Она протянула мне три узких ножа с резными костяными рукоятками, тоже сплошь изрезанные рунами и коловратами. Ещё один она оставила у себя.
Я пригляделся к артефактам. Каждый светился в магическом спектре, обладая довольно весомым зарядом эдры. Занятно. Это ведь не эмберит, а обычная кость. И при этом эдра не смешалась с материалом, не видоизменила его, а именно удерживается внутри, как в сосуде…
— Нашёл время разглядывать! — строго окликнула меня мать. — Быстрее! Времени у нас не так много.
«Ну, ма-а-а-м!».
Я вздохнул и, обогнув стол, вокруг которого тесно сгрудились осокорцы, протопал в дальний угол избы. Встав на скамью, вонзил первый клинок в верхний венец брёвен. От рукоятки в сторону Дарины тут же протянулся шлейф эдры — будто натянутая нить.
Так, теперь второй…
В руках у меня оставался последний кинжал, когда вдруг грянул Зов.
Я не чувствовал этого прежде, но сразу понял, что это оно. Это нельзя было спутать ни с чем. Что-то извне — огромное, безликое, неумолимое, как прибой — вдруг вторглось ко мне в голову, обрушилось, будто гигантский столб воды, оглушая, ослепляя, сбивая дыхание. Я, кажется, на какое-то время вообще потерял сознание, а очнувшись, не мог понять, где нахожусь.
Если этот первый удар был похож на мощную оплеуху, то последующее влияние было гораздо мягче, почти незаметным — словно лёгкое головокружение. Перед глазами всё плыло, в ушах шумело, и при этом неудержимо хотелось вырваться на воздух. Стены, казалось, вот-вот обрушатся на меня, раздавят под своим весом. А там, снаружи, можно будет вдохнуть полной грудью. Можно будет рвануть прямо в чащу, бежать, не разбирая дороги, туда, куда манит далёкий, но такой притягательный маяк.
Я осознавал, что эти мысли и побуждения навязаны извне. Но отбросить их было нелегко. И Дар Пересмешника тут не помогал — мне попросту не за что было ухватиться. Зов был непохож ни на одно из проявлений эдры, с которыми мне доводилось сталкиваться до сих пор. Я даже не видел тянущихся ко мне нитей — казалось, Зов возникает прямо внутри моей головы, засел в ней, будто заноза.
Зажмурившись, я зарычал, замотал головой, пытаясь избавиться от наваждения. Когда открыл глаза, ненадолго сознание прояснилось, но легче от этого не стало.
Вокруг меня бушевали тьма и хаос. Висящий на потолочной балке эмберитовый светильник в решетчатом железном плафоне на цепи раскачивался из стороны в сторону, неровно мерцая и вызывая бешеную пляску теней на стенах избы. Люди, сорвались со своих мест и беспорядочно метались, сталкиваясь друг с другом и прорываясь к выходу. Стол и лавки были опрокинуты, под сапогами хрустели осколки глиняной посуды.
Кто-то рядом оглушительно ревел, разрывая на себе рубаху, и я с ужасом увидел под тканью бугрящуюся, быстро покрывающуюся густой шерстью плоть.
Данила, младший из Колывановых! Вместо головы у него уже уродливая, разбухающая на глазах звериная башка, ладони превратились в широкие медвежьи лапы с чёрными когтями…
Демьян тоже оскалился клыками, глаза его полыхали янтарным светом. Он, обхватив сзади Нестора, пытался удержать того на месте, но тот тоже рвался из стороны в сторону, а лицо его вытягивалось на глазах, превращаясь в звериную морду.
Орали, кажется, все одновременно — рычали оборотни, отчаянно матерились осокорцы, в углу истошно голосила какая-то женщина — похоже, жена старосты. Её тонкий визг ввинчивался в мозг, будто раскалённая спица. Пахло гарью — кто-то зацепил заслонку на печи, и топка полыхала багровым зевом, с треском выплевывая раскалённые угольки прямо на доски пола.
Зов накрыл меня снова. Это было похоже на медленную пульсацию или волны прибоя — ментальное давление то резко накатывало, чуть не лишая сознания, то отступало, давая отдышаться, но при этом продолжая тянуть прочь из избы. Причём, если сопротивляться — становится ещё хуже. Я чувствовал себя рыбой, которую подсекли на крючок, и теперь любое движение загоняет острие всё глубже в плоть. Легче всего поддаться силе, тянущей тебя из воды…
В этот раз очнулся я на полу — не то сам упал, не то сшиб кто-то. По полу тянуло холодом — похоже, дверь наружу распахнута. Окружающие звуки настигли меня с запозданием, зато будто все разом и на повышенной громкости. Снова женский визг, грохот бьющейся посуды, рычание, треск ломающейся древесины. В ноздри вдруг ударил сырой железистый запах крови. Кто-то ранен?
Во рту тоже был привкус крови — губа оказалась разбита. Перед лицом в считанных сантиметрах мелькнули чьи-то сапоги — прямо надо мной сцепились два незнакомых мужика из осокорцев. Не на шутку сцепились — с мордобоем, укусами и тасканием за волосы. Я рывком вскочил, отпихнул их в сторону, огляделся…
— Нож! Но-о-ож! Богдан!!
Крик Дарины прорвался через всеобщий ор, стоящий в избе, лишь каким-то чудом. А может, это я просто умудрился его вычленить, увидев в противоположном углу саму шаманку, забравшуюся на скамью рядом с разрисованной рунами стеной.
Я вспомнил про последний нож в руке и даже увидел шлейфы эдры, тянущиеся от него к трем углам. Я ринулся к последнему углу, чтобы замкнуть контур. Пришлось пробиваться силой — находящиеся в избе люди превратились в обезумевшую толпу. И что хуже всего — часть этих людей были совсем не люди.
Данила — а это огромное мохнатое чудовище могло быть только им — как раз рванул мне наперерез, расшвыривая всех на своём пути. Меня тоже чуть не сшиб с ног, но я умудрился отскочить, и оборотень вырвался наружу, заодно чуть не сорвав дверь с петель.
Меня снова накрыло, и безудержно захотелось последовать его примеру. Ноги сами собой понесли меня к выходу, и борясь с собственным телом, я отшатнулся в сторону и рухнул на колени. Зарычал, пытаясь избавиться от засевшего в мозгу крючка. Но как, если даже лески не видно⁈
А что, если…
Я сосредоточился на своём тонком теле, высматривая изменения. И обнаружил его! Крохотный, размером с монету, полупрозрачный сгусток эдры, почти сливающийся с остальным тонким телом, но сейчас выдающий себя довольно яркой пульсацией. Засел рядом с головным Узлом, запустив в него тонкие щупальца, будто насекомое.
Я безжалостно раздавил его, разложил на нейтральную эдру, и в голове тут же прояснилось — будто рубильник повернули.
Осознание происходящего тоже наступило моментально, как вспышка. Нет никакого шлейфа, тянущегося прямо к Древу. Осокорь, похоже, просто развеивает по округе что-то вроде семян или личинок, которые внедряются в мозг и потихоньку подчиняют разум носителя себе. По ночам он просто пробуждает эти семена, активирует их удалённым сигналом. И понятно, почему они лучше действуют на Одарённых — они могут подпитываться эдрой из тонкого тела, становясь ещё сильнее.
Правда, при таком раскладе защитный контур Дарины, скорее всего, не имеет смысла. Эти чёртовы семена ведь уже внутри…
Я всё же добежал до угла и, подпрыгнув, вонзил нож в стену. Заодно поделился собственной эдрой, подпитывая контур так, чтобы нити эдры, соединяющие кинжалы по углам и сложный чертёж на стене, засияли ярче, быстро опутывая стены, пол, потолок крупной сеткой.
Не помогло.
Я, похоже, остался единственным, на кого не действовал Зов. Не знаю, сколько времени прошло. Мне показалось, что всего пара минут, но судя по тому, что творилось в избе — всё-таки гораздо больше. И обезумевшие под его действием люди успели натворить бед. Похоже, то, что мы укрылись всей толпой в одной избе, сыграло злую шутку. Часть людей выбежало наружу, но кто-то серьёзно пострадал. На полу валялись без движения двое, и рядом с ними растекались, впитываясь в доски пола, тёмные пятна крови. Ещё двое были серьёзно ранены — рубахи в крови, глаза заплыли от свежих фингалов.
Хуже всего обстояли дела с Одарёнными. Младший Колыванов исчез, но оставшиеся братья сцепились между собой. Демьян и Варя, сами с трудом сохраняя остатки рассудка, пытались их растащить. Не удивлюсь, что именно оборотни и подрали кучу народу в этой свалке.
