императорское величество! — с ходу ошарашил меня Ян Сапега.

Это как у них пригорело, что ко мне так обращается официальный польский посол?

— Твое приветствие, посол… это признание Речью Посполитой Россию империей? — задал я уточняющий вопрос.

В это время три писаря писали на гербовой бумаге грифельными карандашами. Это еще одно изобретение, которые имеется практически в единичном исполнении. Казалось, чего там сложного? Выточить деревяшку и спрятать внутри грифель. Но… а где взять грифель? В России его не было, либо пока не нашли залежи, а в Германии были. Так что купили там, не много и за дорого. Но для использования в царской канцелярии пока хватает. Хотелось бы для продажи. Тут я решил продумать ситуацию с производством карандашей в Германии. Пусть есть риски, тем более в преддверии Тридцатилетней войны, но производства можно же быстро вывезти, как только в Праге начнут выкидывать имперских чиновников из окон в гуано.

А еще может быть интересный подход с работой карандашами, когда некоторые пункты договора или разговора можно подтереть. Нет, каучука у меня нет, хотя и дал задание найти хоть немного сока гевеи. Но есть хлебные стерки. Они пусть и мало эффективны, но кое-как стирают грифель [до появления резиновых ластиков хлебные стерки, действительно использовались даже в середине XIX века]. Грязно стирает, но и чернила часто размазываются, так что погрешности имеются, но не критические. Нужно все-таки попробовать сварить одуванчики, хотя бы для ластиков.

Вот напишем стенограмму переговоров с Сапегой, он поставит подпись и свою печать. А мы проанализируем, может и найдем что-то, что можно в нашу пользу подтереть и переписать. Писари-то наши, подчерки не будут меняться. А после предъявить бумаги, на которых будет личная печать Яна Сапеги. Так и утопить можно вероятного будущего канцлера, да и вплоть до того, чтобы завербовать.

— Это мое обращение, государь-император, дабы выказать личное почтение к вам, — поспешил оправдаться посол.

Ну от Польши я жду признания России, как империи, в последнюю очередь. Это государство само еще недавно претендовало на «имперскость» и могло бы у них и выйти. Но… война поляками проиграна, их экспансия не состоялась.

— Зачем ты тут, посол? Сообщить, что Сейм принял мирный договор? — спросил я.

— Нет, государь-император, меня послал мой король по прошению Сейма. Мы не можем пойти на те условия, что были вами выдвинуты, — Сапега развел руками, типа «я-то только за мир, но что поделать, если таких, как я мало».

— Мне готовить объявление войны? Это удобно, ты же здесь, вот и вручу! — я состроил зловещее выражение лица.

— Не для того, я здесь, ваше величество, а чтобы условия нашего мирного сосуществования был приемлем для России и для Речи Посполитой, — Сапега не впечатлился моим грозным видом.