Степняки шли, словно на прогулке. Их кормят, обеспечивают фуражом, погода благоприятная, так чего не прогуляться? Тем более, что государь обещал и оплату, если, вдруг, так станется, что воины Степи останутся без трофеев.

Вот и Степан Иванович Волынский перенимал эстафету у Андрея Андреевича Телятевского. Тут, в Бахмуте все было готово к встречи союзных степняков. Пять тысяч стрелецко-казацкого войска, да еще прибыл армянский полк нового строя в более чем тысячу воинов, семь тысяч донских и две тысячи терских казаков под общим командованием Ивана Мартыновича Заруцкого — это большая, огромная сила, особенно с восьмьюдесятью четырьмя пушками. Пушкарский Приказ в последнее время льет много пушек. Ну а то, что прошлым летом прибыл в Астрахань большой караван с селитрой от персов и государь все и без остатка приказал купить, позволило сделать немало пороха, который и остался на южных русских украинах.

— Мои казаки заприметили много крымцев… два войска татарвы на северо-запад от Перекопа. Там есть и турки, — ошарашил всех собравшихся на Совет наказной воевода Заруцкий.

— Не спутали ли чего? — недоверчиво спросил Андрей Андреевич Телятевский.

Большой отряд дворянской конницы Телятевского уже завтра должен был отправиться обратно к Волге, чтобы встать на оборону прибывающих соледобытчиков от Строгоновых к Баскунчаку. Да, ногайский мурза, что обитает рядом с солеными озерами, обещал, что рабочим ничего не будет угрожать. Но есть ли полное доверие к ногайцам, тем более, что часть воинов оставшихся лояльных России ногайских мурз отправляют свои отряды в общее войско на войну с Польшей. Так что Андрей Андреевич уже был весь в мыслях об устройстве земляных крепостей у соленых озерах, а тут новые вводные.

— Не спутали, — строго припечатал Заруцкий.

Телятевский переглянулся со Степаном Ивановичем Волынским. Они оба были на Боярской Думе, когда, кроме многих прочих, государь говорил об выгодной для России обстановке в Крымском ханстве. То, что в Крыму будет гражданская война между ханом Тохтамышем, сильно обозленным за убийство своего брата и калги Сефира, и Селяметом, оговаривалось. Вступающая в силу наложница султана Кесем смогла убедить османского правителя поставить на Селямета, ну а Тохтамыш решил побороться за свою власть и жизнь.

Теперь, когда стало известно о двух крымских войсках, скорее всего, изготовлявшихся к битве, появляется очень серьезное окно возможностей. Напрашивался главный вариант развития событий: крымцы бьются, а русские добивают победителя.

— Что? — от Заруцкого не прошли мимо переглядывания бояр. — Говорите и мне!

Атаман говорил жестко, он вскипал. Давно уже не ластился с любимой женой, почитай два месяца. Ну а другие девицы стали неинтересны. А тут еще давило на атамана, что он ведомый в семье и жена знатная, а он… Так что, становившийся покладистым и рассудительным, Заруцкий вновь ощущал последствия давления на разум разгоряченной казацкой крови.

— Охолони, атаман! — жестко ответил Андрей Андреевич Телятевский. — Ты казак лихой и буйный, потому и не хотели тебе говорить…

— Так что ж я в неведении томиться буду? Мои казаки по Степи бегают, да вести собирают, уже и некоторые головы сложили в стычках с крымскими разъездами, а вы решили не говорить что-то? — Заруцкий встал и даже положил руку на эфес сабли.

— Охолони, говорю! — жестко припечатал Телятевский, так же вставая, следом за ним поднялись и Волынский с полковником Саргесом Милкояном. — Нынче расскажу, но прыть свою охлоди!

Чинно, с видом победителя, Заруцкий сел на лавку и жестом руки, ерничая, издевательски, предложил сделать тоже самое и другим членам Совета.

— И как с тобой таким достойная женщина уживается? — проворчал Волынский.

— На тебе показывать, как мы уживаемся, не стану, ликом не вышел! — Заруцкий засмеялся.

Такие слова можно было счесть и за оскорбление, но в общении с казаками позволялось немного, но больше допустимого в разговоре, например, со шляхтичем. Ну а Волынский, как и Телятевский по долгу службы, вынуждены подстраиваться под манеру общения. Поэтому хохотали все, разряжая обстановку.

— Ну так что? — отсмеявшись, спросил Заруцкий.

Волынский с Телятевским и рассказали о том, что знали о крымских делах. Упомянули они и о том, что государь-император размышлял, как более выгодно использовать обстановку в Крыму. Звучали предложения даже заключить с Тохтамышем мирное соглашение и оказать военную помощь. Но хан, напротив, запросил не помощь, а выполнение неких обязательств Москвой, как вассалом, ну и выплатить все поминки за два года и еще за три года вперед. Россия была поставлено в неловкое положение. Да, хотелось оказать помощь, но любые поставки в Крым — это репутационные издержки. Какая Россия империя, если платит дань ханству? Правда, там что-то сладилось, но без участия Телятевского и Волынского, а больше по ведомству Захария Ляпунова.

— Посчитали, что я поведу своих казаков в битву с крымцами? — спросил Заруцкий. — Так я и думаю так поступить. Али иное решение видите?

— Не вмешиваться. Пусть собаки грызутся, у нас свои дела! — высказался Телятевский.

При этом Андрей Андреевич произнес свои слова неуверенно. Ему так же больше всего хотелось пощипать крымцев. Ведь может так статься, что, разбив большое количество крымских воинов, крымцы забудут дорогу на русские украины, хотя бы на десять лет. А там уже и новая засечная черта будет во всю работать. Да и казаки планировали совершать лихие набеги на крымские города в будущем. И, чем меньше в Крыме будет воинов, тем больше шансов на успех любого военного мероприятия против наследников Великой Орды.

— Правильно, что не рассказывали. Не знал бы, таки был уверен, что вы люди смелые, — Заруцкий продолжал провоцировать воевод.

— А не пошел бы ты, Иван Мартынович, к лешему. Уводи своих казаков, не нужна твоя помощь, сказал Телятевский, зло и с прищуром смотря на Заруцкого.

— Прости, Андрей Андреевич, не ведаю, что со мной. Жонка, сын, — сие не привычно. Они там, а я здесь. Еще бы в чистом поле, да с саблей наголо, ворога бороть, да, нет, — сижу здесь, сплю да чревоугодничаю. Скоро бражничать буду, — повинился Заруцкий.

— А что, Андрей Андреевич, может, и ударить по супостату, — решил высказаться Волынский. — Не быть нам никогда в союзе с крымцами.

— Думаете, я не хочу ударить по крымцам? Токмо сие вопрос державный. Коли турка там есть, то не след встревать. Мы не можем воевать нынче еще и с османами. Впрочем, — Телятевский посмотрел на Волынского. — Степан Иванович, тут тебе решать, я степняков привел, свое государево дело сладил.

Со скамьи приподнялся Саргис Мелкоян.

— Где увижу турку, бить его стану, грызть зубами его буду. Мне турка семью убил, — решительным взглядом армянина проникся даже Зарутский.

Наступила пуза, что и как делать было не особо понятно, хотя у Волынского появились взгляды на этот счет. У него под рукой просто невероятное количество степняков, не мало казаков, а после, если возникнет на это необходимость, всегда можно сказать, что это неуправляемые степняки сами решили напасть, а мы, официальные власти, приносим, значит, наш «пардон».

— Собирайте Военный Совет с командирами воинов степи! — принял решение Волынский.

*……………*……………*

— Сын собаки! Он решился выставить моих же воинов против меня! — сокрушался Селямет. — Мальчишка! С кем воевать собрался?

— И все же у Тохтамыша собралось немало воинов, — в отличие от крымца Селямета, османский чорбаджи [полковник] говорил спокойно, с ленцой.

Юнус Челык был единственным, кого смог, или захотел, выделить в помощь Селямету падишах и османский султан Ахмед. Уже вернулось часть османского войска из Анатолии, где окончательно покорены, либо замирены, восставшие племена и чернь. Блистательная Порта могла бы выделить значительно больше войск, чем один полк янычар и пятнадцать пушек. Таким жестом султан лишь подчеркивал, какую именно сторону он окончательно принял, и, что видит крымским ханом только Селямета. Хотя после засады на крымскую делегацию, которая возглавлялась калгой Сефедом, и направлялась на поклон к султану, никаких недомолвок больше не существовало.